Страница 6 из 18
– В настоящее время водитель. Бомбила, – рассмеялся Денисов.
– Это я понимаю, понимаю, понимаю, – закивал головой пассажир, – это халтура, я понимаю. Я сам халтурил на машине, когда деньги сильно нужны были. Но вы же в жизни другим занимались раньше, да?
Денисов промолчал.
– Понимаю, понимаю, дорогой, неприятно, об этом говорить, да? Но разве халтурить по ночам для вас хорошая работа? Вот для вас тоже всё в жизни изменилось, в плохую сторону, да? Я много думаю, думаю, думаю, почему всё стало так? Люди не верят никому, прячутся в своих квартирах, в глаза стараются не смотреть, не здороваются. Мне, знаете, показалось, что даже брат мой мне не очень верит. Так обидно, знаете, на сердце как-то больно, – торопливо проговорил пассажир.
Денисов ответил не сразу. Он чувствовал, что его пассажир чистосердечен, задаётся не праздными вопросами, а теми, что на самом деле бередят его душу, не дают ему покоя, что это не блажь подвыпившего человека, испытывающего горячечную до зуда потребность выговориться.
– Тема эта большая, – ответил Денисов, помолчав. – Нам бы с вами оказаться в купе поезда Санкт-Петербург – Баку и там, коротая ночи, поговорить по душам. Переворот, я об этом говорил уже, оказался с поворотом на дорогу с указателем «Деньги!». Поворачивай и жми на педаль – правил на этой дороге нет! Но это мысль совсем не здравая, она отрывается от базовых идей и ценностей, она оторвана от проверенных вековых догм. А догма – это обобщённый материал о человеке, но создана для всех и проверена временем. Мысль стяжателя, вора, грабителя, мелка и нет в ней широты и глубины обобщений. И она перечёркивает вековую базу человеческих наработок, которые собраны и вашем в Коране и в нашей Библии. В обеих книгах есть порицание стяжательству, постулаты о том, что с умножением богатств, умножатся и скорби, понимаете? И вы, кстати, об этом своими словами высказались, мол, живу неплохо, мог бы больше зарабатывать, но тогда спать стану плохо, то есть вы на опасном скользком вираже благоразумно «притормаживаете». Но можно ли поверить, что нынешние властные грабители скорбят, хапая миллион за миллионом? Соблазн растёт, блеск золота ослепляет, парализует волю, не даёт остановиться. Но ведь правдой является и то, что у человека может быть всё для счастья, но он вовсе не становится от этого счастливым. Человек должен знать, что его жизнь имеет смысл, а не жить ради химеры под названием деньги, впрочем, не стоит жить и ради любых других химер. А времена… у народа на самом деле, не бывает лёгких времён и вы это тоже говорили. Пробегают века, приходят и уходят цари, президенты, властители, меняются внешние виды жизни, одежда, нравы, средства общения и передвижения, законы, обычаи, общественные строи, а вечная Книга, говорит: «Бывало, скажут о чём-то: смотри, – это новость! А уж было оно в веках, что прошли до нас». И ещё там сказано, что человек властвует над человеком во вред ему. Мы немного пожили в счастливом застое, но застой воды непременно приводит к образованию болота, в котором под корягами таится и плодится зло и оно ждёт своего часа. И оно дождалось, выползло из застойного болота, показало когти и зубы. Я думаю, мы сейчас живём в переходном возрасте нашей страны, культуры, мировоззрения, может быть даже цивилизации или, возможно, её смерти. А в переходном возрасте, понимаете, всегда сплошные метания и страдания, вспомните хотя бы себя мальчишкой четырнадцатилетним…
– Да, что же вы делаете! – вскрикнул он, резко бросая машину влево: справа, с улицы Бассейной, чего он никак не ожидал, ведь он ехал по главной дороге, визжа шинами, резво выскакивали на проспект две иномарки с включенными фарами дальнего света.
– Уф-ф-ф! – выдохнул Денисов, вытирая выступивший пот со лба.
– Ишаки безбашенные! – сказал пассажир, добавив что-то цветастое на родном языке, экспрессивно взмахнув рукой. – Гонки устроили! Сами убьются – ладно. Они же могут ещё с собой других взять.
Он закрыл глаза и расслаблено откинулся головой на подголовник.
– Э-э-э, брат, правильно ты говоришь. Хорошее тоже есть, только, знаешь, хорошее время долго не бывает, оно всегда маленькое, в детстве только. Как сказать, не знаю… знаешь, у каждого человека есть своё личное счастливое время, понимаешь? Личное! Человек его никогда не забудет. Помнит и улыбается. Всегда помнит. У меня сейчас хорошее время, да? Только, когда каждый день шашлык и плов кушаешь, вспоминаешь после, какие сосиски в столовой вкусные были. Знаешь, когда моё время счастливое было? Когда я в Ленинграде учился в «Техноложке». Девушка была Лена. Леночка! Ай, Лена-Леночка-Лейла-джан, где ты, теперь принцесса моя, пери моя?! Мы пожениться хотели – это 74 год был, только от родителей я скрывал всё. Боялся! Родители мои по-старому жили, обычаи наши соблюдали; мама по-русски вообще не говорила, отец из своего города за всю жизнь никуда не выезжал. Честное слово, они не националисты. Нет! Но они это не понимают, что можно в семью жену не «нашу», не азербайджанку привести, у нас в роду такого никогда не было. Но сказать мне пришлось. Когда сказал, мать волосы стала на голове рвать, кричала на всю улицу, что убьёт себя, если я на русской женюсь. Отец молчал, но он тоже против был. Я решил их обмануть, чтобы не переживали, вид сделал, что согласен с ними. Мне их жалко было. Думал с Леной в Питере тихо поженимся, а дальше, как будет – так будет. А потом испугался. Испугался, что родителей обижу, стал тянуть время, вилять, откладывать свадьбу. Женщины знаете, как чувствуют обман? Они, как говорится, спинным мозгом чувствуют, о чём мужчина молчит. Пришлось ей рассказать про родителей. И всё! Она, знаешь, какая была? В лицо всё прямо говорила! Сказала, что я трус и не люблю её, что у нас счастливой жизни не будет. Русские правильно говорят – «отрезала». Она меня отрезала от себя. Лена стихи любила, она мне тогда сказала: «Ведь храбрость, пожалуй, в любви нужна не меньше, чем в космосе или в бою!» У неё принцип был только «да», или «нет», она никогда не меняла своих решений, а я струсил. Э-эх, стал, дурак, ей говорить, давай подождём, окончим институт. Ещё хуже сделал – всё совсем испортил! Когда в Питер теперь приезжаю, сердце всегда болит! По улице иду, вспоминаю: здесь в кафе с Леной ходили, здесь у моста с ней целовались, здесь гуляли… не вернёшь это…
Он открыл глаза, улыбнулся печально, поглядел в окно, помолчал и продолжил:
– Я русских люблю. Спокойный, сильный, не злой народ. Если бы на Лене тогда женился, думаю, хорошая у меня жена была бы и мать наших детей. Мужчина должен сам решать, что ему делать. Причём здесь обычаи?! Что с матерью всю жизнь жить? Мать мне в Ленкорани невесту нашла из хорошей богатой семьи, обручение сделали. А я закипел, разозлился на неё, на отца, на себя, за то, что Лену обманул, и сказал всем – нет! В Питер улетел, хотел с Леной помириться, но она меня предателем назвала и выгнала. Служил в Белоруссии, там остался, женился на белоруске. Матери ничего не сказал. Она плакала, ругала меня, с невесткой долго не разговаривала, а теперь, извините, внуков своих, – их трое, в попу целует. Да, что сделал, не исправить… правильно вы говорили, что решения трудно принимать. Не туда повернёшь, долго будешь потом дорогу искать. И всё равно, то время для меня останется самым лучшим, хотя в кармане не всегда рубль был.
Он неожиданно рассмеялся, повернулся к Денисову.
– Я сейчас подумал: может, коммунисты тоже вашу Библию читали? Знали, что от больших денег у людей крышу сносит, поэтому зарплаты маленькие платили? А?
Денисов кивнул, улыбаясь.
– Кое-кто читал. У нас народ был любознательный и грамотный, самая читающая страна… Только Библию в магазинах не продавали, она сказкой вредной считалась. Между тем, учение о светлом коммунистическом рае, тоже своего рода религией было, с богом Лениным, а его адепты входили в единую церковь или в секту, скорей. Со службами, то бишь, съездами, обрядами и посвящениями на манер крещения, например приёмом в пионеры, исповедь требовалась у проштрафившихся и даже мощи свои были на Красной Площади. И моральный аспект хитро решили. Помните, «Моральный кодекс строителя коммунизма»? Приспособили под себя библейские заповеди, постулаты проверенные веками. Да, что я вам рассказываю, вы же жили в те времена. А вот и он, кстати, идол коммунизма, стоит у бывшего коммунистического храма, – кивнул Денисов в сторону монументального памятника Ленину, – стоит себе, Аникушиным сотворённый. Народ у нас весёлый, иронией спасается. Знаете, как этот памятник ленинградцы окрестили?