Страница 50 из 59
— Клин клином вышибают. Дружеский совет. Уеду в Москву, ты через пару дней трахни Ирочку и другу своему, Чебышеву, при случае вверни, какая у Корнеевой задница притягательная… Все разговоры о твоих извращениях прекратятся мигом! — улыбнулась я.
— И это советуешь ты? — удивился Майдановский.
— А что в этом такого? После меня — хоть потоп. И потом, кто я тебе, чтобы запрещать спать с другими женщинами? — вполне резонно заметила я. — Кто ты мне, чтобы запрещать встречаться с другими мужчинами?
— Всю жизнь я мечтал встретить женщину, после которой не посмею взглянуть ни на кого. Как бы я ни любил Олюшку, я спал с другими, даже при ней. Для меня это было как выпить стакан воды. Ты, наверное, не слышала, в двадцатые годы нашего века была модной такая теория: секс — стакан воды, выпить который способен любой и с любым, долой чувства, ухаживания, естественные физиологические потребности — прежде всего. Казалось бы, благо — понравились друг другу случайно встретившиеся мужчина и женщина, как мы с тобой, например, легли в постель. Чувства угасли — расстались…
— Так ведь это же замечательно! Никаких проблем — ни ревности, ни разводов! — я даже захлопала в ладоши.
— Ты опять перебиваешь старика! — грустно улыбнулся актер.
Нет, определенно он сегодня похож на мальчишку. Взлохмаченного седого пятидесятилетнего мальчишку. Антуан де Сент-Экзюпери как-то обмолвился, что в каждом мужчине до глубокой старости живет мальчишка. И французский писатель был прав: вот он, мой обиженный мальчик!
— Я хочу сказать, Надя, что в первую ночь относился к тебе как к сотням других, перебывавших в моей постели. «Не ты первая, не ты последняя», — думал я. А теперь понимаю: без тебя мне будет трудно… — совсем расчувствовавшись, Кирилл отвернулся, видимо, не желая показывать своей слабости.
— Мне кажется, я старше тебя. И мудрее. Ты сегодня совсем как мальчишка. Это мальчишка уверен, что свет сошелся клином на первой девчонке, отдавшейся ему. Хороший мальчишка, разумеется. А ты хороший и беззащитный. И очень обидчивый… — я поцеловала его руку.
— Ты Куприна читала? — спросил меня Майдановский.
— Разумеется. А что именно? — уточнила я.
— «Гранатовый браслет». Я участвовал в экранизации, играл мужа Веры.
— Читала. И фильм видела. Только он, по-моему, назывался иначе?
— Да, режиссер назвал «Единственная любовь». А зря — у Куприна заголовок точнее. Но Бог с ним, с названием. Я о сути. Помнишь, там один из персонажей, старый генерал, рассказывает собравшимся о любви, говорит, что у каждого в жизни бывает единственная любовь, которая переворачивает его изнутри?
— Припоминаю. Теперь я и тебя в той роли вспомнила, — напрягла я свою память.
— Мне кажется, у меня еще не было такой единственной, все перевертывающей, несмотря на три брака и сотни связей… Мне бы очень хотелось… Прости, я понимаю, это невозможно, — на глазах Майдановского навернулись слезы.
«Неужели он все это играет? — с трепетом думала я. — Если это только игра — он Великий Актер. А если он говорит чистую правду? Но смогу ли я когда-нибудь выяснить это?»
— Ты сегодня не обычный, не как всегда… — шептала я, целуя его мокрые глаза. — У тебя такое грустное настроение, как будто с кем-то из нас должно что-то случиться… Человек не может быть только веселым. Но ты мне нравишься и таким… Я хочу тебя. Такого…
Я целовала его губы, шею, сосала мочки ушей, медленно расстегивала его рубашку и гладила волосатую грудь. Мои губы спустились ниже и целовали его пупок, а жаждущие руки расстегивали брючный ремень… Наконец Кирилл оттаял и стал неистово сбрасывать мою и свою одежду…
— Мне хочется написать стихи о тебе… — шептал он мне на ухо, массируя руками все мое тело.
— А что ты будешь воспевать? — так же шепотом спрашивала я у человека, еще пять дней назад не знакомого мне вовсе.
— Показать? — на секунду он прекратил свои ласки.
— Покажи… — томно попросила я.
— Чем?
— Губами… — приказала я.
Его губы касались поочередно моих сосков, подмышек, пупка, волосиков внизу живота, двинулись ниже, еще ниже…
— Кирилл… — в экстазе я зарылась руками в его седую шевелюру. Огонь страсти сжигал нас дотла…
Успокоившись, он попросил меня лечь на него.
— Зачем, милый? — удивилась я, выполнив волю мужчины. — Тебе же будет тяжело?
— Мне нравится лежать вот так, обнимая твои бедра, — просто объяснил мастер.
— А если мы оба заснем?
— То обоим будет очень приятно, — закончил фразу Майдановский.
Он затих подо мною, а я долго еще не могла уснуть. Анализировала наши неожиданные отношения, планы Тамары, ее возможные ходы. Со стратегическими планами жены Майдановского мне все стало ясно. Уничтожив Кирилла, она становилась единственной владелицей их фирмы, которая в любом случае досталась бы ее сыну, тому самому Ваньке Охлобыстину, что учится сейчас за границей.
Можно понять, почему с таким рвением Тамара искала нынешнюю женщину Майдановского — ведь он стал всерьез изменять ей года три назад, следовательно, у его новой женщины вполне мог быть уже и ребенок. Маленькое двухлетнее чудо, мальчик или девочка, не важно, важно, что это был бы ребенок Майдановского, наследник…
Тут меня бросило в холодный пот. Выходит, найди я нынешнюю пассию Кирилла, Тамара приказала бы мне или еще кому-нибудь другому убить и ребенка? Господи Боже, сохрани их, если они есть на самом деле!
До чего доводят людей деньги, много денег. Ну, отпустила бы мужа, предложила честно поделить пополам немалое теперь уже состояние. Нет, не может смириться с утратой денег, именно денег, а не мужа, этот компьютер в юбке!
Интересно, сколько лет они уже не живут как муж и жена. У Тамары есть любовники? И вообще, она способна любить, или любовь для нее — только секс? Кирилл сегодня и то расчувствовался, когда объяснял, почему он после меня не может трахнуть Ирочку Корнееву. Значит, чем-то я его зацепила, коль на других не тянет…
А с кем может быть Тамара? Она повсюду таскает своего верного оруженосца Илью, он, как пес, охраняет свою шефиню. Илья? Но он лет на пятнадцать моложе Охлобыстиной. Впрочем, любви все возрасты покорны, я ведь на двадцать три года младше Майдановского…
Нет, скажете вы, мужчины всегда ищут молоденьких. Сталин был старше Надежды Сергеевны Аллилуевой как раз на двадцать три года, одна из жен Чарли Чаплина была младше мужа на тридцать шесть лет, а Бог дал им шестерых детей… Но должно же быть у нас равноправие в конце концов.
В семействе Пугачевой-Киркорова, например, Филечка моложе своей примадонны лет этак на девятнадцать. И ничего, живут. Впрочем, что мне до того, с кем спит Тамара? Лишь бы она не выкинула завтра каких-то фокусов…
Мерное дыхание Майдановского отвлекло меня от моих рассуждений. Спит. Устал, бедняга, — я погладила его лицо и поцеловала в лоб, как ребенка. Нет, любая женщина старше своего мужчины, даже если годится ему в дочери!
Пора спать и мне. Завтра Кирилл просил разбудить его пораньше, часов в семь…
Перед глазами пошли какие-то круги, я погружалась в волшебный мир сновидений. Что снилось двадцатисемилетней женщине, лежащей рядом с известным всей стране актером, волею случая ставшим ее любовником, перед днем, который мог оказаться последним в их жизни?
Взявшись за руки, мы шли с Кириллом по каким-то джунглям. Кругом пели птицы, по деревьям скакали обезьяны, вдали мерцало водное зеркало не то озера, не то моря. На нас не было никакой одежды, но мы не стеснялись самих себя.
Вдруг на поляне впереди нас показались тигры. Я испугалась и инстинктивно прижалась к плечу Кирилла. А он, подняв ладонь, одним этим движением остановил хищников, трусливо вильнувших хвостами и бросившихся наутек.
Благодарная, я целую Кирилла, восхищаясь его мужеством и самообладанием, но, что это, передо мной уже не Кирилл, а кто-то другой, это Илья, он, как змей-искуситель, осыпает поцелуями меня, опускается передо мной на колени и целует мой живот, мой огромный живот… Почему он такой большой? Я что, беременна?