Лета Триглава

«Так бы и попасть на небо, в сказочный Ирий…» — подумала Беса, а после потеряла сознание.

Глава 26. Живое

В тереме холодно и сумрачно, хоть и вовсю топились печи, а по горницам развесили огневые шары, Корза все равно зяб и кутался в просторный, подбитый войлоком халат.

Спасала работа.

В восточную горницу никому хода не было — ни подручным, ни княжичу. Строго-настрого наказал без ведома заходить, накрепко запирал двери, у дверей ставил верную Марию, ставни прикрывал, а для верности занавешивал тяжелыми шторами. Здесь же приказал разобрать потолок, приладил раздвижные механизмы, а в прореху вывел железную трубу, начиненную увеличительными стеклами. В них можно было разглядеть небесный разлом — и свисающие требухой провода, и металлические конструкции, и цепи, по которым плыла месяц-ладья, и даже блики на куполе. Однажды увидел, как с грохотом и скрежетом проносится по небесным рельсам Псоглавый Сварг: длани его пылали, на торсе вспыхивали и гасли золотые глаза. Только на миг задержался взгляд Сварга на княжьем тереме, а Корзе показалось — пронзали его до самого нутра, будто раскаленную головню в трубу воткнули. Отпрянул, пережидая. Верно, оттого и огнем стал, что пострадал в то круголетье более прочих.

— К тебе Сып с новостями, — сказала Мария. — Пускать?

Корза поспешно задернул портьеры, скрывая от чужих глаз остов челнока. Многое еще предстоит сладить: укрепить крылья, поставить двигатель да колесо управления. При княжьем дворе, да с его богатством дело спорилось, а все равно — работы непочатый край.

— Пускай, — милостиво разрешил Корза, опускаясь в подставленное Марией кресло.

Вошел Сып, привычно глядя исподлобья, покосился на затейливые фрески, на расписные ковры, на золотые чаши. И, кажется, не нуждается ни в чем, а разбойную душу разве усмиришь? Такому, как Сып, все будет мало.

— Вести принес? — осведомился Корза. — Худые или добрые?

— Вести, угадал, — прохрипел Сып. — На закате вернулась железная птица и поведала, что нагнали наших беглецов в Копыловском лесу.

— Девчонку?

— Ее полуденницы пленили. Был с нею и лекарь.

— Что ж он? — Корза привстал.

— Околел.

Он скрипнул зубами, в груди разгорелся огонь.

— Тело забрали?

— Как забрать, когда весь лес Матерь Гаддаш вытоптала. Двоих девок в клочья разорвала, а лекарь калечный был, его плетью опоясали, копьем пронзили — с него и дух вон. Отправился к Пустоглазой Мехре пировать.

Корза прикрыл глаза. Внутри боролись облегчение и ненависть.

Мягко приблизилась Мария, поднесла железную птицу на жердочке. Птица приоткрыла клюв и из нутра потянулся белый луч, разбился о стену картинкой: среди изломанных елей и вывороченных камней лежали тела. Картинка приблизилась, увеличила смуглое лицо с распахнутыми глазами, рваную дыру в груди да подогнутую культю. Лежал Хорс — не дышал. Остекленелый взгляд уставился в небо.

— Убери, — отмахнулся Корза, и картинка пропала.

Подпер курчавую голову кулаком, задумался.

Когда они встретились снова? От Перелома счет времени потерялся, смешались дни и ночи, текли через голову, как туман. Туманом стала прежняя жизнь и прежнее имя, а иногда Корзе казалось, что и он более не живой человек, а что-то вроде чудища-аватара, которыми стали и Сварг, и Гаддаш, и Мехра.

Хорса он впервые увидел на ярмарке в Туровске. Увидел — и не поверил глазам.

Судили лекаря-шарлатана за смуту и торговлю неведомым снадобьем, грозились именем князя колесовать прилюдно. Стоял лекарь спокойно, держался уверенно, на вопросы отвечал бойко, будто не боялся смерти. У Корзы от узнавания да ненависти нутро скрутило узлом.

— Дорог ли будет выкуп? — спросил из-под капюшона, скрывающего лицо.

— Кому этакий выгузок спонадобился? — огрызнулся городничий, а черные глазаХорса блеснули огнем, выискивая в толпе крикнувшего.

— Купец я заморский, — ответил Корза. — Гребцов набираю, чтобы до Моравска доплыть. Так сколько?

Городничий пожевал губами, прикинул.

— За сотню золотых, положим, не отдам. И за двести не отдам. А за триста…

— Триста и еще половина, — сказал Корза. — И люден мой.

Толпа загудела, перешептываясь. Какой-то спорый карманник тотчас запустил в карман новоназванного богача цепкую лапу, но Корза поймал его ладонь рукавицей, обшитой электрической сеткой, и карманник взвыл, дергаясь, точно припадочный, а после обеспамятел. Люд отступил.

В молчании Корза шел к городничему, протянул кошель и ждал, пока тот пересчитает червонцы. После, скрутив подсудного, повел за собою в самоходную повозку.

— Вот и свиделись, — сказал, усаживаясь напротив. — Не думал, что выжил.

— Я тоже не ожидал встретить тебя, Коджо, — ответил Хорс, но будто бы не удивился. — Благодарю за помощь, разорвали бы меня эти варвары. А я ведь только рассказывал, как применять антибиотик. Кто мог подумать, что все так обернется?

— Никто, — согласился Корза. — И предательства от тебя не ждал.

— Какого предательства?

Корза наклонился, скидывая капюшон и раздувая ноздри. Мог бы — вцепился ногтями в смуглое горло.

— Камеры засекли тебя у «Беловодья», — прошипел он. — Это ты заклинил системы, чтобы никто из зараженных не выбрался из заповедника! Ты!

— Я исполнял приказ.

Алые и синие огни, вой сирен, обеспамятевшая Маша на руках. Ее тело казалось таким неподъемным, будто Корза нес пластиковую куклу — куклу, начиненную ядом. Он боялся, что Маша откроет глаза и они окажутся льдисто бледными, затянутыми смертной пленкой.

— Ты убил людей, гнида! — горечь клокотала в горле. — Никто не выжил! Никто, кроме нас с тобой!

— Нас, а еще Стрижей.

Корза умолк, задыхаясь и переваривая услышанное.

— Сварцов приказал сопроводить в карантин, я собирался погрузить их в анабиоз, чтобы пробудить, когда все закончится. Они не были заражены.

— Стрижи, — повторил Корза, прокатывая имя на языке. Грубое «ж» царапало небо, горчило дымом пожарища. — Где они теперь?

— След потерялся. Я пытался искать, но Тмуторокань слишком велика, поэтому и заделался разъезжим лекарем. Помогаю люду, пока не найду их и не попробую создать вакцину. Вместе мы могли бы…

Корза выхватил нож. Привычка, оставшаясь с первых дней после пробуждения, спасение от душегубов и чудовищ. Одно из них сидело теперь напротив — похожее на человека, а вернее, искусно притворяющееся им.

Лезвие взрезало воздух.

Хорс увернулся и пнул Корзу в грудь.

Тот ударился затылком о перекрытие самоходки, но боли не почувствовал. Глаза заволокло бешенством, и в этом злом кровавом мареве он видел, как Хорс, выбив дверь плечом, вывалился на дорогу да и припустил сквозь заросли крушины. Погнаться бы следом — куда там! Беглец затерялся в непроходимых Туровских лесах, а после его и след простыл.

В лесу и настигла его смерть.

Жаль, не от рук самого Корзы.

Корза чувствовал себя обманутым, будто его лишили чего-то очень важного, взлелеянного за прошедшее круголетье. Лишили права на месть.

Он оттер со лба испарину, уговаривая себя, что это пустое. Главное — девчонку везли сюда, в Китеж. А вместе с ней вернется и надежда.

Мария смотрела на Корзу Машиными глазами, и на какой-то миг показалось, что во взгляде куклы промелькнуло сочувствие. Мелькнуло — и испарилось.

— Проследи, когда вернутся полуденницы, — наказал Корза. — Дай княжичу волю, испортит.

Сып ухмыльнулся недвусмысленно, но Корза махнул рукой.

— Не о том я, что ты подумал. А, впрочем, ступай. Подумать надо.

Поклонившись, Сып вышел, оставив Корзу наедине с Марией.

Та сразу подошла и обняла его курчавую голову. Он прижался к ней лбом и притих, наблюдая, как по стенам роятся тени.

— Отдохни, Хлуд. Вам, людям, спать и есть положено, а ты которые сутки без отдыха работаешь. Могу за тебя все сделать.

— Не сомневаюсь, — откликнулся Корза, поглаживая сухую горячую руку и напоминая себе, что она — только кукла, простая кукла, начиненная проводами. — Но дело твое — за княжичем присматривать. Много на себя берет, забывается, жажда крови голову туманит. Такого у власти держать не следует.