Из рода волхвов

— Почивать мне вас нечем, господа, а потому отбросим пустую вежливость, — хмыкнул Огнедар, окинув каждого из них внимательным взглядом. — Чтобы избавиться от рун покаяния, необходимо провести ритуал. Я отведу вас на капище, где три столетия назад ваши предки заковали себя добровольными цепями. Однако… зависеть всё будет лишь от тебя, девочка.

— Вы уже прежде говорили мне это, — отозвалась Веселина и приподняла бровь в немом вопросе. — Что именно от меня требуется?

Жрец Велеса криво улыбнулся и, вытянув руку, вдруг указал на её глаза. Старческий палец уткнулся ей прямо в переносицу.

— Глаза полукровки видят многое. В них твоя сила и в них же твоя слабость. Руны покаяния связывают воедино людей и волхвов, подчиняют одних воле других, — он задумчиво глянул в окно. — Но их создал не волхв, а такой же полукровка, как и ты. Ваша кровь — замок и одновременно с этим ключ. Вот только любой ритуал — это жертва. Готова ли ты, девочка, пожертвовать своим зрением, чтобы освободить волхвов от неволи? Твой предшественник некогда отдал своё, желая отстоять свои убеждения. Каков же твой ответ?

Веселина замерла, поражённая жестокими словами, и вгляделась в лицо Огнедара, словно пыталась найти в нём следы обмана. Но он не врал, зелёные глаза были кристально честны. Губы сковало холодом, а язык невольно прилип к нёбу. От мысли, что однажды свет в её глазах потухнет навсегда, стало страшно, словно перед прыжком в пропасть. Темнота ночи пугала Лину всю жизнь, но она всегда знала, что мрак не может длиться вечно — за ним неминуемо следует солнце. Только отдав своё зрение на заклание, Веселина останется в этой тьме навсегда.

И она не была уверена, что готова пойти на такую жертву.

— Её ответ — нет, — голос Яна обжёг их холодом. — Почему за ошибку наших предшественников должна расплачиваться девчонка, которая отношения к нам не имеет?

— Потому что она — единственная полукровка. Других более нет — и едва ли будет в ближайшую сотню лет.

— Это слишком жестоко, — проронила Звана и посмотрела на неё с сожалением, омрачившим голубые глаза. — Неужели иного способа нет? Совсем никакого? Там же наши семьи, наши друзья… Их никак нельзя освободить иначе?

— Сказано же тебе, Звана, нельзя, — пробурчал Вацлав, опуская голову на сложенные на столе руки. — Это выше моих сил, мне слишком стыдно сейчас просить её согласиться на это. Но мои родители в Вороньей долине…

Лютомир наблюдал за их душевными метаниями с беззаботной усмешкой и разжал пальцы — ягоды рябины с тихим стуком рассыпались по деревянной поверхности стола. В его тёмных глазах шевельнулось что-то острое и злое.

— Что может быть важнее семьи? — пропел он, разглядывая их с насмешливой снисходительностью, словно робких детей, не смыслящих в жизни. Маска дурочка удивительно быстро слетела с него, обнажая злое лукавство. — Вы столь сильно трясётесь над этой девицей, которая даже не принадлежит до конца нашему роду? Её рождение — это ошибка, пятно, от которого необходимо избавиться. Быстро и безболезненно.

Лезвие короткого кинжала бесшумно вонзилось в поверхность стола, прямо между пальцами Лютомира. Веселина испуганно посмотрела на Яна, который, кажется, едва сдержал себя, чтобы не воткнуть клинок в чужое беззащитное горло. Но юноша даже не дёрнулась, лишь сильнее растянул губы в едкой ухмылке, ни капли не смущённый чужим гневом.

— Никакого кровопролития в моём доме, — гневно проговорил Огнедар. — Хотите показать свою удаль — тогда вон за дверь!

Лина привычным движением опустила пальцы на чужое предплечье, пытаясь беззвучно успокоить разрастающуюся, как лесной пожар, ярость. Мысли её были далеки отсюда, словно птицы, покинувшие родные края в преддверии зимы. В воспоминаниях мелькали лица матери и дедушки, с которыми она простилась столь эгоистично и скоропостижно. Решающие слова вертелись на кончике языка, но Лина не решалась произнести их вслух, потому что, казалось, они навсегда отрежут её от этого мира. Но отчаявшийся взгляд Званы проникал ей под кожу, въедливо ворошил совесть, бестактно указывая ей на очевидную трусость. Зрение за сотни жизней — расклад, как ни крути, не в её пользу.

— Хорошо, — выдавила Веселина и добавила для верности, пытаясь убедить и саму себя в правильности сказанного: — Хорошо. Давайте так и поступим.

Ян дёрнулся под её пальцами и в серых глазах, обращённых к ней, мелькнул страх — настолько очевидный, что у неё похолодело под кожей. Он без слов подхватил её за руку и буквально выволок из избы. Она почти не сопротивлялась, хотя от лёгкой боли немело предплечье. Оттащив её подальше от дома, Ян буквально вдавил Веселину в стену, с яростью вглядываясь в искажённые спокойствием черты. Тяжёлое дыхание вырывалось из его рта и, казалось, ещё чуть-чуть — и его хлипкое терпение окончательно лопнет, как раскалённое до предела стекло.

— Что за пустое геройство? Кто тебе они, чтобы жертвовать ради них стольким? — рявкнул Ян, которому уже претило её нарочитое равнодушие.

— Стольким? Это всего лишь зрение, — Веселина устало нахмурилась. — И с его помощью мы сможем спасти всех волхвов, живущих в Вороньей долине. Так в чём проблема? Если цена их свободы — мои глаза, то я охотно отдам их. Ты ведь и сам привёл меня в Яруну ради этого!

— Я этого не хотел!

— Но это случилось! И что теперь? Будем продолжать спор до тех пор, пока эта обезумевшая женщина, которая сейчас сидит на троне в Пряценске, не перебьёт всех твоих товарищей?!

— Речь идёт о тебе, а не о них, — раздражённо вскинулся Ян, встряхивая её, словно тряпичную куклу. — Я не хочу, чтобы ты ради незнакомых тебе людей обрекла себя на жизнь во тьме. Мы найдём другой способ. И меня не волнует, что ты на это скажешь…

— Точно также как тебя не волновали предостережения Миры в прошлом? — звенящим от негодования голосом спросила она. Ян замер, вглядываясь в её глаза затравленно, словно зверь, загнанный в угол. — Твоё упрямство и эгоизм — следствие того, что происходит сейчас. Мы виноваты оба, в равной степени. И я готова отдать зрение ради того, чтобы исправить хоть что-то… Это, в самом деле, небольшая цена.

Веселина устало вздохнула и скользнула ладонями по холодным щекам, аккуратно приблизив к себе его лицо. Они соприкоснулись лбами, ловя губами дыхание друг друга. Ян сдался первым, целуя её жадно и отчаянно, словно в любую секунду она могла рассыпаться в его пальцах, словно фигурка из песка.

— Я не Мира и я не умру, просто потеряю зрение, — сказала Лина, пытаясь успокоить и его, и себя. — Прошлое остаётся прошлым. Оно — урок, который мы должны усвоить, чтобы не повторять одни и те же ошибки вновь.

— Я до сих пор не могу до конца принять то, что душа Радовида живёт во мне, — усмехнулся Ян, притягивая её ближе к себе. — Но самое жуткое в этом всём то, что я не могу его осудить. Да, он безумец, который был одержим войной и смертью. Но иногда мне кажется, что если бы я потерял тебя — то поступил бы точно также…

Веселина вздрогнула от этих слов, но не отпрянула — прижалась лишь теснее. Прошлое тянулось за ними всю жизнь, подобно мрачным теням, готовым поглотить их и утащить в свою непроглядную мглу в тот миг, когда кто-то из них оступится. И до тех пор, пока они будут наступать на те же грабли, боги будут продолжать разлучать их. Это бесконечный цикл, из которого невозможно выбраться. По крайней мере, до тех пор, пока они продолжают потворствовать своему эгоизму.

— Если хочешь любить, то научись жертвовать. Я готова пожертвовать глазами, чтобы волхвы, наконец, смогли обрести свободу. Но тогда и ты, — она подняла на него взор. — Ты тоже должен отдать что-то. Отбрось свой эгоизм, Ян. В конце концов, я ведь не намереваюсь умирать.

Растянув губы в весёлой улыбке, Лина спросила, слыша, как взволнованное сердце учащённо скакало в грудной клетке:

— Да и чего мне бояться, если рядом со мной будешь ты? Командиру Громового взвода ведь не составит труда присмотреть за слепой девушкой?

Он поморщился, словно её слова причинили ему невероятную боль, и аккуратно сжал её тонкие пальцы в своей ладони.