Бросок Венеры

Вот как нас приняли в Путеолах. В ту же ночь египетские посланники опять стали разбегаться – и из первоначальных ста остались только шестьдесят. Я решил, что нужно немедленно отправляться в Рим, пока снова не произошло что-нибудь подобное. Поездка оказалась нелёгкой. Волы, нанятые, чтобы тянуть наши повозки, упали и сдохли, стоило нам только выехать из Капуи. Без сомнения, их отравили – ведь это произошло не позднее, чем через час после выезда из города, и их рвало желчью. Кое-кто из моих спутников предпочёл вернуться домой.

На полпути к Риму мы заночевали в имении моего знакомого Паллы, рядом с Аппиевой дорогой. Это был просто лесной дом, который он держал для охоты на кабанов – без какой-либо роскоши, зато достаточно просторный, чтобы принять многочисленных гостей. Самого Паллы там не было, он тогда жил на вилле к северу от Рима, но своим рабам он велел быть готовыми к нашему приезду. Чтобы разместить на ночлег нас всех, им пришлось вплотную составить все ложа, загораживая проходы. И это чуть было не стоило нам жизни.

Ночью меня разбудил крик Онклепиона. Сначала я подумал, что он кричит от боли в повреждённом глазу. Но тут же я почувствовал запах дыма. Единственно по воле богов никто из нас той ночью не погиб – а ведь все двери были снаружи подпёрты тачками, знаешь, такими, на которых рабы возят сено. А дым уже заполнил весь дом. В конце концов, мы смогли выбить одну из дверей – потом оказалось, что заслонявшая её тачка была наполнена камнями. Как бы там ни было, мы убежали в лес, и оттуда смотрели, как догорает дом. Никогда я не испытывал такого страха, как в ту ночь: в любой момент могли появиться приспешники Птолемея, и нам бы пришлось выбирать между смертью от огня или от железа. Однако на нас так никто и не напал. Да и зачем царю Птолемею посылать профессиональных убийц, если несколько человек могут поджечь дом и покончить разом со всеми? Особенно если кто-то из посольства помогает им.

-Так ты думаешь, у Птолемея были сообщники среди твоих спутников?

-С самого начала. Да, я не сомневаюсь, что так оно и было, как ни прискорбно об этом говорить. А как ещё его люди могли бы узнать, какие дома нужно громить в Неаполе? Откуда им было известно, когда Онклепион отправится на путеольский рынок, чтобы натравить на него мальчишек? Как они могли бы отравить наших волов в Капуе, да ещё так, чтобы никто этого не заметил? Птолемей двадцать лет царствовал в Египте – и его орудиями всегда были коррупция, насилие и измена. Его люди умеют и подчинить себе слабого, и заставить сильного умолкнуть.

Наутро после пожара я созвал около лесного ручья оставшихся посланцев, а для охраны взял рабов Паллы – я всё ещё опасался нападения. Конечно, я понимал, что кое-кто из наших сбежит, но всё равно был потрясён тем, сколь немногие оказались готовы продолжать путешествие в Рим. Нас осталось всего пятнадцать! Даже Онклепион примкнул к тем, кто решил в то же утро отправиться в Александрию. Я сказал, что они всё равно застрянут в Путеолах или Неаполе – зимой ни одно судно не станет их перевозить через море. Бесполезно. Они рассуждали так: если Птолемей увидит, что они удаляются от Рима и больше не намерены обращаться к Сенату, он прекратит свои атаки. Против этого у меня доводов не нашлось. С Онклепионом мне даже пришлось вступить в диспут по этому вопросу. Этот пошляк прибег к самой хитрой софистике, чтобы оправдать собственную трусость. А хуже всего было то, что пятеро моих сторонников, которые утром собирались идти со мной в Рим, после этого диспута примкнули к Онклепиону!

Из сотни александрийцев осталось только десять человек, вооружённых лишь собственной правотой и справедливым негодованием – да ещё поддержкой богов, которые всегда помогают правому делу. Сопровождаемые одними лишь рабами, мы продолжили нелёгкий путь в Рим. В воротах нас никто не встречал. Мы проскользнули по-тихому, как воры, надеясь, что нас не заметят. В Риме мы тут же разбежались по домам своих друзей и знакомых – но даже среди них многие отвернулись от нас, узнав о случившемся в Неаполе и Путеолах и о пожаре в доме Паллы. Разумеется, мы подали в Сенат просьбу выслушать нас. Ответом было молчание.

Дион повернулся к жаровне и поглядел в огонь.

-Вот так зима! В Александрии зимы никогда не бывают холодными. Как вы, римляне, выдерживаете такой климат? Ночью я наваливаю на себя груду одеял – и всё равно дрожу от холода. Какой ужас! А тут ещё эти убийства…

Он стал дрожать так, что казалось, будто он никогда не согреется.

-Послать раба за одеялом? – предложил я.

-Нет, холод тут ни при чём. – Он обхватил себя за плечи – и, наконец, смог перевести дух и перестать дрожать. – В те страшные дни в Неаполе и Путеолах у меня в голове крутилась одна мысль: «Когда мы достигнем Рима, когда мы достигнем Рима…». Но, как видишь, моя логика ущербна, ведь я так и не закончил эту мысль. Когда мы достигнем Рима – тогда что? Думал ли я; что к тому моменту из нашей сотни останутся только десять? Ждал ли я, что Сенат отнесётся к нам с таким пренебрежением, и даже не станет меня слушать? Или что нас ждёт нагромождение измен и предательств, которое заставит меня окончательно разувериться в людях – а ведь я верил в них, Гордиан, верил, когда выезжал из Александрии? Или что мы все будем перебиты, пока из нас не останется только горстка – да и в той горстке наверняка будут предатели и тайные сторонники царя Птолемея? Что же произошло со мной? – он с мольбой протянул руки, его лицо было искажено отчаянием. – Я покидал Александрию с беспокойством, но также и с надеждой. А теперь…

-Ты упоминал убийства. Они произошли здесь, в Риме?

-Да. По меньшей мере, три, считая со времени нашего приезда. Мы остановились в разных домах, у тех людей, которым, казалось, мы могли доверять. Поначалу я боялся новых нападений, но вскоре понял, что Рим – это не Путеолы и не Неаполь. Царь Птолемей никогда бы не решился устроить бунт или погром здесь, под боком у Сената. Люди, правящие Римом, готовы терпеть подобные досадные происшествия где-то вдалеке, но не там, где живут сами. Никакому иноземному царю не позволено устраивать смуту, поджог или побоище в Риме.

-Что верно, то верно. Римские сенаторы закрепили эту привилегию за собой.

-Поэтому царь нашёл новые методы. Теперь он стал нас убивать не всех разом, а поодиночке.

-Какими же способами?

-Разными. Есть яд, есть удавка, есть нож…

-И в этом участвовали хозяева домов?

Дион помолчал.

-Может быть. А может быть, и нет. Раба можно подкупить, или надавить на него. Но точно так же можно поступить и с его хозяином, особенно если в игре участвуют такие люди, которые дружат с Птолемеем.

-Ты говоришь о Помпее?

Он кивнул.

-Я, впрочем, подозреваю, что есть вполне почтенные римляне – возможно, даже сенаторы – которые готовы совершить не одно убийство, чтобы завоевать милость Помпея или погасить свой долг перед ним.

-А вот теперь, Дион, будь поосторожнее. До этого момента ты обвинял своего царя в организации резни. А сейчас речь уже зашла о самом популярном полководце Рима – и, возможно, его будущем диктаторе.

-Я прямо говорю, что за убийствами стоят эти двое. Царя Птолемея сейчас даже нет в Риме. Он на зиму уехал в Эфес и предоставил всё Помпею. А почему бы нет? Помпей кровно заинтересован в том, чтобы Птолемей сохранил за собой египетский престол – вот почему он старается истребить наше посольство. С тех пор, как мы приехали в Рим, его люди убивают нас одного за другим.

Я покачал головой.

-Ты ведь сам говоришь, Дион, что у тебя нет никаких улик, даже против Птолемея. Неужели у тебя есть улики против Помпея?

Он впился в меня взглядом и долгое время молчал.

-Несколько дней назад, когда я жил в доме Луция Лукцея, кто-то пытался меня отравить. Тебе нужны доказательства? Мой раб умер в корчах и судорогах через несколько мгновений после того, как отведал поданный мне суп. А подали мне его в отдельной комнате, где никто, кроме меня, не жил!

-Да, но…