Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 15

Александр ВИН

Оскар

Голос.

Почти каждую ночь она просыпалась и плакала.

Громкий голос, страшный. Чёрный. Без слов.

Крик, почти стон.

Её голос.

Солнце.

Старенький, белобородый дедок уютно сидел на передних санях, дёргал понемногу вожжи и малозубо улыбался.

Рядом с санями шла молодая женщина.

Дедок поправил шапку, махнул лохматой рукавицей.

– Да садись ты, училка! Вот, рядышком, места всем хватит. Нечего ноги зря ломать.

Снег хрустел под подошвами недавно подшитых валенок, ветра не было, зимнее солнце светило приятно и радостно.

– Спасибо, дедушка! Я пошагаю, не устала ещё нисколечко!

– Ну, раз так, смотри сама…

Старый возница помолчал, но видно было, что ему уж очень хочется поговорить.

Далеко позади, почти в середине обоза громко кричали и звонко хохотали мальчишки.

Дедок намотал на левую рукавицу вожжи, правой рукой достал цветной кисет, ловко соорудил самокрутку. С удовольствием затянулся, ещё раз расплылся в доброй улыбке.

Вежливо откашлялся.

– От твоего-то никаких новостей с фронта нет?

– Да ты что, дедушка! Забыл, что ли?! Ещё в начале войны похоронка пришла. Погиб он.

– Позабыл, верно… Прости уж старика, память совсем худая стала. Разное чего такого за эти годы случилось, всё как-то забывается.

Виноватая, растерянная стариковская улыбка казалась жалкой.

Он пробормотал ещё что-то о долгих жизненных годах и затих.

Потом всё-таки повернулся.

– Много чего уже не помню… Ты же у нас учительница в селе, верно?

Мария расхохоталась, любуясь милым стариком.

– Да не учитель я, дедушка Трофим, а библиотекарь, сколько раз тебе уже говорила!

– Всё одно – людей чему-то учишь.

Солнце по-прежнему было ярким и чётким. Несколько минут помолчали. Старик, прищурившись, взглянул на пронзительное небо, тихо было запел, но скоро умолк.

– А чего у тебя в узелках-то? Чего так бережёшь, прижимаешь-то к себе?

– Книги. Обменный фонд, десять экземпляров. В райцентр везу, чтобы сменять на новые. Наши любят читать. Ты, деда, тоже ведь много читаешь…

– Да-а, точно… Когда-то Пушкина наизусть знал.

Старик приложил руку к глазам. Смахнул рукавицей иней с бровей.

– Чего там, деда, увидел?

– Слепит, больно уж яркое солнце… Чего-то над лесом в небе чиркнуло, на самолёт похоже. У тебя глаза помоложе, посмотри ты.

– Не, ничего там нет, только солнышко.

Дед широко развёл руками, собираясь обсудить важную тему.

– Припоздали мы с обозом сегодня. По уму-то нужно было бы затемно выехать. Теперь вот приходится не под берегом ехать, а напрямки, по самой середине озера, по-белому…

Старик снова посмотрел на небо, хмыкнул.

– Бабы говорят, что немцы уже рядом… Прошлой ночью за ручьевым лесом сильно громыхало, сам слыхал.

– Что ты, дедушка! Наши отсюда никуда не отступят!

Сморщился в улыбке, пыхнул самокруткой.

– И то правда, врагов нам в этих местах не надо. Да и кому мы нужны-то здесь, на озере: десяток лошадок, да деревянные сани. Рыбу мороженую в мешках везём, на склад. Чай не дивизия какая, боевая. Разве что для баловства немчуре, для любопытства…

Мария поправила нижний платок, обернулась.

– Мальчишки ничего не натворят? Одни ведь они там, на санях, сами так, в свою компанию, без взрослых, напросились…

– Ничего, ничего, ребятишкам погуртовать в радость, пусть… Кобылка-то у них там в санях смирная, не забалует. А сынок-то твой большой?

И опять Мария радостно выдохнула, улыбнулась.

– Если бы не война, в прошлом году в школу бы он у меня пошёл. Лётчиком мечтает стать! Сегодня вот с собой его взяла, пусть со старшими приятелями покатается. Всё забава, не дома же ему в такую погоду сидеть!





Всхрапнула белая лошадка, что-то закричали позади мальчишки, весело споря, продолжал ровно хрустеть плотный снег под полозьями.

Мелькнула через солнце тень.

Взрыв. Грохот. Тишина.

Звуки пропали.

Мария обернулась. Всё почему-то уже было не так.

Над обозом стоял дым, бегали там по сторонам и вокруг чего-то чёрного люди. Рвалась из упряжи, вставая высоко на дыбки, чья-то рыжая лошадь.

– Миша-а-аня! Ми-и-и-ша-а-аня!

И голоса своего Мария тоже не услыхала.

Мгновения ещё поприжимала книги к себе, потом спохватилась, швырнула их в сторону, на снег, и побежала.

Обоз, расколотый взрывом, был ужасен внезапной неправильностью.

Все ближние лица казались искаженными одинаковым страхом.

От последних возов к чёрной водяной яме тоже бежали люди.

Наверно, они все кричали, но Мария их не слышала. Только видела сплошь открытые рты.

На месте взрыва бросилась прямо в черноту.

Бабы в десяток рук оттаскивали Марию от ледяной дыры, хватали за плечи.

Старичок, весь мокрый, в крови и в снежной воде, суетливо бегал вокруг неё.

Внезапно прорвались звуки и первое, что донеслось, был голос знакомого, доброго дедушки.

– Не надо, милая, тебе туда! Не надо! Ишь чего удумала, в воду прыгать. Глыбко здесь, всё равно никого не достанешь!

Подбегавшие к взрыву бабы начинали реветь громко и похоже друг на дружку. Некоторые с визгами растаскивали по сторонам, бросали в снег своих мокрых, оглушённых взрывом мальчишек.

Кто поотчаянней, из молодых, хватали Марию и за одежду.

– Глубоко же здесь, Машка! Не надо!

В воде, среди кусков мёрзлого снега, – солома, пучками и с мусором, кровь, много крови в воде.

А дед всё продолжал соваться перед ней со своими рукавицами.

– Не евоная это кровушка-то, не его! Не смотри, голубушка, туда так, не смотри! Лошадиная кровь-то! Вспороло её проклятой бомбой, во как! Разок только она и поднялась, морду высунула из воды, крикнула и утонула.

Всё стало ненужным.

Мария рывком дёрнула рукав полушубка из чужих рук.

– Пустите.

Бабы переглянулись.

Спокойно шагнула, опустилась на колени у воды. Стояла молча, смотрела в грязную воду.

Тихо.

Плавала солома, бурый снег, льдинки.

– Ты помолись, помолись, Маша!

Упала навзничь, заколотилась.

Всё.

РЕШЕНИЕ

Молодая женщина, в тёмном жакете и фетровом беретике, с чемоданчиком в руке и с плотным рюкзаком на плечах, не вызывала интереса ни у кого из спешащих людей. Конечно, мало ли таких дамочек проходило по мрачным перронам этого огромного вокзала в последние бешеные дни.

Чёрные немецкие надписи на красных кирпичных стенах, незнакомые указатели и странные надписи на эмалевых табличках…

Толпа приехавших недолго просуществовала в суете и неразберихе. Люди, наконец-то освободившись от трудной дороги и ожиданий, торопились выбраться из сумрака здания на воздух.

Только что прибывший эшелон опустел, затих, паровоз тоже устало шумнул паром и замолк.

У дежурного по вокзалу Мария спросила, где находится городская комендатура.

Пожилой толстый железнодорожник объяснил всё толково, подробно, но покачал при этом головой.

– Не советую добираться туда пешком. Часа полтора идти. Возможны неприятности, на улицах до сих пор опасно. Часов в тринадцать с вокзала наша машина в комендатуру пойдёт, могут вас захватить

Мария усмехнулась.

– Опасно даже днём?

– Смотрите сами, ваше дело…

Сквозь стекла высоких входных дверей вокзала уже виднелась солнечная площадь, но Мария толком не рассмотрела её, едва успев выйти на улицу.

– Эй! Эй, гражданочка! Да-да, вы!

Железнодорожный дежурный толкнул дверь на улицу почти сразу же за ней. Видно было, что он очень спешил, внезапно выскочив из своего кабинета, запыхался, догоняя Марию, но улыбался.