Страница 10 из 18
Надежда объяснила зеркала спальни желанием вернуть расположение покойного мужа, изменявшего ей с казашкой – психологом. Наше же счастье – отсутствием дочери, отправленной к бабушке на ноябрьские каникулы. Как такой женщине можно изменять?.. Я присматривался к морщинкам под свалявшимися от блуда черными крашенными волосами, пытался заглянуть за защиту бирюзовых глаз. Глаза изменили цвет. Не линзы ли? С одной стороны, я без меры
19
увлекся Надей, с другой, странное чувство ополаскивало меня. Физически я не испытал ничего нового. Я кончал, как мог кончить с последней шлюхой, допускавшей до близости за бутылку портвейна. Но отличие существовало. Не физическое различие. Я дорожил Надеждой как человеком. Я ебал человека, личность?.. Надежда, как мне казалось, не предавалась рефлексии. Будто бы наполнилась счастьем. Она доверилась. Сидела рядом светящаяся, улыбающаяся, натуральная, ну, кроме ногтей, цвета волос и линз, и, возможно, еще чего-то, неизвестного мне.
Пришло время уходить. Надежда выглянула в коридор, потом выпустила меня, чтобы не столкнуться с соседями. В коридоре на меня смотрела видеокамера, а внизу сидел полицейский, записывавший в журнал всех вошедших и вышедших.
16
Опять ожидание, теперь до Нового года. Абонент – не абонент. “… вне зоны действия сети. Пожалуйста, позвоните снова”. Пурга беспорядочных половых связей. Юрка заражен гонореей. Он относит повестку в вендиспансер заразившей его подруге. Не того она ждала. Я иду за компанию “сдаваться “. В вендиспансере нам устраивают "провокацию”, засовывая в уретру какие- то штыри. Мой член встает и, кажется, проглотит штырь. После женщина – венеролог, восьмидесятилетняя морщинистая еврейка, рекомендует съесть селедки и выпить пива, дабы
выявить неявные симптомы. К ней самой и ее советам мы с Юрой относимся иронически. В ночном профилактории диспансера подрабатывает санитаром наш одногруппник Бугор. Сюда, если некуда, мы таскаем блядей с Грядки (Набережной) и Брода (улицы Ленина). Пьем спирт, и ебем их на стульях под плакатами “Остерегайтесь сифилиса!” (ну и СПИДа) и “Сердце – не проходной двор”. Не нам давать подобные советы! Мы начинаем в пивной, продолжаем в “Остраве”. Там на втором этаже свадьба. Невеста блюет себе на фату, валится с женихом под пальмы в бассейн. Упившийся машет синим паспортом, кричит, что он американский гражданин и бьет всех подряд. Юрка танцует быстряк с какой-то тридцатилетней изношенной девицей в резиновых сапогах. Нас спасает от нее полиция. У нее сифилис. Она сбежала из венерологического отделения областной больницы. А мы чуть не ушли с ней в предлагаемый строительный вагончик. Уходим с кем-то еще. Мимо Управления МВД и цирка выходим на обрыв Царицы. Девицы вручают нам дамские сумочки. Шатающейся пьяной походкой пытаются спуститься вниз к узкой реке, держатся за кусты. Мы слышим скольжение, крик. Всматриваемся в темноту за обрыв. Ни движения, ни звука. Вешаем сумочки на выступ столба и уходим.
Надежда не отвечает на звонки и смс. Приближается Новый год. Встречать его не с кем. Я ухожу в распутный загул. Юре из Новороссийска привозят “траву”. Мы вызваниваем телку, которая тащится от “Беломора”. Курим на этаже в соседнем с Юриным доме. Вышедший покурить мужик унюхивает анашу. Просит угостить. Мы делимся. Юра и мужик с девкой торчат, меня, по обыкновению, не берет. Мужик, как мы предполагаем, возвращается в квартиру. Расписываем девчонку на двоих на подоконнике. Ожидая очереди, я заметил в пролет лестницы давешнего мужика, драчившего двумя этажами ниже. Мы не собирались с мужиком, годившемся нам в отцы, после травы делить еще и девицу. Мы на лифте уехали мимо драчуна вниз. Иди к жене, халявщик! Сказочник, вешал нам, что в Чечне с травой познакомился… Приехали ко мне. Бабка смотрела телевизор и не заподозрила дурного, когда в мою крошечную комнату, где умещались стол с надстольным зеркалом, стул и нераскладывавшийся диван. Здесь Юра ебал вторым, и я ревниво видел, что девице с ним больше нравится. Юра ушел. Я остался с девицей. Она просила раком. Почему столь многим так нравится? Атавизм?.. Под предлогом сна перед выдуманным экзаменом я выставил девицу. Вышел промозглую ночь с влажной дорогой, мокрыми деревьями. Ни луны, ни света под выгоревшими фонарями. На углу, на булыжнике сидела знакомая пьяная блядь. “Блядь! Блядь!” – твердила она себе, чиркая не зажигавшим
20
сигарету кремнем. Я дал ей прикурить. Где Юра? Дома. Я не там повернула, виноват алкоголь. Никогда не женщина. Пошли к Юре. Идем. Он один. Был. Что ревела? Парня нормального потеряла. Выпили, привел к себе. Кончила. Он пошел поссать. Брат его так кашлял на соседней кровати. Я его пожалела. Парень поссал. Заходит, а у брата вроде зажима, как у собак. Слиплись. От страха что-ли. Оба скромные такие. Выгнал меня, а нормальный такой, положительный. Я бы замуж за него вышла… Дошли до большого одноэтажного дома. Действие разворачивалось на Ангарском поселке, в частном секторе. Юра снимал комнатенку. В других жили семь или восемь студенток не нашего, других институтов. Одну из них год назад выгнала, но она снова приехала в Волгоград из Чухсранска, не решившись признаться матери в исключении. Юра пил вермут со студентками. Я пожелал компании хорошего вечера, и попросил Юру принять нас в своей комнате. Нас проводило четырнадцать недоброжелательных глаз. В комнате блядь бросилась Юре на шею. Юра планировал иное. Я его уговорил поцелуем алые губы. Мы опять расписали
на двоих. Юра хотел выпить. У меня хватало денег, но я не собирался поить десятерых. Мы отделались от бляди. Я купил портвейна. В два часа ночи мы блуждали по холодной открытой ветрам набережной. Собирались пить из горла. Нарисовалась какая-то девица. Мы спросили у нее стакан. Граненый стакан из автомата как раз помещался в дамской сумочке. Мы выпили. Я напросился к ней домой. К трем часам ночи на такси мы оказались у ее дома на окраине Волгограда. Сидели на лавочке у подъезда. Мерзли, целовались взасос. Девочка говорила, что “если бы у меня была водка, все сложилось бы по-другому”. Не хотелось идти далеко. Несколько раз часов за шесть удовлетворенный с разными женщинами, я вяло хотел новой близости. Опасался, что член на морозе не встанет, а дома девицу ждали родичи. Вышел парень с маленькой собачкой погулять то ли в ночи, то ли утром. Девушка кокетливо заговорила с ним. Погуляв, посидев с нами, покурив, он вернулся с собакой в подъезд. Не выдержав, я избил девицу в кровь. Каждый жест, каждое ее слово бесили меня. Она стала первой избитой мною женщиной.
На следующее утро я не пошел в институт. Похмелился крепким пивом и поехал к знакомой работнице завода “Красный Октябрь”. Мы выпили с ней из запасов ее отца. Она мыла меня в душе. Мы трахались. Она убеждала меня, что если уколоться героином стояк будет крепче. Подруга ее сношалась с другом под героином. Она знает, где достать. Под герычем можно и зимой на лавке в парке перепихиваться… Пришли с работы родители. Меня представили как перспективного жениха. Выпили за знакомство. В однокомнатной квартире мы легли на полу. Рядом стояла кроватка с младенцем, дальше – родительская кровать. Я ебал подружку, державшуюся за кроватку сына… Злость, злость, злость. На какой Новый год обрекла меня Надежда? На такой, как обычно.
На Новый год я купил два билета в ресторан “Нептун”. Юра ломался идти, еле уговорил. Мы сидели на третьем этаже недалеко от эстрады. С нами - четверо незнакомых немолодых разряженных людей. Юре ничего не стоило, но он злился, что пошел. Рвался к Ленке. С Милой у него иссякло. Хотел везде успеть. Со мной максимум до трех, дальше к Ленке. Совсем разозлившись, Юра ел истекавшие маслом котлеты по-киевски, потом приглашал на танец женщин, и в танце, будто обнимая, вытирал жир с пальцев о ткань спинок их платьев.