Страница 11 из 51
В толковании[39] преславного Корана рассказывают, что военный лагерь Сулаймана — да будет ему мир! — занимал сто квадратных фарсангов, что у него было двадцать пять человек, двадцать пять пери, двадцать пять птиц, двадцать пять диких животных, что он имел тысячу домов и [волшебное] зеркало, прикрепленное к щиту. В домах он имел триста жен и семьсот наложниц. Пери для него соткали ковер из золота и шелка мерою в один квадратный фарсанг, посредине этого ковра поставили сделанный из золота и серебра трон[40], и Сулайман — да будет ему мир! — садился на этот трон. Вокруг последнего было шестьсот тысяч сидений[41], сделанных из золота и серебра. Пророки садились на золотые табуреты, а ученые — на серебряные. Прочие люди, входя, окружали их всех; кроме того, позади становились пери; птицы, простерши крылья над головою Сулаймана, реяли в воздухе, чтобы лучи солнца не падали на царя. Сильный ветер по приказанию Сулаймана поднимал ковер на воздух и зефиры несли его; за одни сутки он совершал путь одного месяца. Однажды этот [чудесный] ковер со всею пышностью и величием летел между небом и землею; всевышний творец послал ему такое откровение: “Я увеличиваю твое могущество и потому знай, что каждое слово, которое скажет человек, ветер донесет до твоих ушей”. Один землепашец взрывал однажды лопатою землю и вдруг увидел тот гигантский ковер, который летел между небом и землею, и землепашец сказал: “Большое могущество дано дому Давуда!” Ветер [немедленно] донес эти слова до благородного слуха святейшего Сулаймана, и тот приказал ветру опустить ковер на землю. Когда ковер опустился вниз, Сулайман отправился пешком к тому землепашцу и, [подойдя к нему], сказал: “Я пришел к тебе по той причине, чтобы ты не завидовал дому Давуда — ради правды творца тварей, ибо произнести один раз: “Славлю Аллаха достойною его хвалою!” лучше тысячи видов владений семейства Давуда, так как это слово вечно, а владычество мирское непостоянно и преходяще” /29/.
И другое рассказывают. Муравей спросил Сулаймана: “Знаешь ли ты, почему тебе подчинили ветер?” Сулайман сразу не нашелся, что ответить на это, и муравей сказал: “Для того, чтобы ты знал, что это [твое] царство пустится на ветер”. Сулайман — да будет ему мир! — при этих словах изменился в лице. Муравей продолжал: “О пророк Аллаха! [Очень часто] великий муж ставится в известность устами малого”. Ценность [сказанного] заключается в том, что положение видимой власти и обладания такое же, которое указано в рассказе о Сулаймане, а вечное царство, вечная жизнь и благоволение царя царей — да будет он прославлен и возвеличен! — тесно связаны с тем, чтобы курочка [царева] сердца добывала зерна [божественных] даров и ради спокойствия народа подвергала опасности свою драгоценную жизнь в священной войне с неверными. Пыль войны оттого поднимают, чтобы уселся прах смуты, кинжал злобы потому обнажают, чтобы вложить в ножны меч тирании. Хвала всевышнему Аллаху, все цели, [все] основные намерения его хаканского величества, связанные со [всеми] его движениями, покоем и намерениями, в этом смысле и передаются в народе!
Аминь, господин миров! [Да почиют] молитвы и благословения над лучшими из его творений, над Мухаммадом и над всем его родом!
[ГЛАВА]
О ПРИБЫТИИ ЕГО ХАКАНСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА К ГОРОДУ ИСФАХАНУ
В месяцы 789/1387 года [его величество] выступил походом против Исфахана. Он остановился в виду города. Великие люди и малые той области прибыли к нему с выражением покорности, полагающиеся правила которой они и засвидетельствовали перед ним. Один отряд из [победоносного] войска /30/ подошел к городу. В вечернюю пору, когда величайшее светило спрятало свою голову за горизонтом запада и светозарный образ солнца зарылся в темноте кудрей ночи, [в городе] жаждущие крови убийцы и подстрекающие к беспорядкам подонки общества совершили вероломство. Они перебили отряд войска [его величества], что был вне города, крепко заперли ворота, высунули руки из рукава бунта, а ноги поставили на арену сопротивления [его величеству]. Счастье ж отвернулось [от них], иначе какой здравомыслящий человек поднял бы меч против солнца и пошел на смерть? Ведь, иначе говоря, как может капля противостоять морю? Когда весть об этом достигла до высочайшего слуха, [его величество] немедленно сел на коня, отдав приказ охватить город со всех сторон. В стенах были сделаны проломы, и с первого же нападения, с первого удара город оказался открытым, и его хаканское величество вступил в Исфахан. Пламя сжигающего мир [царственного] гнева языками взвилось кверху, и в воскресенье пятого зу-л-ха'да 789 года[42] последовал приказ, коему повинуется вселенная, предать население города мечу мести, следуя смыслу божественного [коранского слова]: “Бойтесь смуты, она постигает не только тех, которые из вашей среды действуют беззаконно”[43]. Солдаты, как воды, гонимые сильным ветром злобы, пришли в волнение и, обнажив свои, подобные гиндане[44], сабли, стали, как гиндану, срезать головы, а своими блестящими, как алмазы, кинжалами стали тащить жемчуг жизни этих дурных людей в петлю смерти. Столько пролилось крови, что воды реки Зиндаруда, [на которой стоит Исфахан], вышли из берегов. Из тучи сабель столько шло дождя [крови], что Потоки ее запрудили улицы. Поверхность воды блистала [от крови] отраженным красным цветом, как заря на небе, похожая на чистое красное вино в зеркальной чаше. В городе из трупов нагромоздили целые горы, а за городом сложили из голов убитых высокие башни, которые превосходили высотою большие здания.
После того как корень бунта и нечестия был вырван в Исфахане и [государь] освободился от приведения в порядок той страны, его высочайшее стремя [со всем окружением] двинулось на Шираз. В четверг тридцатого зу-л-ка'да вышеупомянутого [789] года[45] воздух Фарса от пыли, поднятой кортежем измерителя вселенной, стал черным, а небо почувствовало ревность к земле, оттого что она целует копыта коня августейшего [государя].
39
В тексте *** — Ред.
40
В тексте *** — Ред.
41
В тексте *** — Ред.
42
17 ноября 1387 г. — Ред.
43
Коран, 8 (25).
44
Гиндана (***) — трава (из семейства Allium porrum) с острыми листьями, употребляемая в Бухаре, Самарканде и в других местах в приправу к кушаньям наряду с чесноком; применяется также в медицине.
45
12 декабря 1387 г. — Ред.