Страница 44 из 50
- Я имею доказательства, - с той же бесчувственной твердостью в голосе сказал Аннахарсис.
Я помню, как он сидел рядом со мной: голова, застывшая вполуобороте, ровно и недвижно лежащие на коленях руки, похожие на старые иззубренные мечи.
Я вспоминаю себя: я сам, подобно страшному старику, сидел как изваяние, не чувствуя ни гнева, ни боли. Пустота заполонила душу, и стук сердца отдавался в ней тем злобным стуком по пустому медному шлему.
Доказательств я не помню. Рассудок противился им, хотя невольно отмечал стройность и неопровержимость четкой, как выветренный скелет, логики. Как тонко и неотступно нужно было следить за нашей жизнью, чтобы так искусно извратить нашу дружбу!
- Довольно, - наконец сказал я жрецу. - Уходи.
- Ты не поверил моему предостережению, - вздохнул он. - Но иного я от тебя и не ждал. Мой долг исполнен. Ты - избранник правды, и она сама стекается к тебе отовсюду. Я не завидую твоей судьбе.
- Где душа твоя, жрец? - не выдержал я. - Ты - старый и с виду мудрый человек. Зачем же пришел в чужой дом?.. Неужели не дрогнула в тебе ни единая жила?
- Ты молод, - снова вздохнул жрец, поднимаясь со скамьи. - Позже поймешь.
Последние мои слова, сказанные жрецу, помню, были такими:
- Благодарю тебя, отец фиаса. Ты учишь меня быть беспощадным.
Жрец ушел, а я остался - с изможденной душой.
Далеко за стенами Города Эвмар почувствовал мое смятение и спустя час не вошел - ворвался в мой дом. В глазах его горела тревога.
- Тебя посетил старик, - уверенно определил Эвмар, он никогда не называл жреца оскорбительными именами. - Чем он поразил тебя?
В этот миг я понял, что клевета, повторенная моими устами, поразит Эвмара сильнее, чем час назад - меня самого.
Скрыть ее от него я тоже не мог. Я усадил Эвмара рядом и стал рассказывать. Я смотрел ему в глаза и старался говорить как можно мягче, спокойнее, рассудительнее.
Эвмар умел сохранять выдержку: слушая меня, он лишь кивал в задумчивости.
Когда я кончил, он медленно вздохнул.
- Ясность необыкновенная, - тихо произнес он, отводя глаза в сторону, на окно. - Трудно не поверить.
Я хотел успокоить его.
- Эвмар, не сомневайся в моих силах, - сказал я ему. - С рассудком я справлюсь... Мою душу ты научил отличать правду от клеветы. Ныне ты можешь положиться на меня.
Эвмар кивнул, не обращаясь ко мне.
- Ты прав, - еще произнес он глухим, сумрачным голосом и нерешительно поднялся.
Мне показалось, что он услышал чей-то зов, и не стал ей удивляться его внезапному уходу, ни удерживать его.
Мы вышли во двор, Эвмар смотрел прямо перед собой, и я заметил в его походке странную медлительность, даже робость, однако вновь сдержал тревожный вопрос.
Так в молчании мы достигли ворот.
Эвмар шагнул одной ногой на улицу и вдруг на этом шагу замер в неподвижности...
Я заглянул ему в лицо и увидел, как тускнеет его остановившийся взгляд, как в мертвенности застывают черты лица, как каменеет весь он, словно обращаясь в изваяние, но изваяние нестойкое, пугающее глаз готовностью к какому-то резкому, неизбежному и губительному движению, изваяние, готовое вот-вот с грохотом расколоться.
Мне стало не по себе. Я смотрел на него, затаив дыхание. Сердце мое стучало все сильнее. На меня напал страх.
Наконец я не выдержал и тихо позвал его по имени. Он оглянулся, как бы в недоумении, и я похолодел: глаза его были затянуты мутной поволокой.
Со странной опаской оглядел перед собой мостовую и вдруг проговорил с натужным хрипом, словно задыхаясь слюной:
- Псы... псы...
Я отпрянул: мне показалось, что Эвмара ударили сзади по голове. Он вздрогнул всем телом и стал валиться на бок. Испуг приковал меня к месту.
Эвмар, скрючившись, лежал в воротах - и вдруг страшная судорога растянула все его тело, как тетиву, и тут же отбросила в сторону, ударив головой о створ. Кажется, я вскрикнул в ужасе: кровь вылилась ручьем, покрыла весь лоб Эвмара. Ярко-алый цвет вдруг привел меня в чувство, я кинулся на колени и, не помня себя, обнял руками голову и плечи друга. Родился новый страх: что я не удержу его и он расшибется насмерть. И одна лишь мысль билась шепотом у меня на губах - хорошо, что нет Невии, хорошо, что в доме ее нет.
Тело Эвмара словно бы гудело подземным гулом, оно вздрагивало волнами от ступней до затылка. Я шептал молитвы и прижимал его к себе с силой, какой только владел.
Наконец волны стали слабеть, и гул стих. Тело Эвмара обмякло.
Я с осторожностью и с большим трудом затащил его во двор, прикрыл ворота и, не зовя никого, сам бросился за водой и полотенцем. Когда я вернулся, Эвмар дышал уже ровно и глубоко, хотя по-прежнему с хрипом. Я вытер кровь с его лица, с губ - полоску густой пены, вытер алую лужицу на камнях. Руки дрожали.
Пока я лихорадочно убирал кровь, словно боясь, что Эвмар увидит ее, взгляд Эвмара начал проясняться, пропала белесая поволока, он с трудом шевельнул губами.
Наконец он тяжело поднялся на ноги. Опираясь на мое плечо, он вернулся в мой дом и, постояв немного в молчании, сел в кресло.
- Как ломит... - пробормотал он.
Обхватив руками голову, он повел плечами и, морщась, выгнулся.
Кровь продолжала тонко сочиться со лба, растекаясь по бровям и переносице. Эвмар невольно размазал ее пальцами, взглянул на них. Я протянул ему чистое полотенце. Он посмотрел мне в глаза и увидел в них все, что только что миг за мигом происходило во дворе.
- Падучая... - криво улыбнувшись, сказал он. - Третий раз в жизни... Не ждал... Кровь сейчас остановится... Едва череп не расколол. Вот бы старик удивился...
Следя за своими руками, он аккуратно сложил полотенце и, с новой улыбкой отметив, что ясность движений вернулась к нему, промокнул лоб чистым краем.
- Что будем теперь делать? - вдруг спросил он меня.
Я, присев напротив него, пожал плечами.
- Было время, когда я любил Невию, - тихо проговорил он. - Что скрывать...
- Я знаю, - поспешил ответить я. - О боги, не мучай себя! Ничто не очернит нашу дружбу! Разве в силах этот старый ворон...
Эвмар с усилием сделал глубокий вздох:
- Уплывай скорее... И возвращайся с Невией... когда мы сведем все счеты... - проговорил он, и мы вновь встретились взглядами; я прочел в его глазах боль и усталость.
Он рывком поднялся из кресла, словно еще раз проверял свое тело.
- Мне нужно вернуться к Фарзесу, - сказал он. - За меня не волнуйся. Больше не повторится... Завтра мы увидимся вновь.
На душе у меня не стало легче: удар, нанесенный жрецом, хотя и вскользь, но достиг цели - что-то надломилось в Эвмаре, и я чувствовал, что светлой легкости в наших отношениях уже не будет.
В мрачном молчании, со смутными пустыми мыслями дождался я ночи.
В ту ночь я оказался слишком тяжел для Морфея. Он едва поднял меня... Я долго ворочался, сердце билось часто, не в силах уняться. На короткое время я забылся и пережил тягостное видение...
Я стою на коленях посреди Западного моста, передо мной распластанное тело Эвмара, и я держу его голову. Он дышит хрипло, с надрывом: его шея пробита сарматской стрелой. Я вижу глаза Эвмара. Они смотрят на меня с мольбой.
- Я не вижу его, - шепчет он мне. - Отойди.
Я подаюсь в сторону, но вновь встречаю взгляд Эвмара и понимаю, что загораживаю ему того, кто стрелял. Я передвигаюсь еще на шаг, но с каждым моим новым движением мост и Город как бы поворачиваются вместе со мной по кругу, центр которого лежащий передо мной Эвмар. Я вновь загораживаю ему башню, она остается у меня за спиной, куда бы я ни отошел.
Я очнулся под утро едва ли не в горячечной дрожи. Только одно могло теперь успокоить меня - ответный удар. Я проклинал жреца, я готовил ему обвинение. Я шептал слова проклятия, и они, капля за каплей, отливались в разящий меч.
Даже сама мысль посоветоваться с Эвмаром была мне сейчас противна. Я должен был выйти один на один. Мне казалось, что моими устами будут вещать небеса.