Страница 49 из 59
— А в один прекрасный день какой-нибудь паршивый юнец увел бы тебя от меня под венец! Господи, уже стихами начал говорить…
Майдановский нежно целовал пальцы моих рук:
— Просто тебе в детстве не хватило отцовской ласки. Как мне не хватало моего Андрея — он ведь жил, разумеется, с матерью, когда мы расстались.
«А ведь Кирилл прав! — подумала я про себя. — Нас потому и тянет друг к другу. Я, не получившая отцовской ласки, и он, не растративший эту ласку, — мы просто дополняем друг друга».
Сумбурные мысли терзали и Кирилла.
— Расскажи мне что-нибудь об отце! — вдруг попросил Кирилл.
— Я осознала, кто мой папа, наверное, только в первом классе. У нас дома был огромный альбом с фотографиями, знаешь, еще от маминых родителей, он постепенно заполнялся и передавался из поколения в поколение. В этом альбоме я разыскала фотографии мамы с отцом. Они прожили года три всего вместе. Так что помнить отца я не могла. На фотках увидела, и в мозгу как просветление: это же тот самый дяденька, что «Новости» ведет на Центральном телевидении — так тогда первый канал назывался. Я к маме пристала. Читать-то научилась: «ведущий — Александр Фролов». Маме делать нечего, пришлось сознаться. С тех пор, с первого класса, я все информационные передачи первого канала смотрю.
В шестом не выдержала, тайком от матери отцу письмо написала, фотографию вложила, адрес телецентра — на конверт: его каждый знает — 127000, Москва, Академика Королева, 12, ЦТ, Александру Фролову. Знаешь, дошло! Ответ от него получила, алименты мне стал присылать.
А уже когда в десятом училась, поехала к отцу в Москву сама. Больше всего боялась, что он меня не узнает в аэропорту — на зимние каникулы полетела, в шубе, шапке, узнать трудно, на всех фотографиях я же в летнем. Но отец узнал, он к самому трапу пробился, стоял в январскую стужу с непокрытой головой и с огромным букетом белых роз в руках. Народ спускается по трапу, на него оглядываются, лицо-то всей стране знакомо, люди у нас любопытные, всем увидеть охота, кого это сам Фролов так встречает?!
Никто ничего понять не может — какая-то длинная пигалица к Фролову на шею бросается, обнимаются, плачут оба… Так мы с отцом первый раз и увиделись по-настоящему. Неделю я у него прожила. С женой его, сыном Игоряшкой — братом моим, значит, — познакомилась.
Мне у них очень понравилось. Я же ведь нормальной полной семьи практически никогда не видела. Мама одна жила, как они со Фроловым разошлись. С Игорем подружились несмотря на разницу в возрасте — он младше меня на шесть лет. Отец меня тогда по всей Москве возил…
«Развела я воспоминания, как в бразильских сериалах. По легенде я москвичка, журналист, надо вовремя остановиться, а то спалюсь, Тамарка ведь слушает наши диалоги!» — Я замолчала.
— А дальше? — вздрогнул внимательно слушавший меня Кирилл.
— Дальше ничего интересного. Закончила школу, университет, пошла по стопам отца. Только и всего, — сократила я рассказ. — Год работала с ним, перед самой его гибелью. Теперь вот в «Купидон-инфо». Газета интересная. Мне нравится… это я вслух, а про себя подумала: «Надо как-то сесть и написать о моем отце. Интересная история получится. Ведь благодаря отцу, точнее, из-за его нелепой преждевременной гибели, в которой есть очень много загадок, я и стала частным детективом. Но я клянусь, что когда-нибудь найду убийц и жестоко отомщу им за отца. Я уже знаю, как назову эту книгу: «Дочь за отца»».
— Мы ведь дружили с Сашей. Часто встречались на всяких презентациях. Он мне рассказывал о тебе, как раз, наверное, когда вы встретились наконец. Саша так гордился тобою. Называл за глаза не иначе как «моя Наденька». Да, смерть забирает лучших…
— У тебя еще есть дела в театре? — я вопросительно посмотрела на Майдановского.
— К черту все дела! Поехали к тебе?! — полувопросительным, полупросящим тоном произнес Майдановский. — Я соскучился по тебе…
Теперь уже его мягкие теплые добрые пальцы притянули мое лицо, а нетерпеливые губы сомкнулись с моими.
— Сумасшедший! — чуть не задохнувшись после долгого поцелуя, я еле вырвалась. — Сейчас кто-нибудь увидит…
— Ты права, поехали! — Кирилл собрал папку с текстом, выключил настольную лампу и повел меня к выходу.
По уже установившейся привычке путь от театра до гостиницы мы преодолели пешком. Морозец был легкий, градусов десять, не больше. Идти под руку с Майдановским было очень приятно. Нет, вовсе не от тщеславия — зимой моего спутника в лицо не узнавали — шапка надвинута на лоб, воротник пальто поднят, — просто очень здорово опираться на чью-то твердую мужскую руку. Кирилл прав: мне не хватало отца в детстве. «И мужа теперь!» — это во мне заговорила уже взрослая женщина.
Но вот наконец и «Центральная». Мы пообедали в ресторане, заказали столик на завтрашний вечер и только потом поднялись в мой номер. Уже с порога, едва заперев за собой дверь, Кирилл крепко прижал меня к себе и принялся жадно целовать.
— Что с тобой сегодня? — я с трудом освободилась из его объятий.
— Не знаю! — честно признался Майдановский. — Ты вот сказала, что завтрашний вечер будет последним, я и ужаснулся. У тебя просто командировка заканчивается, в Москву уезжать надо, но мы же сумеем встретиться в столице, правда?! А у меня такое чувство, будто мы расстаемся навсегда, и больше никогда не будет всего этого — твоих губ, запаха твоих волос, вкуса твоих сосков…
— Ты всем своим партнершам говоришь такие слова? — поинтересовалась я.
— Зачем ты так… — губы актера по-детски задрожали. Он обидчив, как ребенок!
— Верю, верю, что не всем! — продолжала издеваться я. — Ты меня прости за нескромность. Мне это интересно как… журналисту и женщине. Я сегодня узнала, что ты не со всеми подряд спишь. Почему? Ведь Корнеева такая соблазнительная дамочка… Уж если я заметила…
— Белокурая бестия. Как у Ницше. Тебе подробно объяснить или кратко? — спросил Кирилл.
— Ты спешишь? Давай подробно! — предложила я.
— У каждого мужчины есть свой тип женщин, который ему очень нравится. Меня, например, возбуждают такие, как ты: высокие, длинноногие, худые, брюнетки. Это первое…
— Но Корнеева высокая, длинноногая, а какая грудь? — удивилась я.
— Наденька, не перебивай старших, хорошо? — чуть раздраженно заметил Майдановский.
— Прости, мой милый! — я коснулась языком его шеи в знак примирения.
— Так вот, помимо формы, в каждой женщине важно еще содержание. С тобой и в постели, и вне ее можно поговорить о чем угодно. Сегодня ты легко откликнулась на мои мысли о буддизме, например. А Корнеева — это кукла. Знаешь, сейчас в секс-шопах продают таких резиновых дамочек на любой вкус. Ты их надуваешь или наполняешь водой — и трахай, если живой партнерши нет. Ирка и похожа на такую куклу — форма есть, а содержание — ноль. Говорящая только. Знает текст роли и еще с десяток слов, к постели относящихся. Нет, не могу с такими иметь дело, — разъяснял Кирилл свою теорию, а я откровенно смеялась в ответ.
— Ты не согласна со мной? — удивился Кирилл.
— Согласна, но ты знаешь, какой язык у этой Эллочки-людоедки? — продолжала улыбаться я.
— Нет, а что случилось? Я даже не понял сразу, а как ты узнала про Корнееву, ну, что она пыталась затащить меня в свои сети?
— Она рассказала мне до мельчайших подробностей, как соблазняла тебя на сцене, а потом в твоем кабинете. Эту историю наверняка знает уже весь театр.
— Бог им судья, пусть говорят! — актер лениво махнул рукой.
— Они не говорят, а сплетничают. Это — совершенно разные вещи. С подачи Корнеевой они считают тебя ни больше ни меньше как педофилом…
— Что?! — вскричал Майдановский. — Кем?
— Педофилом. Сделать русский перевод? — невозмутимо ответила я.
— Не надо…
— Твоя помощь детским домам, интернатам этого города квалифицируется труппой лишь как легальное прикрытие занятий педофилией. Вот так-то, мой милый мастер! — я потрепала его по щеке.
— И что мне делать? — растерянно произнес Кирилл.