Бросок Венеры

-Учитель, я не знаю точно, зачем ты посетил меня. Предполагаю лишь, что это связано с моей репутацией, за которую я и получил прозвище Сыщик. Кто ты такой, мне было ясно почти с самого начала. Если бы я не мог решить такую простенькую задачу – я не стоил бы того, чтобы ты тратил на меня своё время.

-Объяснись, - потребовал Дион тем учительским голосом, который не спутаешь ни с каким другим.

-Внеси хоть немного ясности, - присоединился к нему жрец, со смехом ставя чашу на стол и встряхивая своими бесцветными волосами.

-Хорошо. То, что вы не те, за кого себя выдаёте – это было ясно и мне, и Диане, и моему привратнику Бельбону.

-Что же выдало меня? – спросил Дион.

-Сущие мелочи. Мужчины и женщины двигаются, говорят и держат себя по-разному, но кто возьмётся перечислить все различия? Актёр может правдиво изобразить женщину, но он-то этому обучался. Вот я и подумал: если взять женскую столу и пририсовать к ней твоё лицо – получится один к одному то, что я вижу перед собой.

-Неубедительно. Объясни, в чём дело? Мне необходимо это знать: если моя личина не годится, я должен найти себе другую. Для меня это может означать различие между жизнью и… - он снова укусил свой ноготь, но, поймав себя на этом, раздражённо дёрнул своей морщинистой шеей.

-Для начала – тебя выдали ногти. Римские матроны за ними всегда тщательно ухаживают.

-Ах, это… - он смотрел на свои ногти чуть ли не с отвращением. – Мерзкая привычка. Казалось, я окончательно избавился от неё – но она вернулась, стоило мне ступить на землю Италии.

-Даже если бы ты снова отрастил ногти, остаются ещё руки. Таких загорелых, обожжённых солнцем рук нет ни у одной римлянки. Они есть разве что у рабов и крестьян – да ещё у иноземцев, приехавших из таких стран, где солнце круглый год опаляет всех, от царя Птолемея до полевого раба.

-Птолемей! – Дион словно выплюнул это имя.

-Да, я заметил, как ты повёл себя, когда я упомянул Птолемея. И это ещё более укрепило меня в догадке: мой дом посетил сам Дион Александрийский.

-Но ты всё ещё не объяснил, как пришёл к этой догадке, - заметил евнух. –«Объяснись!» - передразнил он Диона.

-Вот каким путём я шёл. Мой посетитель одет как женщина, но женщиной не является. Следовательно, у него есть причина скрывать свою личность. Кроме того, тебе явно грозит опасность – я заметил твою нервозность, и к тому же, хотя в желудке у тебя урчало от голода, ты отказался от еды. Смуглые руки, акцент – значит, иностранец… - я пожал плечами. – Впрочем, объяснять всё шаг за шагом было бы слишком утомительно – не так ли, учитель? Попроси ткача в деталях рассказать, как он сделал этот ковёр – и ты неизбежно запутаешься. Достаточно сказать, что я пришёл к выводу: мой гость – никто иной, как Дион из Александрии. Я слышал о твоём тяжёлом положении, о том, что ты скрываешься в каких-то домах здесь, на Палатине – и тут я подумал, что этот иностранец, выглядящий загнанным зверем, и есть Дион. Но этот вывод нужно было проверить, и я устроил тебе испытание. Я говорил о философии, о своей прошлой жизни в Александрии, о царе Птолемее. Ты вёл себя именно так, как должен был вести себя настоящий Дион. Конечно, это не философия и не математика, но согласись, учитель: мой ум работает именно так, как ты когда-то научил его работать.

Философ наконец-то улыбнулся и кивнул. Странная вещь: я, разменяв шестой десяток, всё ещё радуюсь одобрению учителя, которого не видел уже тридцать лет.

-А что насчёт Тригониона? – спросил он.

-Да, что насчёт меня? – поддержал его галлус. Его глаза блестели. (Я говорю «его глаза», но многие на моём месте могли бы употребить выражение «её глаза»: о евнухах так же часто говорят в женском роде, как и в мужском).

-Признаюсь, Тригонион, поначалу ты поставил меня в тупик. Я, конечно, знал, что ты не тот, за кого себя выдаёшь – но я сделал из этого ошибочный вывод. Я думал, что ты молодая женщина, которая пытается выдать себя за мужчину – поэтому и надела тогу, и спрятала волосы под шляпой.

Галлус, запрокинув голову, хрипло расхохотался:

-А что, вполне логично! Какая пара подходит для старого мужчины в столе? Только молодая женщина в тоге!

Я кивнул:

-И в самом деле. Меня подвело стремление к симметрии.

-И поэтому ты счёл меня женщиной, - Тригонион наклонился вперёд, уставив на меня пристальный взгляд. – Но кем могла быть такая женщина: рабыней философа, его женой, дочерью? – Он, протянув руку, коснулся пальцами кисти Диона, который скривился и отдёрнул руку. – А, может быть, это был его телохранитель? Амазонка? – он снова рассмеялся.

Я пожал плечами:

-Меня ввели в заблуждение твои манеры и голос. Евнухи в Риме редкость, и потому я не подумал о такой возможности. Я видел, что ты не привык носить тогу, а это характерно для женщины – но также и для иностранца. Я уловил твой акцент, но он был слабым, а главное, не египетским. Теперь, когда я знаю, кто ты, понятно, что этот акцент – фригийский. По-латыни ты говоришь почти как коренной римлянин. Должно быть, ты уже давно живёшь здесь.

-Десять лет. Когда я приехал в Рим, чтобы служить в храме Великой Матери, мне было пятнадцать; в том году я и принял посвящение. – Речь шла о кастрации. Дион вздрогнул. –Так что галлус оказался более трудной загадкой, чем философ, - маленький жрец выглядел довольным собой.

-Неудивительно! – бросил Дион. –Философы стремятся к ясности, а жрецы Кибелы всегда стараются напустить туману вокруг самых простых вещей.

-И всё же юная дочь нашего хозяина сразу обо всём догадалась, - заметил Тригонион.

-Красивая девочка, - неспешно проговорил Дион. – Для ребёнка такая возможность проникать в суть вещей кажется почти сверхъестественной – не так ли, Гордиан?

Тригонион бросил на меня острый взгляд:

-Может быть, твоя дочь – ведьма?

Дион глядел хмуро, но я решил подыграть шутке галлуса:

-Мать Дианы родилась и выросла в Египте, а там много евнухов. Египет у девочки в крови, так что, думаю, ей легче распознать евнуха. Хотел бы я отнести ум дочери на свой счёт, но способность смотреть в корень у неё наверняка от матери.

-А может, они обе ведьмы, - не унимался Тригонион.

-Хватит! – буркнул Дион. –Эти галлусы уверены, что им позволено вести себя как угодно и где угодно. Чего у них точно нет, так это стыда.

-Мы лишены не только стыда, - невозмутимо добавил жрец.

Откуда бы ни происходили способности Дианы, она смогла заметить главную загадку, не имевшую никакого отношения к переодеванию: что делают вместе эти два человека? Во всяком случае, ни малейшей симпатии друг к другу они не питали.

-Если вина уже достаточно, - сказал я, зная, что Тригонион выпил больше, чем нужно, а Дион едва пригубил вино, - и если мы уже достаточно поговорили о вашем маскараде, то можно перейти к вещам более серьёзным. Зачем ты обратился ко мне, учитель, и чего ты от меня хочешь?

Дион откашлялся.

-Ты упоминал о «египетском вопросе», как говорят в Риме. Если так, то тебе уже известно о планах, приписываемых покойному царю Александру, о намерении Цезаря и Помпея завладеть богатствами Египта, о злодейском убийстве моих сотоварищей, которые приехали требовать от Сената справедливости…

Я поднял руку, останавливая его.

-Вероятно, будет лучше, если ты расскажешь мне всё с самого начала. Расскажешь о каждом шаге, который привёл тебя к моей двери. Но сперва я хочу услышать прямые ответы на два вопроса. Во-первых, почему ты обратился именно ко мне?

Дион долго смотрел на меня, потом перевёл взгляд на огонь жаровни.

-Я пришёл к тебе, потому что больше мне в Риме идти не к кому. Я никого больше не могу просить о помощи, никому больше не доверяю… если только я могу доверять тебе.

Я кивнул.

-И во-вторых, учитель: чего ты хочешь от меня?

-Я хочу, чтобы ты мне помог. – Он переводил взгляд с меня на жаровню, и огонь танцевал в его глазах. Дрожал его подбородок, дрожали складки на шее. – Помоги мне, Гордиан. Пожалуйста…