Из рода волхвов

Ян лишь мрачно улыбнулся, но промолчал в ответ на эти колкие слова. Ситуация начинала приобретать для него более-менее ясные очертания. Веселина, заметившая их напряжённые переглядывания, приблизилась к нему и недоумённо приподняла бровь.

— О чём вы говорили? — аккуратно спросила она и поставила чашу с тёплой водой на скамейку.

— Тётя, почему вы с волхвами княжескими якшаетесь? — с подозрением проронил мальчишка, прожигая Яна настороженным взглядом. — У него на руках белые узоры! Эт-то же руны! Такие только у княжеских есть! Мне батька о них рассказывал…

Девица нахмурилась и, мазнув взглядом вдоль его предплечий, на которых слабо виднелись колдовские следы, устало вздохнула. Безмолвно макнула в воду небольшую тряпицу, а после настойчиво провела мокрой тканью по чумазому лицу наглого найдёныша. Тот сразу же зафырчал, задёргался, но, видимо, раненная нога не дала ему ловко соскочить с лавки, чтобы сбежать куда-нибудь подальше от странных спасителей. Ян едко хмыкнул и умостился за столом — хлипкая табуретка слабо пискнула под ним. Ночь опустилась на деревню плотной завесой, заставляя покосившиеся избушки, в которых не горел свет, окунуться в кромешную темноту. Лес, видневшийся неподалёку, теперь выглядел более угрожающим, чем при свете солнца.

И нечистью от него запахло будто бы ещё сильнее.

— Это так ты о своих спасителях отзываешься? — строго спросила Лина, бросив тряпку, и потянулась к его ноге, на которой уже успел расцвести здоровенный синяк. — Да если бы не этот княжеский волхв — куковать бы тебе в том колодце до самой смерти!

— Если бы не волхвы… с нашей деревней всё было бы замечательно! — закричал мальчик, и вдруг слёзы брызнули из его глаз.

Веселина поражённо застыла, так и не открыв флакончик с мазью, и глянула на него с опасливым ожиданием. Видимо, вспомнила события годовой давности. Ян прищурился, оглядывая мальчонку столь пристально, словно искал в нём какой-то подвох. Нет, в этом хилом тельце опасности он не ощущал, но вот с поселением явно случилось что-то дурное. И, очевидно, руку к этому приложили змееголовые. Вырезать целую деревню для них — как помочиться сходить. Ребёнку, вероятнее всего, просто повезло — мать в колодец скинуть успела или же сам туда прыгнул, чтобы спастись.

От остальных избавились. Хотя, учитывая тот факт, что тел он нигде не обнаружил — избавились не до конца.

— Сколько их было, малец? — поинтересовался Ян, стукнув пару раз костяшками пальцев по деревянному столу. — Чем честнее будет твой ответ, тем больше шансов у нас — и у тебя в особенности — будет уйти отсюда живыми.

— Ян, не нужно так… — робко проронила Лина, которую явно разрывало от противоречивых эмоций.

— Двое. Их было двое, — неожиданно твёрдо сказал найдёныш, шмыгнув покрасневшим носом. — В чёрных плащах… Они даже не шевелились, просто стояли на месте, а люди замертво падали. Батька мой велел мне бежать, а сам с топором бросился прямо на них. Но его о землю так приложили, что…

Мальчишка вновь зашёлся в рыданиях и затрясся от пережитого страха. Веселина, замешкавшись, приблизилась к несчастному ребёнку и притянула его к себе, обнимая обеими руками. Осиротеть в двенадцать годков — тяжкая доля для того, кто с младенчества привык получать от родителей лишь любовь и нежность. Но Ян это сладкое чувство заботы познал впервые лишь тогда, когда ему стукнуло десять. Воспоминания о детстве были мутными и хаотичными, как отражение в старом зеркале, но кое-что он всё же помнил. Например, узор в виде четырёх змей, который опоясывал загривок его отца. И хорошего сказать о нём было нечего.

Судьба с ранних лет пророчила ему на редкость дерьмовую жизнь. Старые шрамы на теле до сих пор помнили след от отцовских рук, потому что он никогда не брезговал применять силу.

— Тебя как звать-то, малец? — спросил Ян, с трудом подавив усталый вздох.

— В-Войко я, Войко, — заикаясь, отозвался найдёныш и поднял на него раскрасневшиеся глаза. — А в-вы же убьёте тех, кто н-напал на нашу деревню?

Яну хотелось бы огрызнуться в ответ на этот вопрос, но он промолчал, проглотив рвущиеся наружу ругательства. Княжеские волхвы в сознании людей — твари похуже головорезов, которые живут лишь ради сражений, крови и звонких монет. Возможно, именно поэтому им всем казалось, что резать собственных собратьев — это легко. Они ведь за благое дело, они ведь ради защиты, ради них, бедных и несчастных. Только вот люди ввиду своей слабости были куда расчётливее волхвов. Не можешь получить силу честным путём — захвати её хитростью, обмани, соверши подлость. Ведь это всё ради выживания. Перед глазами вдруг всплыло ледяное лицо Братиславы, её скривлённые в презрительной улыбке губы. Знакомая ярость полыхнула в груди, обжигая нутро до боли, до сажи, до тлетворного запаха дыма.

Он вспомнил о Вороньей долине, о собственных товарищах, у которых не было иного пути, кроме как подчиниться приказу княгини. Приёмная мать, оставшаяся в Пряценске… Ян верил, что Велибор не бросил её в беде, но тревога сворачивалась вокруг его шеи змеёй.

— Ян, что-то случилось?

Веселина замерла перед ним и взволнованно коснулась лба кончиками тёплых пальцев. Её светло-карие глаза слабо мерцали в полумраке, разгоняемом лишь парой лучин. Мальчишка, сжавшись на лавочке комочком, продолжал дрожать, роняя слёзы. Оплакивал свою личную маленькую потерю.

— Пока есть время, нужно обработать твою рану, — задумчиво сказала она и присела на соседний стул. — А то мало ли какую заразу подцепишь… Побледнел вон, как поганка.

Он успел поймать женскую руку до того, как она потянулась в сторону своей сумки, в которой, наверное, хранился весь её лекарский клад. Тёплая ладошка, удивительно крохотная на фоне его пальцев, приятно согревала огрубевшую кожу. Яну не хотелось задумываться над тем, что толкало его на эти странные поступки — просто отпускать Веселину не было ни малейшего желания. Лина не была похожа на тех женщин, с которыми ему прежде доводилось иметь дело, а потому он совершенно не понимал, как с ней правильно обращаться. От неё веяло родным домашним уютом, смесью хвои и каких-то терпких лечебных трав, а ещё чем-то знакомым до боли.

Наверное, если бы у его детства был тёплый дом и любящая семья — они пахли бы также. По крайней мере, ему этого хотелось бы.

— Ты чего? — непонимающе моргнула глазами Лина и покосилась на ладонь, которая продолжала упорно сжимать её пальцы. Очаровательный румянец разлился по девичьим щекам. — Дай хоть рану тебе обработаю…

— Само милосердие, — хмыкнул Ян и с любопытством скользнул пальцем вдоль женского запястья. Тонкое и белое — такое сломать легче, чем сухой прутик. — Мне иногда интересно становится… Как в тебе эта безграничная доброта уживается с таким-то паршивым характером?

Он смешливо прищурился, заметив, как раздражённо насупились её брови. Яркая, живая и открытая — такая, какую он встретил прошлой зимой. Без острых взглядов и холодных улыбок, от которых подрагивали губы. Люди, такие же как тот мальчишка из колодца, окунули её в грязь, забросали камнями и обвинили во всех смертных грехах… Но она упорно продолжала тянуться к ним, дарить свою заботу и любовь, которой, наверное, было слишком много для неё одной.

— Мне казалось, что за минувший год ты окончательно разочаровалась в людях, — как ни в чём не бывало, продолжил он, упорно удерживая её вырывающуюся руку в своей ладони. — Но, видимо, вторая часть твоей сущности видит в них дальнюю родню? А не боишься, что вновь камень в спину прилетит? Или строить из себя жертву в такой ситуации тебе нравится куда больше?..

— Да отпусти ты меня!

Её крик отрезвил — и пальцы разжались само собой. Веселина подскочила на стуле, отчего он с грохотом рухнул на пол, и оглядела его непроницаемое лицо потемневшими от злости глазами. Что-то в ней надломилось, пошло рябью — словно долго выстраиваемая иллюзия равнодушия выветрилась, открыла чужому взору то, что было сокрыто в глубине девичьей души. Он видел эту напуганную девочку ещё вчера, когда она с трудом могла сдержать рвущиеся изнутри слёзы и страх. И сейчас они вновь показались в уголках глаз.