Страница 2211 из 2213
— Она покончила жизнь самоубийством? — спросил Пуаро.
— Таков был вердикт… Меня это просто сразило, мосье Пуаро! Возможно, у нее была причина… Так полагала полиция. Я не стал возражать.
Внезапно он с силой ударил по столу.
— Но я не был удовлетворен. Нет! В течение этих четырех лет я все обдумывал и размышлял. И я не могу согласиться с полицией. Я не верю, что Айрис наложила на себя руки. Я убежден, мосье Пуаро, что она была убита… одним из тех людей, которые сидят сейчас за этим столом.
— Послушайте, сэр!..
Тони Чэпел вскочил с места.
— Спокойно, Тони, я еще не закончил. Это сделал один из них, мосье Пуаро! Теперь я в этом уверен. Кто-то под прикрытием темноты сунул ей в сумочку пакет с остатками цианистого калия. Мне кажется, я знаю, кто это сделал. И я намерен узнать это точно…
— Вы сумасшедший! — резко прозвучал голос Лолы. — Сумасшедший… Кто бы мог причинить ей зло? Нет! Вы сумасшедший… я… я здесь не останусь…
Внезапно она замолкла. Послышалась дробь барабана.
— Кабаре! — воскликнул Бартон Рассел. — Продолжим после. Оставайтесь на своих местах. Все! Мне нужно переговорить с оркестрантами. Я с ними кое о чем договорился.
Он вышел из-за стола.
— Невероятно, — прокомментировал Картер. — Этот человек — безумен!
— Он есть сумасшедший! Да! — подхватила Лола. Свет погас.
— Я бы с удовольствием сбежал отсюда, — бормотал Тони.
— Нет! — резко сказала Полин. — О Боже мой! Боже мой!.. — пробормотала она вполголоса.
— В чем дело, мадемуазель? — тихо спросил Пуаро.
— Это ужасно! — ответила она шепотом. — Все совсем как в ту ночь…
— Ш-ш! — послышались голоса из зала. Пуаро понизил голос.
— Словечко вам на ушко, мадемуазель, — зашептал он и ободряюще прикоснулся к ее плечу. — Все будет хорошо, уверяю вас!
— О Господи! Слушайте! — воскликнула Лола.
— Что случилось, сеньорита?
— Та самая песня… ее играли в ту ночь. В Нью-Йорке. Все это подстроил Бартон! Мне это не нравится…
— Мужайтесь, мадемуазель… мужайтесь! По залу пронеслась новая волна шиканий, и все смолкли. На освещенную прожектором площадку в центре зала вышла чернокожая певица, сверкая белками глаз и белоснежными зубами. Голос у нее был низкий, глубокий, чуть хрипловатый. Он странно волновал.
Берущая за душу мелодия, глубоко проникающий прекрасный негритянский голос гипнотизировал… околдовывал… Это почувствовали даже официанты. Все в зале смотрели только на певицу, покоренные силой вызванных ею эмоций.
Официант, бесшумно двигаясь вокруг стола с тихим: «Шампанское?..» — наполнял бокалы, но внимание всех было привлечено к ярко освещенному пятну площадки, где стояла чернокожая певица, в жилах которой текла кровь ее африканских предков. Волшебный, чарующий голос продолжал:
Зал взорвался аплодисментами. Вспыхнул свет. Бар-тон Рассел вернулся к столу.
— Она просто великолепна! — восторженно воскликнул Тони. — Это…
Слова его внезапно прервал приглушенный возглас Лолы:
— Смотрите! Смотрите!
Голова Полин Уэзерби лежала на столе.
— Она умерла! — снова закричала Лола. — Как Айрис… как Айрис в Нью-Йорке!
Пуаро вскочил, дав знак всем оставаться на своих местах. Склонившись над безжизненной фигурой, он осторожно взял руку, пытаясь прощупать пульс. Сидевшие за столом молча следили за каждым его движением. Пуаро был бледен, суров.
— Да, она мертва… La pauvre petite![1825] И я сидел рядом! Но на этот раз убийце не уйти!
— Точно как Айрис… — произнес Бартон Рассел. Лицо его посерело. — Она что-то видела… Полин что-то видела в ту ночь… Только не была уверена… Она говорила мне, что не уверена… Мы должны сообщить в полицию… О Господи, малышка Полин!
— Где ее бокал? — Пуаро поднес его к лицу. — Да, цианид… запах горького миндаля… Все, как и в тот раз, тот же яд…
Он взял в руки сумочку Полин.
— Посмотрим, нет ли здесь чего.
— Вы что же, думаете, это самоубийство? — закричал Бартон Рассел. — Нет, это не самоубийство!
— Подождите, — приказал Пуаро. — В сумочке ничего нет. Гм! Свет, по-видимому, зажгли слишком быстро, убийца не успел… не было времени. Значит, пакетик с ядом должен быть еще у него.
— Или у нее, — сказал Картер, глядя на Лолу Вальдес.
— Вы что хоти-ите сказать? — с трудом выдавила она. — Что вы говори-ите? Я ее убила?.. Это не есть правда… Нет! Зачем бы я это делала?
— Вы сами в Нью-Йорке поглядывали на Бартона Рассела. До меня доходили слухи. Аргентинские красотки известные ревнивицы.
— Это все есть сплошная ложь! И я совсем не из Аргентины. Я из Перу. О-о! Я наплевать на вас… я… — Она перешла на испанский.
— Тише! — воскликнул Пуаро. — Говорить буду я.
— Нужно всех обыскать, — заявил Бартон Рассел.
— Нет-нет, — спокойно возразил Пуаро. — В этом нет необходимости.
— Как это — нет необходимости?
— Я, Эркюль Пуаро, я знаю. Я все мысленно сопоставил. И я скажу. Мистер Картер, не покажете ли вы нам пакетик, который находится в вашем нагрудном кармане.
— У меня в кармане? Какого дьявола!..
— Тони, друг мой, — обратился к нему Пуаро, — не будете ли вы так любезны?
— Какого черта!.. — воскликнул Картер, но Тони ловко извлек пакетик, прежде чем Картер сумел ему помешать.
— Пожалуйста, мосье Пуаро. Все как вы сказали!
— Это чудовищный подлог! — выкрикнул Картер. Пуаро взял пакетик.
— Цианистый калий, — прочитал он. — Все ясно.
— Картер! — приглушенно выговорил Бартон. — Я всегда подозревал. Айрис была влюблена в вас. Собиралась бежать с вами. Но вы, дрожа за свою драгоценную карьеру, побоялись скандала. Поэтому вы отравили ее. Мерзавец, тебя повесят!
— Тихо! — Голос Пуаро прозвучал твердо и уверенно. — Мы еще не кончили. Я, Эркюль Пуаро, должен кое-что сообщить. Когда я пришел в ресторан, мой друг Тони Чэпел предположил, что я появился здесь, чтобы расследовать совершенное кем-то преступление. И это отчасти правда. Мысль о преступлении у меня была. Но я пришел, чтобы предотвратить преступление. Убийца все тщательно спланировал… Однако я, Эркюль Пуаро, опередил убийцу. Я был, так сказать, на один ход впереди. Когда погасили свет, я кое-что шепнул на ушко мадемуазель. Она умна и сообразительна. Да, мадемуазель Полин хорошо сыграла свою роль. Мадемуазель, будьте так добры, покажите всем, что вы, несмотря ни на что, живы.
Полин выпрямилась на стуле.
— Воскрешение Полин, — неуверенно засмеялась она.
— Полин… дорогая!