Дом Весталок

- Что верно, то верно, - согласился я, зная по опыту, что Бетесду не переспоришь.

- И вообще, какая глупость - верить, будто призраки мёртвых ходят среди живых.

- Не уверен, - пробормотал я.

- Но ты же сам убедился, что нет никаких лемуров! Оба раза! Титу и Корнелии под видом лемура являлась женщина, желавшая отомстить им за своего брата. А соседу лемуры тех, кого он убил на войне, просто чудились, потому что он надышался дурмана. А главное – и Тит с Корнелией, и сосед страшились возмездия за погубленных ими людей. Страх и нечистая совесть – вот и все лемуры.

- Если бы.

- А что же ещё?

- Я думаю, лемуры всё-таки существуют, хоть и не как призраки, являющиеся живым. Мёртвые способны сеять несчастье среди живых. И случается, что человек уже давно в могиле, а его дух продолжает ломать и губить чужие судьбы; и чем могущественнее человек был при жизни, тем более страшные разрушения он чинит после смерти. – Я невольно вздрогнул, и виной тому была не память о призраках в соседском саду, а правда – ещё более страшная, чем кошмарные видения, вызванные дымом от листьев заморского растения. – В Риме обитает злобный лемур. Сулла мёртв, но дух его никуда не делся. Он всё ещё среди нас и продолжает сеять смерть и страдания; и среди друзей, и среди врагов без разбора

Бетесда ничего не ответила. Я закрыл глаза и незаметно для себя уснул.

Спал я до следующего утра - крепко и без сновидений.

Маленький Цезарь и пираты (1 вариант перевода)

- О, Гордиан! Как удачно, что я тебя встретил! Ты слышал последние новости – про Юлия Цезаря, молодого племянника Мария?

Такими словами приветствовал меня мой добрый друг Луций Клавдий, когда мы с ним случайно повстречались у входа в Сениевы бани. Я направлялся внутрь, Луций же как раз выходил.

- Если ты имеешь в виду ту старую историю о том, как юный и прекрасный Цезарь, будучи в Вифинии, стал царицею для царя Никомеда, то да, слышал, и не один раз. В том числе и от тебя. Причём с каждым разом всё с большими пикантными подробностями.

- Ну, это уже старо. Я говорю о последней новости – как пираты захватили его и потребовали выкуп, и как он с ними потом разделался!

Заметив моё недоумение, он радостно улыбнулся, отчего два его подбородка на мгновение слились в один. Глаза на раскрасневшемся, ещё лоснящемся от недавней горячей ванны лице радостно блеснули в предвкушении первым сообщить мне потрясающую новость.

Я не стал скрывать, что он изрядно раздразнил моё любопытство. Однако, поскольку Луций уже выходил из бань, а я только направлялся туда – причём намеревался подольше понежиться в горячем бассейне, ибо в весеннем воздухе ещё ощущался пронизывающий холод – рассказ, по-видимому, придётся отложить до другого раза.

- Чтобы кто-нибудь другой рассказал тебе и при этом перепутал всё на свете? – вознегодовал Луций. - Ну уж нет. Я пойду вместе с тобой. – И он решительно повернул обратно, знаком приказав свите следовать за собой. Свита, довольно многочисленная – камердинер, парикмахер, маникюрщик, массажист и телохранители – на миг застыла в недоумении; однако тут же последовала за хозяином.

Для меня это было нежданной удачей. Сеанс хорошего, квалифицированного ухода мне явно не помешал бы. Бетесда довольно умело стригла меня; а уж как массажистка была выше всяких похвал; но Луций Клавдий, будучи богатым, мог позволить себе самых искусных, самых умелых парикмахера, массажиста и маникюрщика. Одно из преимуществ дружбы с богатым человеком состоит в том, что время от времени он позволяет тебе пользоваться услугами его рабов; так что благодаря этой счастливой встрече мои волосы были искусно подстрижены, ногти на руках и ногах аккуратно подпилены и борода подровнена. Пока рабы хлопотали надо мной, Луций то и дело порывался начать рассказ; но я всякий раз удерживал его, дабы получить полный уход, раз уж выпала такая возможность. Лишь когда мы по второму разу вошли в горячий бассейн, я позволил ему приступить.

- Ты наверняка знаешь, Гордиан, что за последние пару лет пираты совсем обнаглели.

- Скажи спасибо Марию и Сулле, - ответил я, расслабляясь в горячей воде. Всё заволакивал пар; головы наши торчали над водой, как островки на море в сплошном тумане. – Война – это всегда беженцы. Потерявшие всё, вконец отчаявшиеся люди. А такие нередко начинают разбойничать - что на суше, что на море.

- Ну, как бы то ни было, результат налицо: житья от них нет. Захватывают суда, грабят города; дошло даже до того, что берут заложников!

- А наш Сенат, по обыкновению, не может ни на что решиться.

- А что они могут – назначить кого-то одного командующим флотом, наделив его чрезвычайными полномочиями, чтобы он управился с пиратами? А если он потом захочет использовать флот против политических соперников? Нам только ещё одной гражданской войны не хватало!

Я покачал головой.

- Командующие, соперничающие за власть, с одной стороны; пираты с другой и Сенат во главе всего этого. Честное слово, иной раз мне делается страшно за нашу Республику.

- Как и любому здравомыслящему человеку, - заметил Луций.

Мы немного помолчали, мысленно сокрушаясь о судьбах Рима; но Луцию не терпелось продолжать, и он заговорил.

- Так я и говорю, пираты настолько обнаглели, что стали захватывать римских граждан и требовать с них выкуп. Я имею в виду не купцов, захваченных с их торговыми судами, а именитых граждан, патрициев. И молодой Цезарь попал им в руки.

- Когда это случилось?

- В самом начале зимы. Цезарь провёл лето на Родосе, обучаясь ораторскому искусству у Аполлония Молона. Он получил назначение в Сицилию, под начало тамошнего наместника; но всё тянул, желая подольше остаться на Родосе, и отплыл уже ближе к зиме. У самого острова Фармакуса за ними погнались пираты, настигли их и захватили – корабль и всех, кто на нём был! Они потребовали с Цезаря выкуп – полмиллиона сестерциев. Так представляешь – он рассмеялся им в лицо! Назвал глупцами за то, что они оценили его жизнь так дёшево. Сказал, что его жизнь стоит миллиона. И они запросили миллион. Конечно же, ему всего двадцать два года, и он из знатного рода и привык, чтобы ему во всём подчинялись – может, ещё и поэтому он повёл себя так храбро.

- Умно, - заметил я. – Оценив свою жизнь вдвое дороже, он и пиратов заставил сделать то же самое. Думаю, даже кровожадным убийцам достанет расчётливости ценить заложника, который может принести им миллион, больше того, за которого можно получить только полмиллиона.

- По-твоему, это был такой ловкий трюк? Те, кто не любит его – а таких хватает - утверждают, что в нём говорило самомнение. Однако в остальном он, несомненно, повёл себя в высшей степени мудро и храбро, добившись от пиратов, чтобы они опустили почти всех, кто был с ним – на том основании, что такую крупную сумму придётся собирать во всех его земельных владениях и со всех клиентов; и сборами должна заниматься вся его свита, чтобы собрать деньги в срок. В конце концов пираты согласились. С Цезарем осталось только двое его рабов – минимум прислуги, без которого не может обойтись человек знатный; да ещё личный врач, необходимый Цезарю из-за случающихся у него приступов падучей.

В таком плену Цезарь провёл почти сорок дней, и всё это время вёл себя так, будто находился на отдыхе. Если ему хотелось вздремнуть, а пираты слишком шумели, он посылал к ним одного из своих рабов с приказом вести себя тише. Когда они устраивали развлечения или состязания, он присоединялся к ним и нередко побеждал и обыгрывал – и обращался с ними так, будто не он их пленник, а они его телохранители! Чтобы заполнить досуг, он писал речи и сочинял стихи, практикуясь в искусстве, которому обучался у Аполлония Милона, а потом читал это всё пиратам – представляешь, те сидели и слушали! А если у них хватало наглости перебивать или насмехаться, Цезарь называл их в лицо варварами и невеждами, ни капли не боясь! Он в шутку говорил, что будь он их учителем, он бы задал им хорошенькую порку, и грозился, что в один прекрасный день все они будут распяты за то, что посмели оскорбить патриция!