Дом Весталок

– Да нет, не думаю…

– Да ты сперва посмотри! Феликс, неси сюда то новое покрывало, из последней александрийской партии, ярко-голубое с жёлтой вышивкой!

Юный раб закусил губу и съёжился, словно от страха. Это меня озадачило, ведь Рузон славился добродушием нрава – его сложно было представить жестоким хозяином.

– Чего ждёшь, ступай! – Повернувшись ко мне, Рузон покачал головой: – От этого нового раба никакого толку! Беспросветный тупица, что бы там ни утверждал работорговец. Счётные книги он и впрямь ведет неплохо, но тут, в лавке… да ты только посмотри, он опять за своё! Глазам своим не верю! Феликс, да что с тобой такое? Ты что, делаешь это мне назло? Напрашиваешься на колотушки? Я этого больше не потерплю, вот что я тебе скажу!

Раб отпрянул с беспомощно-растерянным выражением, сжимая в руках жёлтое покрывало.

– Он всё время это вытворяет! – взвыл Рузон, хватаясь за голову. – С ума меня сведёт! Я прошу голубое – он тащит жёлтое! Прошу жёлтое – вот тебе голубое! Ты когда-нибудь слыхал о подобном идиотизме? Ну я тебе задам, Феликс, клянусь всеми богами! – Он бросился вдогонку за несчастным рабом, размахивая мерной дощечкой.

И тут до меня дошло.

***

Как я и предполагал, я не застал Статилия в его апартаментах в Субуре. Когда я справился у хозяина, старик наградил меня хитрым взглядом того, кому поручено сбить ищеек со следа, и сообщил, что Статилий уехал за город.

Его было бесполезно искать в прочих местах, популярных в дни фестиваля. Ни в тавернах, ни лупанариях он не объявлялся. Ну а в игорные дома ему и вовсе вход был заказан – но, едва подумав об этом, я понял, что, быть может, дело обстоит как раз-таки наоборот.

Принявшись за игорные притоны Субуры, я отыскал его без малейшего труда. Он обретался на третьем этаже ветхого дома среди прилично одетых мужчин – иные были даже в тогах. Стоя на четвереньках, Статилий тряс крохотную коробочку, бормоча молитвы Фортуне. Стоило ему метнуть кости, как толпа вокруг него уплотнилась, разразившись восклицаниями. Ему везло: III, III, III и VI – бросок Рема.

– Да! Да! – завопил Статилий, протягивая руки – прочие передавали ему монеты.

Схватив его за шиворот туники, я выволок бурно возмущающегося приятеля в прихожую.

– А я-то думал, ты уже и без того увяз в долгах по самую маковку, – заявил я.

– Как раз-таки наоборот! – запротестовал он с широкой улыбкой. Его раскрасневшееся лицо, усеянное бусинами пота, наводило на мысль о лихорадке.

– Просто скажи: сколько ты задолжал ростовщику Флавию?

– Сто тысяч сестерциев.

– Сто тысяч! – Моё сердце подскочило до самой глотки.

– Был должен. Но теперь-то я с ним рассчитаюсь! Он воздел руки со стиснутыми в пальцах монетами. – У меня две битком набитых золотом сумы в соседней комнате, за ними присматривает мой раб. И – ты только представь – у меня тут залог за дом на Целийском холме! Мне удалось из этого выпутаться, слышишь?

– Ценой чужой жизни.

Его самоуверенная ухмылка поблёкла.

– Так ты и это выяснил? Но кто мог предвидеть подобную трагедию? Уж точно не я. И, когда это случилось, я отнюдь не обрадовался смерти Панурга – ты сам видел. На самом-то деле я вовсе его не ненавидел, это была всего лишь сугубо профессиональная зависть. Но если парки рассудили дело в мою пользу, то кто я такой, чтобы противиться их воле?

– Какая же ты гнида, Статилий. Почему ты не рассказал обо всём Росцию? Или, если уж на то пошло, мне?

– А что я знал, на самом-то деле? Какой-то незнакомец порешил бедолагу Панурга. Лично я ничего не видел.

– Но ведь ты догадывался! Потому-то ты и потащил меня за скену, разве нет? Боялся, что убийца вернется за тобой. Так что же, выходит, что я, сам того не зная, служил твоим телохранителем?

– Может быть. В конце концов, он ведь не вернулся, так?

– Статилий, ты редкостная гнида.

– Повторяешься. – Его улыбка сползла с лица, словно сброшенная маска, и он дёрнулся, высвободившись из моего захвата.

– Ну ладно, ты скрыл правду от меня, – не унимался я, – но почему ты не рассказал Росцию?

– Что именно? Что я залез в до неприличия огромные долги и печально известный ростовщик угрожает меня убить?

– Быть может, он ссудил бы тебе денег, чтоб ты мог откупиться.

– Плохо же ты знаешь Росция! Он считает, что я должен быть на седьмом небе от счастья, что попал в его труппу, и явно не принадлежит к породе тех, кто готов выложить сто тысяч сестерциев ради подчинённого. А если бы он узнал, что из-за меня убили Панурга – о, он пришёл бы в дикую ярость! С его точки зрения один Панург стоит десятка таких, как я. Да никто не дал бы за мою жизнь и ломаного гроша – между молотом в виде Флавия и наковальней в виде Росция! Эти двое разорвали бы меня, словно варёного цыпленка! – Он сделал шаг назад, поправляя тунику, и на губы вернулась знакомая заискивающая улыбка: – Но ты же никому не расскажешь, правда?

– Статилий, ты хоть когда-нибудь перестаёшь лицедействовать? – Я отвёл глаза, чтобы не поддаться его чарам.

– Ну так?..

– Знаешь ли, мой клиент – Росций, а не ты.

– Но я твой друг, Гордиан.

– И ещё я дал обещание Панургу.

– Будь уверен, он тебя не расслышал.

– Зато боги услышали.

***

Найти ростовщика Флавия оказалось куда как проще: пара вопросов в правильное ухо, пара монет в правильную руку – и я выяснил, что он ведёт дела в винной лавке в портике неподалеку от Фламиниева цирка[15], где торгует дешёвыми винами из его родной Тарквинии[16]. Но в праздничный день, как сообщили мои информанты, его с куда большей вероятностью можно встретить в доме сомнительной репутации через улицу.

Помещение с низким потолком пропиталось запахом пролитого вина и скученных тел. В конце комнаты я заприметил Флавия – тот держал совет с группой сотоварищей средних лет с грубой крестьянской внешностью, составляющей контраст их туникам и плащам из дорогих тканей.

Ближе ко мне подпирал стену (с подобной комплекцией это не составило бы труда и в буквальном смысле слова) его громила. Белобрысый гигант выглядел то ли вдребезги пьяным, то ли неправдоподобно тупым. При моём приближении он медленно моргнул – в мутных глазах мелькнула и тотчас пропала тень узнавания.

– Праздники созданы для возлияний, – провозгласил я, поднимая чашу с вином. Пару мгновений он созерцал меня безо всякого выражения, но затем пожал плечами и кивнул.

– Скажи-ка, – начал я, – ты знаешь кого-нибудь из тех замечательных красоток? – Я указал на группу из четырёх женщин, скучающих в дальнем конце комнаты у основания лестницы.

Верзила мрачно покачал головой.

– Выходит, сегодня тебе свезло. – Я склонился так близко, что ощутил винный дух в его дыхании. – Я только что поболтал с одной из них, и она призналась, что мечтает с тобой уединиться. Похоже, ей по душе широкоплечие блондины. А ещё она сказала, что ради такого парня, как ты… – шепнул я ему на ухо.

От похоти его лицо сделалось еще тупее. Близоруко прищурившись, он хриплым шёпотом спросил:

– Которая?

– Та, что в голубом.

– А, – кивнул он, рыгнув, и двинулся к лестнице. Как я и предполагал, он проигнорировал женщину в зелёном, равно как и в коралловом, и в коричневом. Вместо этого он решительно опустил руку на бедро женщины в жёлтом, которая, обернувшись, смерила его изумлённым, но отнюдь не возмущённым взглядом.

***

Квинта Росция и его партнера Херею весьма впечатлила моя проницательность, – пояснял я Вифезде тем же вечером. Не удержавшись от театрального жеста, я подкинул в воздух мешочек серебра, который шлёпнулся на стол с весёлым звоном. – Конечно, не горшок золота, но этого нам хватит, чтобы безбедно прожить зиму.

Её глаза округлились, заблестев подобно монетам, и расширились ещё сильнее, когда я извлёк покрывало из лавки Рузона.