Прекрасное отчаяние

— Пошевеливайтесь, — огрызаюсь я.

Они тут же спешат в коридор.

Оливия прижимает свободную руку к стене и пытается использовать ее как рычаг, чтобы оттолкнуться от прохладного мрамора. Не стоит и говорить, что ее сила не сравнится с моей.

Из ее горла вырывается раздраженный звук, и она ударяет ладонью по стене.

— Отпусти меня.

— Ты на меня донесла, — повторяю я. — За издевательства. Домогательства. И сексуальное нападение.

Она не отвечает. Я даю ей еще две секунды, чтобы поступить разумно. Она не делает этого. Я поднимаю ее руку выше по спине, пока с ее губ не срывается хныканье от боли.

— Отвечай, — приказываю я.

— Да, — пролепетала она, все еще прижимаясь щекой к стене. — Да, я донесла на тебя.

Я хмыкаю и качаю головой.

— Издевательства и домогательства я могу понять. Но сексуальное нападение? Я отчетливо помню, что ты охотно согласилась пососать мой член. И даже поблагодарила меня за это потом.

— Охотно? — Она практически выплюнула это слово. — Я же говорила тебе, это был шантаж!

— Семантика.

Она издаёт злобное рычание и снова пытается оттолкнуться от стены. Я толкаю ее руку дальше по спине. Из ее горла вырывается еще один хрип, она закрывает глаза и загибает пальцы к белому мрамору.

Мой член возбуждается. Боже, как мне нравится, когда она находится в моей власти.

— Ты не можешь этого сделать, — огрызается она. — Ты не можешь просто делать все, что хочешь. Я уже доложила о тебе. Так что удачи тебе в объяснении семантики твоего шантажа полиции, когда они придут.

Убрав руку с ее лопаток, я упираюсь предплечьем в стену и подхожу к ней ближе. Я придвигаюсь настолько близко, что чувствую, как ее идеальная попка прижимается к моим бедрам. Ее дыхание учащается.

Наклонившись, я прижимаюсь губами к ее уху.

— Мило, что ты все еще думаешь, что ко мне применимы обычные законы.

— Это заявление...

— Оно уже сожжено. Как и любое другое, поданное против меня по любой причине.

Она замирает. Даже дыхание почти останавливается. Затем она лепечет:

— Что?

Я ослабляю хватку и отступаю назад. На мгновение она остается в таком положении, прислонившись к стене. Затем она медленно поворачивается и встречает мой взгляд.

— Они сожгли мое заявление?

— Да.

— Но...

Я развожу руками, указывая на здание вокруг нас.

— Ты действительно думаешь, что люди здесь спасут тебя? Я могу выстрелить тебе в голову прямо в этом коридоре, и люди бросятся сюда и будут убирать кровь, только чтобы убедиться, что я не поскользнусь на ней.

Ее глаза расширяются, и она пытается сделать шаг назад, но снова натыкается на стену. Но потом в ее взгляд возвращается сталь, и она качает головой.

— Нет. Мир так не работает.

— Мой мир работает.

Из ее горла вырывается резкий смех.

— Ты так чертовски самоуверен.

— Правда? Хочешь, я наглядно покажу, насколько ты бессильна против меня?

Прежде чем она успевает ответить, я хватаю ее и перекидываю через плечо. После двух секунд ошеломленного шока она начинает брыкаться и кричать. Люди вокруг нас оборачиваются, чтобы посмотреть, но никто не вмешивается.

Прохладный сентябрьский ветер ласкает мое лицо, когда я распахиваю главные двери и выхожу во внутренний двор. Оливия продолжает пытаться бороться со мной, но я держу руку вокруг ее тела, как стальную ленту.

Она никуда не денется.

Взяв курс на флагшток посреди открытого пространства, я сую другую руку в один из карманов и достаю принесенные с собой наручники. Я планировал эту месть с тех пор, как узнал, что она пыталась донести на меня вчера.

Подойдя к шесту, я опускаю ее на землю, а руку опускаю к ее запястью.

— Кто ты? — Рычит она, выпрямляясь. — Гребаный пещерный человек, который...

Она осекается, когда раздается металлический щелчок. Неверие промелькнуло на ее лице, когда она опустила взгляд на запястье, скованное наручниками. Воспользовавшись моментом ошеломленного неверия, я дергаю ее за вторую руку, а затем сковываю и это запястье. Так как флагшток теперь находится между ее руками, он остается зажатым там.

— Ты... — Несколько секунд она просто смотрит на свое тело, приоткрыв рот в восхитительной улыбке. Потом ее глаза встречаются с моими, и в них вспыхивает ярость. — Какого хрена? Что за чертовщина!

— Следи за своим ртом.

Ее глаза еще больше расширяются, когда она смотрит на меня.

— Следить за своим ртом? — Металлический скрежет и лязг, когда она дергает за наручники, заставляя их биться о флагшток. — Следить за моим ртом! Ты с ума сошел! — Мотая головой из стороны в сторону, она смотрит на других людей, стоящих во дворе. — Сделайте что-нибудь!

— Я же сказал, они тебе не помогут. — Я сокращаю расстояние, между нами, одним быстрым шагом. Подняв руку, я провожу пальцами по ее челюсти в почти любовном жесте, а затем крепко сжимаю ее и устремляю на нее жесткий взгляд. — Итак, вперед. Кричи о помощи. Никто тебя не спасет. И знаешь, почему?

Она смотрит на меня так, словно может убить меня одним только своим яростным взглядом. Я ослабляю хватку на ее челюсти и вместо этого большим пальцем поглаживаю ее щеку. Это вызывает дрожь в ее теле, и ее глаза на секунду замирают. Затем они снова открываются, и она снова смотрит на меня.

Я провожу рукой по ее горлу, слегка поглаживая большим пальцем шею. Еще одна дрожь пробегает по ее позвоночнику.

— Ты знаешь, почему? — Спрашиваю я.

— Потому что ты психопат? — Предлагает она, на ее губах играет фальшивая улыбка.

Моя рука слегка сжимается вокруг ее горла. Я поднимаю другую, чтобы показать жестом на университет вокруг нас.

— Нет. Потому что я могу в считанные минуты уволить или исключить всех присутствующих. Я могу разрушить всю жизнь человека одним телефонным звонком.

— Очень зловеще с твоей стороны.

Я опускаю руку вниз и провожу пальцами по ее ключицам.

— Возможно.

Она снова дергает за наручники.

— Ты не можешь этого сделать.

Мои пальцы перемещаются к ее шее, и, когда я ласкаю это место, ее глаза снова трепещут в пьянящей манере. Я хватаю ее за волосы и наматываю их на кулак, откидывая ее голову назад и заставляя обнажить горло, прежде чем наклониться и прошептать ей в губы свои следующие слова.

— Я могу делать все, что захочу, милая. Потому что моя семья владеет всем этим городом.

Она взволнованно вдыхает.

Затем я резко отпускаю ее волосы и отступаю назад. Вытирая руки, я пожимаю плечами и бросаю на нее знающий взгляд.

— Но меня можно убедить освободить тебя от наручников.

Ее глаза сужаются.

— Если...?

— Если ты снова пососешь мой член. Прямо здесь. Прикованная к этому столбу. На глазах у всех этих людей. Тогда все узнают, что ты действительно моя сучка.

— Да пошел ты!

Я бесстрастно пожимаю плечами.

— Я просил только минет, но, конечно, мы можем сделать и это вместо него, если хочешь.

— Ты сумасшедший! — Металл лязгает, когда она снова яростно бьется о наручники. — Я никогда не встречала более высокомерного, властного...

— Значит, нет? — Перебиваю я.

— Да, это "нет", придурок. — Она повышает голос, практически выкрикивая слова. — Я бы не стала снова сосать твой крошечный член, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Злобная улыбка кривит мои губы. Крошечный член, да?

Сделав шаг ближе, я беру ее подбородок в карающую хватку. Затем наклоняюсь вперед и провожу губами по ее губам, едва касаясь, прежде чем произнести свои следующие слова прямо ей в рот.

— Я запомню, что ты это сказала. — Я отпускаю ее и, отстранившись, провожу по ее щеке двумя энергичными похлопываниями. — Ну, тогда удачи.

Гневные ругательства следуют за мной, когда я резко разворачиваюсь и ухожу. Они сопровождаются лязгом и скрежетом, когда Оливия снова бьет наручниками о столб, а я тихонько хихикаю.

Теперь мне остается только вернуться домой и ждать телефонного звонка. Никто здесь не поможет Оливии выйти из затруднительного положения, а значит, в конце концов она сломается и будет умолять кого-нибудь позвонить мне и сказать, что передумала.