Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 138

― Он говорит с Богом? ― не понял Карлсон.

― Нет, он говорит с рекой. Он говорит: «Ты ― отец и мать моей чести и славы, а я до сих пор не принес ничего в жертву тебе».

Вдруг атаман схватил маленького князя поперек пояса. Покатились по палубе жемчужины, затрещала шитая золотом ткань.

Мальчик мелькнул в воздухе, смешно перебирая ногами, и с плеском скрылся за бортом.

Вечером Карлсон раскрыл подарок Молескина и написал: «Была у этого разбойника в услужении пленная княжна, прекрасная и благолепная девица, но его за неволею, страха ради любила. И во всем угождала». Тут он остановился и заплакал.

Но, быстро успокоившись, швед продолжил: «Однако знаменитый разбойник, нимало не раздумывая, принес её в жертву Посейдону, согласно обычаю, принятому у московитов».

Так закончилась история маленького князя.

Ну а что же сам Карлсон? Вскоре он повздорил с атаманом, и казаки чуть не зарубили его. Швед бежал от них на шлюпке, скитался по Каспийскому морю, попал в рабство в Дагестане, а потом был выкуплен польским посланником.

Когда он двигался на север, то встретил лодку с солдатами и огромной клеткой на палубе.

― Кого везете? ― крикнул кормчий.

― Людоеда! ― отвечали ему стрельцы.

И правда, в клетке сидело страшное косматое существо. С трудом узнал в нём Карлсон грозного атамана.

Они встретились глазами, и вдруг существо в клетке закричало:

― Нет, не ворон я! Не ворон! Я ― мельник!

Но тут лодки разошлись уже далеко, и продолжения Карлсон не услышал.

2022

Бабочка

Дядюшка Ю проснулся за несколько секунд до звонка. Зачем ему этот дар, это умение проснуться чуть раньше, он никак не мог понять, ― сердце всё равно бешено колотилось, подготовиться ни к новому дню, ни к чему вообще таким образом нельзя.

Но сразу же в уши полилась вкрадчивая мелодия телефона. Его мир уж точно не стал радостнее, когда он понял, о чём просит телефонная трубка.

А ведь только что ему снилась огромная мохнатая бабочка с крыльями мрачного чёрного цвета, которая с любопытством смотрела на него с потолка. Дядюшка Ю с опаской перевёл взгляд на потолок ― он был пуст и чист.

Каждое утро он делал неприятное открытие ― жены не было рядом. В пространстве сна, пока мохнатая бабочка находилась в поле его зрения, он ощущал рядом тепло женского тела. Жена всегда разбрасывала в стороны руки, и перед рассветом он гладил её равнодушную ладонь, торчащую из-под одеяла.

Но теперь каждое утро он просыпался один.

Сейчас, как и каждое утро на протяжении пяти лет, он медленно спустил с кровати ноги, увитые взбухшими венами, и стал привыкать к перемене положения в пространстве.

Его вызывали на службу, только когда дело было серьёзное, а если вызвали, значит смерть пришла в их маленький курортный городок. Городок как бы не существовал, он был за пределами карты, пределами сознания. Северные территории существовали за штатом, даже чёрного порошка ему сюда почти не присылали. Как работать без порошка по серьёзным делам ― было непонятно.

Дядюшка Ю медленно оделся и попрощался с портретом умершей жены на вечно светившейся в углу электронной фотографии.

Через полчаса он уже стоял в гостиничном номере, где, раскинув руки, лежал молодой человек. Фотограф уже ушёл, и у тела переминался только помощник дядюшки Ю.

― Префектура не любит, когда туристы умирают, ― сказал помощник печально. ― Смерть не очень хорошая реклама нашему туризму.

― Не тот сезон, когда что-то может помочь нашему туризму, ― и дядюшка Ю посмотрел в окно, в которое зимний ветер бросал ошмётки солёной пены. ― А до весны все забудут об этом финне.

― Он швед. Швед по фамилии Свантессон.

― Не важно.

Дядюшка Ю начал разглядывать тело. «Интересно, ― подумал он, ― он сидел в своём номере в костюме. Даже при галстуке… Кто сидит в номере в костюме, особенно с молодой женой? Кто из этих новых европейцев едет в свадебное путешествие зимой и сидит потом в номере в костюме и затянутом, как удавка, галстуке? Интересно, в этом ли костюме он женился? Дурачок».





― Можно вынимать? ― спросил помощник.

― Да вынимайте, чего на него смотреть.

Тогда молодой полицейский, аккуратно взяв за кончик рукоятки длинный тонкий меч, выдернул его из груди покойника.

― Дешёвка, дешёвка для туристов, ― брезгливо отметил помощник. ― Я думаю, купили тут же, в сувенирной лавке.

― А где жена этого несчастного?

― С женой работает психолог.

Дядюшка Ю заглянул в соседнюю комнату, но заходить туда не стал.

― Она говорит, что её изнасиловали. То есть какой-то тип влез в окно и убил её мужа. А потом её изнасиловал, она говорит, что это был ниндзя, но без маски и с виду ― европеец.

Дядюшка Ю опять с тоской поглядел в сторону соседней комнаты.

― А завтра она скажет, что приехала из Кореи мстить за честь бабушки. Значит, с ней будем говорить завтра. Следы-то есть?

Оказалось, что следы есть, и в окно действительно кто-то лазил, и анализы взяты, и всё случилось правильным образом за то время, пока дядюшка Ю сидел дома на кровати, свесив ноги и привыкая к вертикальному положению.

― А отпечатки?

― Есть отпечатки, ищем по базе. Вы будете с кем-нибудь ещё говорить? С ночным портье? Нет?

Но говорить пришлось вовсе не с портье.

Когда дядюшка Ю уже собирался вернуться в постель, на улице перед отелем поймали другого шведа (помощник тут же неуклюже сострил по поводу изобилия шведов и их семейной жизни). Всё было прекрасно: дело завтра будет закрыто, сюжет прост ― пьяная ссора из-за женщины, насилие, драка, и вот уже острый сувенир из плохой стали торчит в груди молодожёна. Швед Людвиг Карлсон, впрочем, уже признался в убийстве. Дядюшка Ю с любопытством смотрел на него, но швед тут же стал объяснять, что убийства никакого не было, а была честная дуэль.

― Из-за женщины. Она хотела отдаться мне, она хотела меня, знаете, есть в ней какой-то изгибчик… Впрочем, вы не поймёте. И я не смог сопротивляться ― да и знаете, этот наш малыш был такой мямля…

― Отчего же не пойму? ― улыбнулся дядюшка Ю. ― Изгибчик. Ну и вы засадили соотечественнику между рёбер сувенирный меч ― из-за его невесты. Она, правда, говорит, что вы её изнасиловали.

― Врёт, тварь! Врёт ― мы знаем друг друга не первый год. Зачем она врёт, мы же давно с ней…

― Вот так привычка у вас ездить в свадебное путешествие втроём. Это что-то национальное?

― Перестаньте! Я приехал к бабушке!

― У вас тут бабушка?

― Ну, не здесь, она в Ямагате. Преподаёт шведский. Я просто заехал в гости к этим идиотам.

― А зачем залезли в окно?

― Романтика. Я же говорю, что вы не поймёте.

― То есть вы утверждаете, что не насиловали жену убитого?

― Какое там, вы бы её видели. Она сама кого захочет… Ну, в общем, не насиловал.

Ночь уползала в горы, а край неба над океаном стал светлеть, будто серебряная бабочка осыпала пыльцой с крыльев небо на востоке.

Теперь дело выходило отвратительным, картинка переворачивалась, как в детском калейдоскопе пхао-пхао. Ну хорошо, убийца у нас есть, мы не можем понять мотив, и все, как всегда, врут. Все врут ― как ему постоянно говорил его друг, доктор-патологоанатом. Правда, потом он прибавлял: «Кроме моих пациентов».

Но тут дядюшке Ю сказали, что из номера ещё кое-что пропало ― деньги и пара колец. Карлсон даже завизжал, когда ему об этом сказали:

― Я, может, убийца, но не вор!

Картинка в этом калейдоскопе перевернулась ещё раз, когда дядюшка Ю дошёл до ночного портье. Им оказался прыщавый молодой человек, всё время отводивший глаза. Прыщавый сразу не понравился дядюшке Ю, и полицейский, рассеянно выслушав его рассказ, вдруг перехватил руку портье и быстрым движением заломил её за спину юнца. Затем дядюшка Ю залез цепкими пальцами в карман форменного гостиничного пиджака. На дне кармана покоились два кольца и деньги, свёрнутые в маленький цилиндрик, перехваченный резинкой.