Страница 10 из 43
В поправках, которые предложил Робеспьер, отразились некоторые общие принципы его стратегии: убеждение в возможности привлечения большинства Конвента на сторону якобинцев, уважение прерогативы национального представительства и признание недопустимости его роспуска. Но сказалось, конечно, и то, что «девятый вал» кризиса, связанного с предательством Дюмурье, миновал, и якобинские вожди сочли необходимым изменить тактику. Характерно, что Робеспьер в многочасовой речи утром 10 апреля, разоблачив политическую линию жирондистских лидеров со времени Законодательного собрания, воздержался от того, чтобы, как он сделал это 3 апреля, решительно и недвусмысленно потребовать обвинительного декрета против них. Он и его соратники вновь главное внимание обратили на борьбу за общественное мнение всей страны. 5 апреля Якобинский клуб постановляет: направить народным обществам новое обращение, в котором призвать департаменты «наводнить Конвент петициями, выражающими официальное требование немедленного отзыва» жирондистских лидеров{79}. Робеспьер предлагает активизировать деятельность корреспондентского комитета клуба (информировавшего провинциальные народные общества о делах центрального столичного общества) и приступить к изданию патриотических газет и т. д. Вожди якобинцев стремились добиться благожелательного волеизъявления департаментов.
А делегаты 35 парижских секций, собравшись во дворце Епископства, переработали проект петиции секции Хлебного рынка в духе предложений Робеспьера и 15 апреля представили его в Конвент. В окончательном варианте обвинительная часть проекта была значительно расширена и заострена против жирондистов. С самого начала оговаривалось, что «большинство Конвента чистое» и что петиционерам чужда «анархическая» идея его роспуска. Но 22 депутата-жирондиста были поименно названы и осуждены как нарушившие, по мнению парижан, волю своих избирателей. Сформулировав обвинительный акт против жирондистских лидеров{80}, парижские секции отказались от вынесения приговора. Они требовали, чтобы выраженное ими мнение вместе со списком обвиняемых депутатов было послано в департаменты, присоединение которых, как они считали, даст ему силу закона и приведет к изгнанию из Конвента поименованных жирондистских лидеров{81}.
Итак, большинство парижских секций впервые определенно и официально высказало свое отрицательное отношение к жирондистам и их пребыванию у власти. У антижирондистского движения появился лозунг — устранить из Конвента 22 жирондистских лидера. Петиция 15 апреля, разработанная активистами секций под влиянием Горы и при тесном контакте с якобинскими лидерами, включая Дантона{82}, явилась выражением политического союза монтаньяров с парижскими секциями. В убедительную демонстрацию союза вылился и процесс над Маратом.
Когда в Париже узнали о декрете Конвецта против Марата, возмущению, похоже, не было предела. В народе стали говорить, что «плохие депутаты хотят удалить этого проницательного Аргуса». А люди поэнергичней требовали «дать отпор коварному замыслу Бриссо» и установить охрану у дома Марата из 400–500 вооруженных граждан. Полицейские донесения предупреждали о «всеобщем недовольстве» и возможности народного выступления. Робеспьер на заседании Якобинского клуба 12 апреля призвал членов общества и граждан с трибун разойтись по своим секциям, чтобы обеспечить в них спокойствие{83}. Прямого вмешательства народа не последовало, но его давление было зримым и весомым. 24 апреля Революционный трибунал признал обвинения, содержавшиеся в декрете Конвента, несостоятельными и при большом стечении бурно аплодировавших парижан оправдал Марата. С венком из дубовых листьев на голове, сопровождаемый многотысячной толпой{84}, Марат предстал перед Конвентом и вновь занял свое место среди депутатов. Расчеты жирондистов на то, что предание Марата суду дискредитирует якобинцев и их трибуна, потерпели фиаско. После процесса само его имя обрело такую популярность, что стало девизом, паролем, символом. «Да здравствует Марат!» стало боевым кличем для радикальных активистов, готовившихся к решающей схватке с жирондистами, лозунгом солидарности и сплочения всех демократических сил{85}.
Образование антижирондистского союза монтаньяров с большинством парижских секций было знаменательным проявлением социально-политических сдвигов, происходивших во французском обществе. 1793 год начался почти повсеместным усилением напряженности. Процесс над королем оживил роялистскую агитацию, а гулкое эхо острой схватки партий в Конвенте прокатилось по многим департаментским центрам и торгово-промышленным городам страны.
Новое, катастрофическое ухудшение внутреннего положения республики последовало за опубликованием декрета от 24 февраля. Предписанный им единовременный набор 300 тыс. волонтеров был делом беспрецедентным. Вся французская армия насчитывала к тому времени 228 тыс. человек. Если старая армия была наемной, а пополнения 1792 г. проводились на добровольных началах, то теперь пришлось поставить вопрос о назначении волонтеров народными собраниями либо определении их жребием в дополнение к добровольцам. Фактически это была частичная мобилизация и предпринималась она в тот момент, когда над страной еще не нависла непосредственная угроза интервенции: армии республики находились в Бельгии и на Рейне. Если даже в Париже проведение набора натолкнулось на большие трудности, то провинцию, особенно отсталые в политическом отношении сельские районы, буквально потрясли выступления врагов революции и крестьянские волнения. Они серьезно повлияли на общий ход борьбы весной 1793 г. и предопределили в немалой мере территориальное размежевание центров революции и очагов контрреволюции в национальном масштабе, степень которого в полной мере обнаружилась уже после победы антижирондистского восстания. Образовалось три, помимо вандейского, центра сопротивления декрету от 24 февраля: северо-западный (9 департаментов Бретани и Нормандии), восточный (Ду, Кот д’Ор, Об, Нижний Рейн) и южный (14 департаментов — от Роны и Луары до Жиронды), т. е., включая область вандейской войны, более трети всех департаментов Франции{86}, Эта сводка, составленная французским историком Ж. Паризе, объединяет самые различные виды сопротивления: от вырубания «деревьев свободы» до массовой вооруженной борьбы. Важно разграничить их. Роялистская агитация, брожение, отдельные вылазки врагов революции отмечались в целом ряде департаментов запада и юга, а также в восточных департаментах (например, Кот д’Ор). Локальные мятежи, охватившие одну или несколько коммун, иногда целые кантоны и сопровождавшиеся образованием сборищ, массовым отказом от выделения волонтеров, оскорблениями и даже убийством уполномоченных по проведению набора, имели место в департаменте Нижнего Рейна, Тарн, Авейроне, Гар, Эро, Дордонь, Ланды и др. Обычно эти вспышки гасли после разъяснительной работы, которую комиссары Конвента или местные власти проводили в присутствии национальной гвардии соседних городов. Дело ограничивалось арестами, иногда казнью вожаков, без применения оружия против массы.
ЖАН ПОЛЬ МАРАТ
Иной, более серьезный и опасный для республики оборот приняли события в части Бретани, Анжу и Пуату. В Бретани в середине марта мятежные отряды захватили и разграбили два центра дистрикта Рошфор и Рош-Бернар, осадили центр того же департамента Морбиана-Ванн. Внутри треугольника, образованного тремя центрами соседних департаментов: Ренн — Ванн — Нант, оплотом властей оказался лишь один город Редон, осажденный отрядом из 1200–1500 мятежников, который занял господствующие над городом высоты. Да и сам Ренн — столица департамента Иль и Вилен и стратегический центр всей Бретани — был блокирован на северо-западе, западе и юго-западе. Отдельные схватки имели место в 5–6 км от Ренна, а в 50 км к востоку едва не был захвачен город Витре. Комиссары Конвента, посланные для проведения набора в департаментах Кот д’Ор, Финистер, Морбиан, Нижняя Луара, застряли в Ренне и посылали в Париж отчаянные призывы о помощи.