Оскар

– Садись.

– А как вас звать?

– А сколько тебе лет?

– Девятнадцать уже…

– Мне гораздо больше, так что давай попросту. Я – Мария, можешь звать меня Маша. А ты кто? Тоже переселяешься?

– Да! Тамара. Звать Тамара, Тома.

– Очень приятно. А ты откуда?

Девчонка не расслышала, пристраивая чемоданы на траве, а узел – рядом с собой, на скамейку. Попыталась сесть, но места всё равно было мало.

– Можно это убрать?

Девчонка тронула чемоданчик Марии.

– Что? А, да! Ставь его рядом с твоими.

Томка решительно переставила все вещи на скамейке в правильном порядке.

– Вот так! А чего у тебя чемодан такой тяжёлый?! Вроде как небольшой… Чего там?

– Воспоминания.

– Уф!

Девчонка с улыбкой посмотрела на Марию.

– Я из Рыбинска сюда приехала, из Ярославской области. Знаешь такой город?

– Знаю.

Томка отмахнулась от комара, потом ещё раз. Приподнялась со скамейки, ловко сорвала веточку черёмухи, принялась обмахиваться ей.

– Училась там, окончила ремесленное училище. Когда началась война, пошла на авиационный завод, на «двадцатый», собирать рации для самолётов. Потом потребовала по комсомольскому набору отправить меня сюда, в Калининград. На восстановление.

– Так уж и потребовала?

– А чего такого-то?!

Томка звонко рассмеялась.

– Я там на этого парня, ну, который направления в нашем рыбинском горкоме оформлял, так напёрла, что он мне за пять минут нужную бумагу подписал! Бабушка дала мне с собой одеяло и подушку, вот, видишь, узел какой получился?! Вот я и поехала сюда.

– Работать?

– Ага. Ну, конечно, ещё места новые посмотреть, что за область такая, про которую все говорят. Вот так.

Томка снова беззаботно махнула веточкой.

– А ты?

– Я?

Мария помолчала.

– Там, дома, никого уже после войны нет. До войны я библиотекарем была, а здесь – другие люди будут, новые дела, заботы.

Хотелось плакать.

Пришлось ещё помолчать.

Томка тоже молчала.

– Маш, а ты замужем была?

– Была.

– А-а…

Мария негромко продолжила.

– У нас в райцентре только семейных сюда и отправляли. Я показала им свои бумаги. Так мол и так, вся моя семья – это я. Одна осталась, так что не имеете никакого права меня не отправить в Калининград! Буду со всем советским народом восстанавливать город, я же сознательная! Не нужно мне никаких ваших переселенческих билетов, никаких ссуд на корову, на хозяйство. Просто разрешите ехать, а со всем остальным я справлюсь сама.

– Разрешили?

С тревожным вопросом Томка взглянула на Марию, куснула ноготь на мизинце.

– Видишь же – я здесь.

– Ах, да!

Томка болтала не останавливаясь. Рассказывала про свою довоенную жизнь, про школу, между делом изредка спрашивала у Марии о ней. Снова вспоминала свой волжский Рыбинск, друзей, бабушку.

Мария откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза, слушала, изредка отвечала.

Пахло тёплой черёмухой.

– Я ведь ещё вчера в Калининград приехала. Тётечка одна по дороге подсказала, что лучше всего в рыбный колхоз нужно оформляться, мол, работа на воздухе, да и еда всегда своя будет. Ну, узнала я в здешнем рыбтресте что и как, сказали, что машина в посёлок будет отсюда ехать, вечером. Я опоздала, пока с чемоданами добежала, людей много в машину грузилось, несколько семей, разные, и молодые, и пожилые. Дед один даже козу с собой привёз! Коза орала на весь двор, пока её в кузов поднимали!

Томка вздохнула.

– Вот я вчера и не уместилась, не хотела семейных по отдельности распихивать. Сказали, что сегодня ещё машина будет, отправят. Пошла местный горком комсомола искать, а он оказался на соседней улице. Рассказала там ребятам свою историю, что, мол, отстала от машины. Показала комсомольское направление. Девчонки, которые на ночь оставались в горкоме дежурить, приняли меня хорошо, чаем сладким напоили! Сказали, что на стульях в ленинской комнате можно будет переночевать. Мы с ними целый вечер болтали, они мне такого про этот Кёнигсберг порассказывали, просто ужас! Я каждую секундочку ахала. Ты не поверишь!

Девчонка в восторге взяла Марию за руку.

– Слушай, Маша! А давай-ка к нам, к рыбакам! Этот колхоз, оказывается, на заливе сейчас организуется! Всё с самого начала, всё самим придётся делать! Интересно же! Поехали?! Сюда переселенцы из Белоруссии, Пскова, из Ростова, из твоего Новгорода тыщами, семьями едут! Даже из самой Москвы приезжают, представляешь! Власти демобилизованных парней целыми бригадами на новые места, на залив отправляют! Девчонки в местном горкоме комсомола по секрету мне сказали, что там уже есть астраханская бригада, человек двадцать, все неженатые! Женихов себе найдём, Машка! Ты же вон какая видная! Ну, поехали, а?! А то ведь у меня здесь, кроме тебя, никого знакомых совсем нет…

Мария помолчала, прищурилась, посмотрела на молоденькую, бойкую Томку.

– Думать надо…

– А чего тут думать-то?! Я ж тебя понимаю. Едем, едем! Ну? Места новые, люди другие, непривычные, быстрее всё своё плохое позабудешь.

Жаль было дальше терзать девчонку, расхохоталась и Мария.

– Ты чего?! Не хочешь к рыбакам?

– Как же не хочу, глупая! Хочу, ещё как! Я уже и направление туда выписала! Это же какое совпадение, что мы с тобой тут сидим, болтаем, а, оказывается, в одно место едем!

– Ах ты… Машка, какая же ты молодец! Ты хорошая! Мы с тобой там вместе держаться будем, помогать во всём станем! Как здорово! Вот это да!

Не усидев от волнения Томка вскочила, затанцевала возле скамейки.

– Ура! У меня уже есть подруга! Ты же мне подруга, Маша, да?! Знаешь, как нам там месте веселее будет!

– Да, да, знаю, конечно. Успокойся ты, егоза, люди смотрят!

Мария уговаривала девчонку, а сама волновалась, не веря.

Всё начало совпадать.

Какие же здесь хорошие люди!

Они обе устали.

На тёплом солнышке тянуло в сон.

Томка вздремнула, опустившись кудрявой головой на свой узел.

В ворота зашли и скоро ушли две женщины с детьми, приехала машина с чем-то военным, солдаты сноровисто разгрузили в дальнем углу комендатурского двора какие-то ящики.

– Томка!

– А?! Чего?

Девчонка вскочила, поправила волосы.

– Что, уже ехать? Где? Куда вещи нести?!

– Никуда. Проснись сначала, тюха. Причешись, лохматая вся после сна. Вот, держи…

Мария вынула из своих волос гребенку.

– Ты есть хочешь?

– Немного.

Томка с улыбкой зевнула, потянулась, поправила светлое платьице.

– Тогда узнай у солдата, где тут у них можно кипятку взять. У меня последняя банка тушёнки осталась, из дома брала…

– А у меня хлеб есть!

Томка захлопала в ладошки, затараторила, окончательно проснувшись.

– Вчера, у комсомольцев, в горкоме, всем, кто документы у них оформлял, давали паёк под роспись, по буханке в одни руки!

– Тогда бегом за кипятком.

– Бегу!

Мария развязала рюкзак.

И кипяток на комендатурской кухне отыскался, и повариха три кусочка сахара Томке там дала, так что всё у них получалось хорошо.

– Только кружка одна! Тётечка сказала, что мы с тобой справимся, и из одной хорошо попьём.

– Справимся.

Мария уже постелила на скамейку платок, открыла тушёнку. Томка опустила на доски скамейки большую жестяную кружку, подула на пальцы.

– Еле донесла! Горячий.

Хлеб порезали экономно, по два кусочка на каждую.

– Договариваемся не барствовать. Когда ещё придётся за стол садиться, не знаем, согласна?

– Ага…

Томка жадно откусила от горбушки, поддела ножиком тушёнку из банки.

– Вкуснота!

– Оказывается, здесь, в этом фашистском городе, жить та-ак страшно!