Несовершенства

Одновременно с любовной линией Хелен описывается и личная жизнь Флоры. В 1920-х, когда Вена становится раем свободы, Флора встречает Лейба, свою вторую любовь, на уличном рынке, где она вместе с сыном Мартином покупает овощи. Мартин — очаровательное капризное дитя, и Флора журит его за попытку украсть конфету. Не глядя, куда идет, она врезается в привлекательного незнакомца, и тот рассыпает цветы, которые нес в руках. Она помогает ему собрать их, он спрашивает, как ее зовут, и не верит, что ненароком осыпал цветами женщину по имени Флора. Лейб совсем не похож на Иштвана. Тот был сухопарым и серьезным, этот мускулист и игрив. Так же как и Хелен, ее мать поначалу сопротивляется любви, и события из жизни двух женщин перемежаются — обе постепенно перестают противиться судьбе и принимают счастье, как им кажется, незаслуженное.

Затем развитие сюжета приводит зрителя в Вену тридцатых годов, когда республика становится фашистским государством и ее аннексирует нацистская Германия. Благополучная жизнь Флоры снова рушится. Мужа и сына забирают в концлагерь, ее с дочерью переселяют в крошечную закопченную квартиру. Между тем в будущем, после войны, Джозеф вовсю ухаживает за Хелен. В качестве свадебного подарка он вставляет бриллиант в брошь в виде цветка, в память о Флоре.

Фильм заканчивается там же, где начался, — на вокзале в Вене. Флора смотрит вслед исчезающему вдали поезду, провожая дочь в новую жизнь. Камера наезжает крупным планом на решительное лицо Флоры, воплощающее в себе все, что зрителям известно, а ей нет. Когда экран гаснет, в зале нет ни одной сухой пары глаз.

Когда стихают аплодисменты и все выходят в фойе, женщины Миллер остаются на местах, не в силах облечь свои чувства в слова.

Джейк бежит к ним по проходу и вдруг останавливается, цепенея. Он теряется в догадках, как понимать застывшие позы матери и сестер, уставившихся на черный экран. Знакомый страх поднимается в нем. Он советовался с Кристи, с Эшли. Этот фильм посвящен Хелен и Флоре. И все же его семья сидит в таком же гнетущем молчании, как и после «Моего лета в женском царстве».

Готовясь к очередному семейному скандалу, Джейк наклоняется к родным, но, когда женщины поворачиваются к нему, их лица выражают не гнев, как он боялся, — они преисполнены гордости.

— О Джейк, — всхлипывает Эшли, бросаясь ему на шею.

Бек и Дебора вскакивают следом за ней, и все четверо обнимаются. Джейк расслабляется. Он вдыхает их запахи — материнские пачули, лавандовое благоухание шампуня Бек, пикантный аромат дорогого парфюма Эшли. Ни с чем не сравнимый букет Миллеров обволакивает его.

Когда они выходят из кинотеатра, Бек спрашивает его:

— Почему ты решил не включать в сюжет Циту?

— Я думал об этом, но не хотелось ее демонизировать.

Бек кивает.

— А Равенсбрюк?

— Превращать эту историю в рассказ о зверствах нацистов тоже не хотелось. Это была принципиальная позиция. — Не в силах больше сдерживать любопытство, Джейк спрашивает сестер: — Так вам понравилось?

Бек подталкивает брата локтем.

— Отличный фильм.

Она так и не извинилась, и Джейку ясно, что никто из них не станет упоминать ни ссору в хранилище, ни Виктора, ни «Флорентийца». Потому что так выглядят извинения у Бек, у всех них, включая Джейка. Таковы извинения в стиле Миллеров, и, выходя в фойе, чтобы отпраздновать появление Флоры и Хелен на экране, они все знают, что этого достаточно.

От автора

Эта книга возникла благодаря счастливой случайности. Много лет я вынашивала идею романа о бриллианте. Я люблю драгоценные камни, и мне нравится, как в них гармонично переплетаются геологическая, личная и порой, как в случае с алмазом «Флорентиец», международная история. Когда я принялась писать произведение о бриллианте, я еще ничего не знала о «Флорентийце» и не собиралась упоминать о падении Австро-Венгерской империи. Мне просто хотелось придумать сюжет с пропавшим бриллиантом в центре, и, занимаясь подбором материала, я по хлебным крошкам вышла на «Флорентийца».

Все началось, как и большинство современных исследований, с «Гугла». В списке пропавших знаменитых бриллиантов постоянно попадался «Флорентиец». Известно много исчезнувших алмазов — например, королевские регалии Ирландии, «Великий могол», «Орел», — но в истории «Флорентийца» меня заинтриговало то, что все рассказы о его исчезновении слегка различаются. Статьи, которые я читала, противоречили друг другу в том, как бриллиант попал в Италию к Медичи. Они расходились также в предположениях о его краже в 1918 году и догадках, где он находится сейчас. Многие специалисты полагают, что он был переогранен до круглой формы и продан в Женеве в 1981 году, но эта гипотеза ничем не подтверждается, и нынешнее местонахождение этого алмаза неизвестно. Подобная неопределенность не обещает успеха в поисках бриллианта, зато вдохновляет автора художественного произведения. Она дала мне свободу в сочинении альтернативной истории «Флорентийца», которая полностью придумана мной.

Однако я стремилась в меру сил придерживаться в своем сюжете исторических фактов и сделала все возможное, чтобы передать известную историю бриллианта как можно точнее. А начинается она с Медичи. Первое подтвержденное свидетельство об этом алмазе относится к 1657 году — хотя кое-кто оспаривает эту дату — и принадлежит Жану-Батисту Тавернье, осматривавшему коллекцию великого герцога Тосканы. После того как у Медичи не осталось наследников мужского пола и Франциск Лотарингский вступил во владение Тосканой, он назвал алмаз «Флорентийцем» (Флоренция — столица Тосканы) и в 1736 году, женившись на Марии-Терезии Австрийской, привез его в Австрию. Во владении Габсбургов бриллиант оставался вплоть до падения империи в 1918 году.

Опираясь на эти подтвержденные факты из истории алмаза, я определила начальную дату повествования: 1918 год. Прочитав книгу «Данубия» Саймона Уиндера, чтобы получить общее представление об империи Габсбургов, я сосредоточила свое исследование на свергнутой императорской чете, Карле и Ците. Они были последними владельцами бриллианта и, убегая из Вены, отправили драгоценности короны в Швейцарию, то есть хотя бы в незначительной степени отвечают за исчезновение «Флорентийца». Несмотря на оставленный ими в истории след, на английском языке о них написано очень мало, ведь они правили государством всего два года. Меня увлекли работы журналиста Гордона Брук-Шеперда, чьи биографии Карла, Циты и их старшего сына Отто являются источником большей части моих познаний об императорской семье. Брук-Шеперд дружил с Отто, который позволял ему изучать личные архивы семьи. По этой причине его сочинения об императоре и его супруге носят предвзятый характер, поскольку его восхваление Карла и Циты противоречит другим, менее лестным описаниям монаршей четы, которые я читала. Опять же, это развязало мне руки как автору романа, особенно в отношении такого персонажа, как Цита, чей образ, представленный на страницах этой книги, является по большей части вымышленным. Из всего, что я прочитала об императрице, я узнала, что она была женщиной волевой, глубоко верующей и преданной своему предназначению; перед самым падением империи она решительно настроилась модернизировать дворец Шёнбрунн. После смерти мужа она так же беззаветно пыталась добиться его беатификации и восстановения императорской власти для своего сына Отто. Чего она не делала, так это не проявляла жестокости по отношению к Флоре Ауэрбах.

Флора Ауэрбах — целиком плод моего воображения, который зародился благодаря одной сноске. В книге Брук-Шеперда «Последние Габсбурги» автор подробно рассказывает о решении императорской семьи оставить детей в Гёдёллё в Венгрии, когда в октябре 1918 года они вернулись в Вену. К главе с кратким описанием венгерской революции Шеперд дал сноску из одного предложения о спасении детей императора. В ней не называлось имен сопровождающих лиц, только говорилось, что им пришлось совершить энергичную поездку на автомобиле в Вену через Пресбург (ныне Братислава). И все. Никаких упоминаний о предосудительной связи няни с шофером.