Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 59

— Познакомьтесь, Ирочка, Виктор Николаевич, а это — Надежда Александровна, журналистка из Москвы. Она хочет с тобой побеседовать. Виктор Николаевич, у меня есть к вам одно деловое предложение. Пойдемте ко мне в кабинет! — Чебышев полуобнял заведующего литературной частью, увлекая его за собой.

— Садитесь! — кивнув на свободное кресло заведующего, вновь затянулась сигаретой Корнеева. — Курите? — она пододвинула пачку.

— Предпочитаю свои, — ответила я, достав из сумочки любимый сорт.

— Так об чем речь пойдет? — без обиняков спросила молоденькая актриса.

— О сексе. Я — корреспондент газеты «Купидон-инфо». Готовлю материал на тему «Театр и секс». Со старшим поколением актеров пообщалась достаточно, хотела бы узнать мнение молодых, — вполне удачно озвучила я свою легенду.

— Старшее поколение — это Кирилл? — усмехнулась Ирочка.

— И он в том числе, — туманно ответила я.

— И как, тебе удалось затащить его в постель? — оценивающе оглядев меня с головы до ног, поинтересовалась Корнеева. — Ты вроде тоже ничего девка.

— Откровенно говоря, нет, — соврала я ради дела.

— Вот и я пыталась. А он — ни в какую! В театре ведь как. Молоденькие актрисы, вроде меня, сразу же после училища карьеру себе вынуждены, сама понимаешь, каким местом делать. Иначе до старости будешь во втором составе и на детских утренниках Бабу-Ягу играть.

А тут такой случай — сам Майдановский к нам пожаловал приглашенным режиссером. И спектакль клевый — «Лолита». Там ведь фривольных сцен — уйма. Я из кожи вон лезла, чтобы эту роль получить. На встрече с труппой, когда Кирилл знакомился, вперед пролезла, на глаза попасться — думаю, он же не даст играть Лолиту сорокалетним. В театре есть две девчушки помоложе меня, но у них фактура не та, — Ирочка горделиво распрямила плечики, отчего грудь под ее блузкой напряглась, вот-вот готовая порвать ткань.

— Ну, этот гад, представляешь, откуда-то из интерната притащил эту пигалицу, пацанку, такую роль играть. А на нас всех наплевал. Еле дублершей стала. Пришлось для этого Чебышеву прямо на столе в его кабинете отдаться. Ладно, попала в дубль, и на том спасибо. А тут случай такой вышел с месяц назад примерно. Грипп был, так одновременно заболели и премьерша эта, Аля, и мой партнер — Сережка Хромов. Вот, думаю, удача, репетировать буду с самим Майдановским. А там, как говорится, дело техники.

Ладно, проходим сцену в мотеле. Это где Гумберт с Лолитой в одной постели лежат. Все натурально, на мне только маечка и трусики, больше нет ничего. А по ходу сцены я должна ему минет не минет, во всяком случае, «с жезлом его жизни» — так по набоковскому тексту — играться. Я маечку скинула, к креслам зрительного зала, к осветителям — спиной, а к Кириллу сосками к лицу, у меня ведь грудь дай Бог каждой, не то что прыщики его премьерши. Пан или пропал! И начала с «жезлом» его по-настоящему играть. Наблюдаю за лицом Майдановского, чувствую, хорошо ему. Я и наяриваю! — Ирина зажгла спичкой потухшую во время рассказа сигарету.

— До финала доходит, Майдановский испугался, руки мои откинул, достаточно, говорит. Я не настаивала — мокрым на сцене, вот смеху, да? Дождалась конца репетиции — и в кабинет к нему шасть, так мол и так, Кирилл Львович, давайте сегодняшнюю сцену еще раз пройдем. Дверь на ключ, блузку расстегнула, юбчонку свою вот эту задрала — на, бери! А он, кобель старый, меня вышиб, представляешь?!

— Как это вышиб? — не поняла я с ходу.

— А вот так! Немедленно оденьтесь, говорит, вы не в моем вкусе. Ну, дурак, каких свет не видывал. Девка себя ему добровольно и бесплатно отдает, так он еще кочевряжится! Нет, не понимаю такого мужика. Ладно, был бы импотентом, но я же сама убедилась, у него все нормально. Я же не навязывалась, ни женить на себе хотела, ни семью ему разбить. Роль поинтересней получить, а за это и аванс отдала бы ему, — усмехнулась несостоявшаяся любовница.

— Нет, мне знаешь, что кажется? — Ира вопросительно посмотрела на меня, как бы ища в моих глазах сочувствия. — Майдановский — педофил!

Слава Богу, я знала, что это далеко не так, а то бы поверила беспощадной логике рассуждений Ирины:

— Посуди сама. От дармового секса отказался? Отказался. Никому из других смазливых актрисочек или технических работниц ничего такого не предлагал? Не предлагал. А сам все детским домам и интернатам спонсорскую помощь оказывает. Свободное время в эти учреждения наведывается. А какие там нравы царят, мы знаем. Голодные девчонки за полтинник, не говоря о сотне, любому мужику, даже самому вшивому, такое сделают… Тем более красавцу Майдановскому…

— Интересные ты вещи порассказала, Ирочка! — улыбнулась я. — А другие мужики в театре, вроде главного, они как, понимающие в отличие от Кирилла?





— За нашими не заржавеет. У нас тут после премьер или еще каких праздников уборщицы потом из всех углов презервативы выметают. Театр есть театр! — откровенничала Корнеева.

— Спасибо за информацию. Фамилию в статье упоминать не стану, — твердо пообещала я.

— А почему? — обиженно возразила актриса. — Давай не только с фамилией, но и со снимками. Меня, голую до пупка, ну, едва прикрытую прозрачной блузкой, чтоб весь товар лицом, на вашу первую полосу да с заголовком крупно: «От этого отказался Майдановский…» Это знаешь, какая реклама?! — Ирина даже всплеснула руками.

— Посоветуюсь со своим главным редактором, — уклонилась я от прямого ответа.

— Я в долгу не останусь. Хочешь — мужика тебе на ночь из наших найду? — Корнеева придвинулась ближе ко мне и перешла на полушепот. — Может, групповуха интересует? Мы с тобой и парочку ребят молоденьких…

Ну и нравы в нашем театре, я такого, честно говоря, не ожидала! Отказавшись от сомнительных увеселений, я пошла искать свою жертву.

Глава восьмая

МОЙ СЕДОЙ МАЛЬЧИШКА

Кирилл уже закончил репетицию, но еще не вышел из малого зала. Он сидел недвижим на своем режиссерском месте, с закрытыми глазами. Я тихонько подошла и расположилась в соседнем кресле. Еще с минуту Майдановский не обращал на меня никакого внимания. Только потом повернулся в мою сторону и открыл глаза.

— Тебе плохо? — я встревоженно провела ладонью по его щеке.

— Нет, — инстинктивно поцеловав мою руку, ответил артист. — Так я расслабляюсь. Помнишь четыре истины буддизма? Мир есть страдание. Источник страдания — это человеческие страсти и желания. Освобождение от страстей позволяет перейти в нирвану. Достичь этого особого состояния, слияния с Абсолютом можно, избрав путь спасения…

— Так ты буддист? — искренне изумилась я.

— У меня в роду все христиане, дикая смесь из католиков и православных. Крестили по православным обычаям. А в буддизме просто много интересного. Всякая жизнь, и счастливая, и несчастливая, является страданием и Великой Иллюзией. Посмотри, насколько это философично: счастье или горе — все есть страдание. Кто-то великий крутит ленту, на которой уже записана вся наша земная жизнь. И мы не в силах ее изменить, — как-то скорбно улыбнулся Майдановский.

— Почему не в силах изменить? Путь к спасению лежит внутри самого человека, и от каждого из нас лично зависит, шагать по этому пути или нет. Сделай шаг — и будешь спасен! — я продолжала гладить своими ладонями его уставшее лицо.

Кирилл с интересом посмотрел на меня:

— Но буддизм не призывает к улучшению мира, поскольку мир ничтожен в сравнении с нирваной!

— Да, нельзя переделать мир, но можно переделать себя! Возьмемся за переделку самих себя? — предложила я.

— А стоит ли? — возразил Кирилл. — Само по себе существование человека на земле буддизмом воспринимается как следствие грехов, совершенных в прошлой жизни, дурных страстей, которые как бы тянут человека вниз, к новым воплощениям. Совершенный человек достигает высшего блага: не рождается вовсе!

— А я хочу родиться вновь. Родиться твоей дочкой. Чтобы ты заботился обо мне. Баюкал на своих сильных руках. Гулял со мной по парку. Я бы убегала от тебя, а ты бы догонял. Водил бы меня в школу. Готовил со мной уроки…