Птица Карлсон

Вход в Бездну Канализации нашёлся под продуктовым магазином на улице Полбина. Откинув железную крышку во дворе магазина, Малыш оглянулся. Все дома были здесь низкорослыми, даже деревья, понимая неверность почвы, стелились по ней, как кусты.

Малыш сплюнул, и в этом момент перед ним появился Карлсон, на сей раз одетый в синий халат грузчика. В зубах у него была толстая папироса.

― Вот ты и добрался, мой мальчик. А не забыл про подтяжки?

― Не забыл, Карлсон.

И они начали спускаться в преисподнюю.

Сначала вниз вели честные бетонные ступени, будто на лестнице современного дома, потом их сменили ступени деревянные, а затем ― стеклянные и оловянные.

Карлсон достал из кармана мобильный телефон, потыкал в него пальцем, и в сумраке подземелья задребезжала странная музыка.

― Это «Кармина Бурана», ― ответил он, упреждая вопрос. ― Эта музыка всегда должна звучать, когда происходит что-то важное.

Наконец они оказались в огромной полости, где внизу что-то клокотало и булькало.

― Смотри, сынок, ― сказал Карлсон. ― Перед тобой величие человека и весь результат его жизни. Смотри, вот всё то, чем кончаются человечьи поиски смысла ― тут и первое, и второе, и третье. В смысле, и компот. Ты впечатлён?

― Не очень. Не знаю, как со смыслом, но дух тут больно тяжёлый.

― Тогда доставай кольцо, не медли.

Малыш достал свёрток и, размахнувшись, швырнул его в дыру.

― Вот так, вот так, теперь ты навсегда запомнишь этот день, вернее, это будет самым главным днём в твоей жизни, сынок, ― перевёл дыхание Карлсон.

И тут Малыш пнул его пониже спины, и старик полетел вниз, двигаясь так же быстро, как если бы у него на спине был пропеллер.

«Я тоже так считаю, ― думал про себя Малыш, поднимаясь по лестнице. ― Запомню сегодняшнее число, ясное дело. Хороший день, чё. Но какой прок с этого кольца? Это ещё предстоит узнать, экая прелесть».

Спасённое кольцо приятно холодило карман, и он верил, что приключения только начинаются.

2022

Имение

На дощатой террасе близ конопляника веснушчатая дочь тайного советника Агриппина Саввична фон Бок потчевала коллежского асессора Аполлона Филипповича Карлсона винегретом с ветчиной и другими яствами под искусный аккомпанемент виолончели с фортепиано.

― Подали ли вы апелляцию? ― произносила веснушчатая нимфа протяжно.

― Нет-с, ― отвечал асессор печально. ― Ни к чему.

В коноплянике пели птицы, будто в терновнике.

― Батюшка ваш, Филипп Аполлинарьевич, будет недоволен.

― Ах, оставьте, Агриппина Саввична, ― печально пропел Аполлон Филиппович и потянулся вилкой к буженине.

Мадемуазель фон Бок откинулась на оттоманке и запечалилась.

Гнев Филиппа Аполлинарьевича был страшен, и лучше б случился какой конфуз с Аполлоном Филипповичем навроде инфлюэнцы или аппендицита, чем прознал батюшка о том, что его милый сынок не прошёл испытание на чин.

― Папенька у свояченицы, ― отвечал Аполлон Филиппович. ― Папеньке не до меня, я сразу понял это, когда он надел свой коломянковый костюм и шляпу канотье. Ему не до меня, а уж коли муж её, эксцентричный подьячий Фаддей Власьевич, вернётся с вакации с протоиереем ранее обычного, долго не до меня батюшке будет. Уж такое бланманже в шоколаде он отведает, что о моём чине забудет надолго…

Билась муха в абажуре, что привёз ещё полвека назад отец Агриппины Саввичны из Германии, не то из Ганновера, не то из Шлезвиг-Гольштейна, а то и вовсе из Баден-Бадена.

Будто монпансье, во рту таяло время.

Но чу! Раздалися бубенцы, заржали кони, стукнули двери, и выкатился слуга в иссиня-чёрном кафтане:

― Барыня! К вам…

Не было ему ответа, и он снова пискнул:

― К вам!..

Вошедший отстранил его и поклонился:

― Дитмар Эльяшевич Розенталь!

2022

Диетолог Пратасов

Малыш учился прилежно и с душой. Он мечтал стать врачом, и не просто врачом, а диетологом.

Когда он встречал лентяев, ему становилось физиологически неприятно.

Особенно неприятен Малышу был однокурсник Карлсон. Малыш втайне считал его евреем за фамилию. Впрочем, какой Карлсон еврей? Но нет, еврей-еврей, шептало что-то внутри.

Тем более что Карлсон праздновал Хануку целый год.

На занятиях в институте Карлсон путал кости и мышцы. У него самого мышцы вовсе были невидны: Карлсон был пухл и толст.

И вот однажды пришёл тот час, которого ждёт старшекурсник.

Новоиспечённых медиков распределяли по больницам.

В ночь накануне они шумной компанией отправились гулять по столице. Малыша вела под руку студентка с журфака, она была давней студенткой, не очень красивой, но практичной.

Журналистка решила, что диетолог составит её счастье ― если не всё, так хоть финансовое.

Дешёвая водка лилась Москвой-рекой, и дело кончилось в Александровском саду. Они оскорбили кремлёвскую стену действием. Всё бы сошло с рук (неловкий эвфемизм), но одна студентка завизжала, когда увидела склонившегося из-за зубца часового. Мгновенно сад осветился, и их взяли, как они были ― со спущенными штанами.

Девицы через три дня вдруг осознали себя санитарками в калужской больнице, а Малыш и Карлсон ещё неделю ждали разбирательства.

― А давай поменяемся фамилиями? ― ещё в первый день предложил Карлсон. ― Мне хорошо, да и тебе не плохо. Тебя ещё в Швецию вышлют… А я тут сам справлюсь.

Малыш недолго колебался, ― хмеля в нём ещё было достаточно.

И когда охранник вызвал Карлсона с вещами, Малыш подхватил свой полиэтиленовый пакетик и выскочил вон.

― А ты, Пратасов, сиди, ― мрачно сказал охранник.

Карлсон с улыбкой посмотрел на дверь. Теперь свидетелей не осталось. В тот же вечер он улетел прочь.

Прямо с тюремного двора, во время прогулки.

Это изрядно озадачило охрану.

Но мудрый начальник был не промах, и тут же вписал в список арестантов слово «секретный».

Так обычно делалось в те патриархальные времена, когда сидельца не полагалось показывать лишним людям. Так, один шведский дипломат из Будапешта просидел лет тридцать и был выпущен только, когда окончательно поверил, что он фотограф из города Торжка. И так это его разобрало, что он приехал в Торжок, женился там и умер ― лет ещё через десять. В тамошней рюмочной, не достигая его шведского языка, никак не могли понять, что это он так ругается, когда напьётся. И вроде не матерится, но, видно, забористо разговаривает.

Итак, новый заключённый был секретный и фигуры не имел.

Несколько раз к нему в камеру приходили правозащитники и уныло рассматривали пустую камеру.

Им нечего было предъявить администрации: если ввергнутый в узилище диетолог фигуры не имел, то он не мог бороться, объявить голодовку или составить петицию.

Некрасивая журналистка стала признанным специалистом по этой истории и не реже, чем раз в месяц, публиковала в блоге новости из тюрьмы, а потом и из колонии.

Между тем, Малыш брёл по чужой ему Швеции. Он никому не смотрел прямо в лицо и различал людей по запаху. Пахло Макдональдсом и прочей быстрой едой.

Диета была чужда этой стране.

По запаху Малыш выбирал место для ночлега, причем норовил спать под деревом, потому что под деревом дождь не так мочит.

Он шёл, нигде не задерживаясь, и был тут никому не нужен.

Он проходил шведские деревни, как проходил реку плоский камешек, «блинок», пускаемый мальчишкой, ― почти не задевая. Изредка какая-нибудь шведка давала ему молока. Он пил стоя и уходил дальше. Ребятишки затихали и блистали белесыми соплями. Деревня смыкалась за ним.

Его походка изменилась с тех пор, когда он бодро входил в ординаторскую. От ходьбы она развинтилась, но эта мякинная, развинченная, даже игрушечная походка была всё же походкой врача.