Страница 42 из 84
Конгресс, распущенный перед выборами, еще не возобновил работу, а новый должен был собраться лишь в январе. Сенаторы и конгрессмены, переизбранные, впервые избранные или неизбранные, но не досидевшие остаток срока, еще не вернулись из своих городов и весей или из поездок по белу свету.
— Его пет в городе…
— Он еще не вернулся…
— Обещал быть через неделю.
Такие ответы пресс-секретарей и помощников слышал по телефону Американист. Те немногие, кто был в городе, ссылались на занятость. Он обнаружил, что и сотрудники посольства, с их богатыми связями на Капитолийском холме, не могли помочь ему. Шпиономания вернулась на Капитолийский холм, а кто-то не хотел встречаться с «красным» по тем же соображениям, что и Чарльз Уик, — соображениям идеологической несовместимости.
Журналисты охотнее шли на контакт. Американист встретился с заведующим вашингтонского бюро влиятельной газеты — высоким моложавым блондином с мягкой улыбкой и обаятельными манерами. Когда-то он был корреспондентом в Москве, и мягкость, улыбчивость, обаяние очень ему пригодились. По возвращении написал такую книгу, что путь в Москву был ему на долгое время закрыт, но зато открыт путь наверх в собственной газете.
В вашингтонском бюро работало множество политических репортеров высшей квалификации, известных всей политической Америке. Они, как трудолюбивые пчелы, ежедневно собирали и переносили на газетные полосы мед информации из Белого дома, Пентагона, госдепартамента, с Капитолийского холма. Завбюро дирижировал оркестром, давая волю солистам и находя время для писания собственных обстоятельных материалов. Он был журналистом либерального направления, не совсем ко двору в нынешнем консервативном Вашингтоне, но нс терял надежды. Как у всякого либерала, надежды его быстро умирали и так же быстро возрождались.
Последнюю по времени надежду он связывал с особой нового госсекретаря Джорджа Шульца. Госсекретарь, внушал он Американисту, обладает негромкой, по основательной убедительностью и способен благотворно влиять па президента. Вкупе с Шульцем в направлении сдержанности и умеренности воздействуют на президента и некоторые его ближайшие помощники. Манера Шульца, слышал похвалы Американист, — постепенно, но глу^* боко вникать в ту или иную проблему, вырабатывать свой вариант решения и исподволь убеждать Рейгана в своей правоте. У госсекретаря еще не было времени как следует войти в сложную проблему контроля над вооружениями, а когда он войдет, доберется, возьмет бразды в свои руки, ждите перемен к лучшему, более широкого и здравого подхода с американской стороны, обнадеживал Американиста его осведомленный и обходительный собеседник. В конгрессе тоже есть надежда. Там Рейгана сдерживает большинство демократов в палате представителей и позиция некоторых умеренных сенаторов, серьезных и влиятельных людей. Предстоит битва за военный бюджет, и он будет расти, сомнений нет, но не такими темпами, как хотела бы администрация.
О сдерживании Рейгана завбюро говорил так, как будто это была общая задача двух журналистов, американского и советского. И в анализе его была не только надежда либерала, но и капли реальности. Оставалось посмотреть, будут ли эти капли накапливаться и множиться или, ударившись о реальность ближайшего будущего, разлетятся вдребезги.
Собеседниками Американиста были и два известных обозревателя из крупнейшей вашингтонской газеты. Один из них, молодой, красивый и, пожалуй, слишком уверенный, говорил, что Рейган на второй срок не будет переизбираться, потому что против Нэнси, его супруга, она хочет возвращения к спокойной частной жизни, и вообще президентская работа оказалась более хлопотной, чем Ронни предполагал; военный бюджет, внесенный администрацией, может быть, и не пройдет, конгресс всерьез намерен его сократить, не исключено, что зарубят и проект создания межконтинентальных ракет MX, ио президента вряд ли удастся поколебать в вопросе о контроле над вооружениями.
Суждения самоуверенного молодого человека, пользовавшегося большим весом в своей газете и некоторым весом в вашингтонском обществе, тоже в чем-то звучали резонно.
Второй обозреватель, постарше возрастом, с выражением скорби на лице, очень искренне говорил, что мы не понимаем друг друга, и не хотим понимать упорно и отчаянно, и видим козни, заговоры и дьявольские планы даже там, где на самом деле есть всего лишь случайность, сочетание разрозненных и не увязанных друг с другом действий. Эту мысль — о торжестве непонимания — од избрал темой своей книги. Работая над книгой, он провел некоторое время в Москве, в академической командировке.
Землю закрывали облака. Когда они редели, земля проступала сквозь их белесые летучие космы, пасмурна земля, горный край, уставивший в небо пики осенних лесов. Под крылом самолета плыли Аппалачи.
Куда он сейчас летел, он обычно ездил, и путь начинался от Вашингтона — сначала на запад по 50-й дороге, бегущей по пологим волнам холмов мимо белеющих постройками больших вирджинских ферм, потом при пересечении с 81-й он сворачивал на юг, косым взглядом автомобилиста ловя слева тускло-сиреневую дымку Блю- ридж (Голубой гряды), и снова держал на запад, старая 60-я крутила и петляла, приноравливаясь к горным аппалачским складкам, а новая, 64-я, бросала дерзкий вызов горам, прорезая их, — пустынная, прямая, скоростная автострада, которая, как река, легко и стремительно несла на своем горбу и легковые автомашины, и тяжелые урчащие траки, а по ее берегам, отодвинутые и усмиренные, властно остриженные, причесанные и приглаженные строителями, безопасными ярусами поднимались каменистые кручи.
Американист и на этот раз мечтал об автомобильной поездке, чтобы после шестилетнего перерыва вновь пересчитать и вспомнить эти американские мили и насладиться духом веселого товарищества, которым когда-то прельщали его поездки вдвоем и втроем. Увы, на подъем оказались тяжелы и его давние друзья и коллеги, которые уже в третий, а то и четвертый раз тянули корреспондентскую лямку в Америке. Поначалу, правда, двоих привлекла идея прокатиться в Западную Вирджинию п отразить злосчастья этого бедствующего шахтерского края в газете и на телеэкране. Потом оба раздумали, сославшись на дела, а один Американист не рискнул, уже отвык от американских автомашин и американских дорог, по которым туда и обратно надо было бы проехать не менее полутора тысяч километров.
И вот он не ехал, а летел в Чарлстон, столицу штата Западная Вирджиния, и это не был полет на широкофюзеляжном гиганте через весь континент. Авиакомпания «Пидмонт» так же мало известна за пределами Соединенных Штатов, как город Чарлстон, куда он следовал. Ее самолет уходил не с просторного международного аэропорта Даллас, под Вашингтоном, а с Национального аэропорта, втиснувшегося прямо в столичные предместья на правом берегу Потомака, что давно вызывало протесты и жалобы жителей, порой приводило к авариям, но, в общем, не мешало этому занятому аэропорту каждые сутки выпускать и принимать сотни самолетов, много больше, чем его более современному и красивому сопернику.
Воздушная дорога до Чарлстона занимала меньше часа. Рядом сидела пухлогубая негритянская мадонна в Джинсах, и младенец с черными выпуклыми глазами и головкой в редких курчавых волосиках орал как резаный от самого Вашингтона вплоть до Чарлстопа. Мать не могла его утихомирить, да и не очень старалась. Пассажиры будто бы и не слышали рев, что позволило Американисту еще одним примером подкрепить два давних вывода: во-первых, американцы не имеют обыкновения вмешиваться в чужие дела; во-вторых, черная мадонна с орущим младенцем путешествовала в незримой капсуле отчуждения от белых. Одного он не мог понять, привыкши разгадывать американские загадки: что делать негритянке в Чарлстоне, белокожем на сто процентов? И оказался прав — в Чарлстоне делать ей было нечего. Чарлстон был первой остановкой на ее пути. Дальше самолет шел в Чикаго, где негр — каждый третий житель и скоро будет каждым вторым и где даже мэром недавно стал чернокожий.