Из рода волхвов

И тогда он увидел разорённый город и плачущих людей. То было не видение, а правда, самая настоящая. Всюду сновала смерть — и он стоял посреди этого хаоса, главный виновник и палач. А напротив она — причина его безумия.

Мира кротко улыбнулась и спросила:

— Почему ты остановился? Разве ты не хочешь отомстить тем людям, что убили меня, Радовид?

— Хочу.

— Ну тогда чего ты ждёшь?

Возможно, именно в тот момент его сознание окончательно ввергло себя в пучины безумия, порождённого горем и утратой. Запах пепла преследовал его всюду, куда бы он ни шёл. Безликая тень, вестник неминуемой гибели, который нёс за собой лишь хаос. Радовид не знал и не хотел знать о том, сколько жизней забрали его руки, сколько горя принесло само его существование этому миру, но голоса, проклинающие его и обвиняющие во всех смертных грехах следовали за ним по пятам. Ему хотелось покоя, хотелось домой.

Но где тот дом, в который он столь сильно хотел вернуться? И кто такая Мира?

Мысли в его голове напоминали вязкую кашу, а лица из воспоминаний перешивались, искажались, напоминая жуткие маски. Слабый проблеск мелькнул лишь тогда, когда на пути ему встретился человек с волосами цвета пламени.

— Кто вы? — прохрипел Радовид, почему-то не решаясь поднять руку, хотя прежде убивал без колебаний. — Я прежде… видел вас?

— Пожалуй, — горько улыбнулся старик, за спиной которого горели дома и кричали люди. Очередные последствия его одержимости безумием. — Можешь звать меня Велесом. Но я бы предпочёл имя Огнедар.

Боль вдруг пронзила всё его тело, словно кто-то неведомый повернул его кости в противоположном направлении. Краски перед глазами померкли, смазались в единое ярко-алое пятно — и, кажется, он кричал.

— Любовь — счастье. Но иногда счастье для двоих может обернутся концом для других.

Глава 24

Она вынырнула из видения, словно из омута — и захлебнулась тёплым воздухом, втягивая его с удивительной жадностью. Перед глазами вновь возникла изба, вновь зеркало и мрачное лицо рыжеволосого старца. Реальность на мгновение предстала сном, а сон претворился в реальность. Она не сразу поняла, что являет собой на самом деле — таинственную жрицу Миру или же деревенскую девицу Веселину. Всё в мыслях перемешалось, слилось воедино, стирая всякие грани.

Она и Мира — один человек. Это казалось сумасшествием, но настолько разумным, что у неё не было ни единого довода, который мог бы это оспорить. Её глазами она видела крушение Яруны, её глазами смотрела на мир в каждом из своих видений. Мысль о том, что Лина являлась её перерождением, вызывала дрожь под кожей. Одна душа — два разных лица и две разных судьбы.

— Теперь вспомнили? — с горькой усмешкой спросил Огнедар и накрыл прозрачную зеркальную гладь тёмной материей. — Жизнь в неведении сладка, но лишь до тех пор, пока неприглядная правда сокрыта в тенях.

— Это правда были… мы? — спросила Веселина, и от жуткой догадки похолодела кровь. Она обернулась к Яну, который замер, словно был ни жив, ни мёртв. — Радовид и Мира — наши прошлые перерождения?

Ян дёрнулся от её слов, как от удара, поднимая остекленевшие глаза, в которых не было ни удивления, ни страха. Они были пусты и прозрачны, словно идеально-чистое серебро. И оттого лишь сильнее стали похожи на взгляд юноши, который в зеркальном видении ласково звал её Мирой и умолял вернуться к нему.

— Если это какая-то дерьмовая шутка, жрец, — хрипло произнёс Ян голосом, в котором звенела сталь. — То я лично прирежу тебя здесь и сейчас.

Огнедар весело фыркнул, разглядывая волхва снисходительно, словно ребёнка, который раз за разом наступал на одни и те же грабли.

— А ты всё такой же, мальчишка. Душа у тебя тёмная и злая, совсем как тогда, — хмыкнул он и ткнул длинным посохом ему прямо в грудь, словно предостерегая не совершать опрометчивых действий. — Что, сложно смириться с тем, что тот образ, который ты всю жизнь винил во всех своих бедах, был твоим прошлым воплощением?

Веселина сжала похолодевшие пальцы, когда страшная мысль, наконец, пронзила её голову. Ян и Радовид — две половины одной медали. Один всю жизнь служил княжеским волхвом, скованный цепями клятвы, а другой — всю жизнь убивал людей. Насколько сложно должно быть свыкнуться с тем, что он сам — причина и последствие всего этого кровопролитного цикла. Мира умерла и не видела того, что случилось с Радовидом после её смерти, но людская молва едва ли приукрашивала все его зверства для красного словца. Но Ян помнил, более того — Ян видел.

— Чего ради… ты нам это всё показал? — процедил он звенящим от ярости голосом. — Хочешь сказать, я заплатил недостаточно высокую цену?

Веселина стояла между ними, бледная и перепуганная до смерти, и смотрела на замерших у порога Звану и Вацлава, лица которых исказились непониманием. Ян избегал её взгляда, как мог, словно намеренно пытался отрезать себя от неё. Странное ощущение чужой отчуждённости причиняло ей эфемерную боль, сжимало сердце охотничьим капканом.

— А что, похоже, будто бы твои прошлые ошибки более не тревожат покой людей? — засмеялся Огнедар с прежней насмешливостью. Но что-то холодное притаилось в этом тоне, что-то угрожающе-опасное. — По твоей вине волхвы придумали руны покаяния, по твоей же вине от них желают избавиться. Всё в мире циклично, мальчик. Или ты думаешь, что я шутил, когда говорил, что боги воздадут тебя по заслугам? Неважно, в какой жизни, но они найдут тебя.

Казалось, терпение Яна треснуло по швам, когда он опустил пальцы на меч, сокрытый в ножнах. Веселина кинулась к нему и сжала чужую ладонь, не позволяя свершиться кровопролитию. Его и без того было слишком-слишком много.

— Прошу вас, перестаньте, хватит ворошить дела минувших дней, — прошептала она и с надеждой взглянула на него. Жидкое серебро во взгляде волхва невольно обожгло кожу на лице, и Лина усилием воли отвела взор. — Скажите, зачем вы показали нам эту правду? Какой грех мы должны искупить?

Огнедар глянул на неё с сочувствием и плохо сокрытой печалью. Едкость и насмешливость стекли с его лица, словно капли воды, сменяясь печатью нарочитого равнодушия.

— На тебе греха, девочка, нет, — проронил он. — Но тебе его придётся искупить. Если он — причина, то ты — первоначало. Три столетия назад смерть Миры принесла в этот мир беды, но твоё рождение сейчас — может принести благо. Для всех нас.

— Что мне нужно сделать?..

— Ничего тебе не нужно делать, — проскрежетал Ян и резко дёрнул её за руку. — К чёрту это всё, мы уходим.

Веселина непонимающе дёрнулась в его хватке, с тревогой оглядываясь на помрачневшее лицо жреца, и упёрлась пятками в пол. Ян смотрел на её отчаянное упрямство с раздражением и плохо скрываемым страхом, мелькавшим на дне серых глаз. Кажется, он был в шаге от того, чтобы обрушить на её голову шквал ругательств.

— Мы проделали этот путь, чтобы потом уйти?! Ну уж нет, мы останемся и дослушаем, отпусти меня! — рявкнула она, чудом вырывая ладонь. — Я понимаю твои чувства, я знаю, что ты видел. Но оставь прошлое в прошлом, сейчас у нас иные заботы!

Ян упрямо поджал губы и провёл ладонью по побледневшему лицу. Веселина ощутила запоздалый стыд и печаль, узлом стянувшие грудь. Возможно, её слова звучали слишком резко для того, кто только что узнал, что является самым ненавистным колдуном в мире. Им стоило поговорить, непременно стоило — но не здесь, не так и не сейчас. Наедине, когда буря в их сердце уляжется хоть немного. Она осторожно обхватила его ладонь тёплыми пальцами, надеясь хоть на время притупить память, и сказала:

— Мы поговорим, хорошо? Обо всём, что видели.

Ян не ответил, со странной жадностью и плохо сокрытым отчаянием скользя вдоль её лица. Но кивнул, с трудом отводя взгляд. Огнедар, наблюдавший за ними со стороны, молчаливо предложил им присесть за стол. Звана и Вацлав поглядывали на них с осторожностью, совершенно растерянные, а Лютомир, продолжающий корчить из себя дурочка, лениво перекатывал в пальцах несколько ягод рябины, которую не успел убрать хозяин дома.