Страница 13 из 21
***
«Инспектором нашим в то время был Христофор Иванович Пернер. Это был добродушный и невозмутимый человек, полнейший оптимист. Его любили, но никто не боялся. Вообще у нас, во 2-й гимназии, в то время совершенно отсутствовал тип «грозного начальства». Если в каком-нибудь классе слишком развозятся, расшалятся мальчики, Христофор Иванович являлся туда. «Что это вы, господа, шумите, точно пьяные матросы! Будьте тише!» И благодушно уходит, вполне сознавая, что молодому организму шум и возня также необходимы, как птичке прыганье с ветки на ветку. Не знаю, укрощало ли это буйные (и, в сущности, невинные) порывы молодых натур, но вполне уверен, что приёмы Христофора Ивановича были гораздо лучше «строгих» приёмов иных педагогов, которые воображают, что они должны быть грозою для учеников, что при их приближении всё должно утихать. Нам позволялось (в старших классах) приносить в гимназию посторонние книги, большею частью беллетристику. Но требовалось, чтобы эти книги предварительно были предъявлены инспектору для просмотра. И вот, ученик приносит добродушному Христофору Ивановичу какую-нибудь книгу. Х.И. делает вид, что просматривает её, хмурит брови, перелистывает страницы…Но ученик очень хорошо видит, что он не читает н одной строчки: глаза его неподвижно устремлены на раскрытые страницы книги. Просмотрев книгу таким образом, Христофор Иванович делает надпись: «просмотрел, Пернер». Юноша всё это видел и хорошо понимает, но я не помню, чтобы кто-нибудь злоупотребил доверием и добротою Христофора Ивановича».
Маев Н. Из прошлого 2-й Петербургской гимназии // Русская школа. 1894. № 2. С. 34 – 35.
***
«Много поколений перешло через его руки; воспитанников его приходится считать тысячами, и между ними наверное не было ни одного, который бы не любил Христофора Ивановича всею душою в то время, когда пользовался его наставлениями; но и вышедши из-под его руководства, всякий сохранял потом о нем навсегда самое отрадное воспоминание. Кроткий и, вместе с тем, весёлый характер, младенчески чистая душа и исполненное достоинство обращение делали личность его привлекательною для всех, кому приходилось иметь с ним сношения. Если прибавить к этим свойствам живую любовь к делу воспитания, то будет понятно, почему воспитанники так любили и ценили Христофора Ивановича и почему эта любовь не угасала в них и потом, в течение целой жизни…».
Некролог Х.И. Пернера // Голос. 1867. № 89.
МОИСЕЙ ГОРДЕЕВИЧ ПЛИСОВ
(1783 – 1853 гг.)
В 1807 г. окончил Главный Педагогический институт. Учитель прав С.-Петербургской губернской гимназии в 1818 – 1822 гг.
Курганович А.В. Историческая записка 75-летия С.-Петербургской второй гимназии. Ч.1. СПб., 1880. С. 127.
Биографика СПбГУ https://bioslovhist.spbu.ru/person/844-plisov-moisey-gordeyevich.html
«Плисов, профессор правоведения, или, лучше, права, ученик Лейбница и Гейнзиуса, сбивался от всякой мелочи. Когда окна на двор были открыты, и петух предвещал дождь, Плисов останавливался всякий раз перед кикирику и снова начинал свою фразу, которая на том же месте прерывалась новым кикирику. В оправдание свое он говорил нам, что Лейбниц привык, читая лекции, устанавливать взор на граненые стальные пуговицы, бывшие на одежде одного из слушателей. Когда это заметили, тот слушатель спорол одну или две пуговицы. Профессор несколько раз смущался, однако оправился. Тогда тот же студент спорол все пуговицы и явился с суконными. Лейбниц стал запинаться и вдруг, вскочив с кафедры, закричал студенту: «Сударь! Пришейте пуговицы, или – я не читаю! <…>
На следующем экзамене, в 1821 году, плохо отплатил я бедному моему профессору Плисову: это было в разгаре пиетизма в высшем кругу. Князь А. Н. Голицын был министром народного просвещения; Рунич – попечителем учебного округа; Кавелин – директором училищ; а Магницкий, этот известный иезуит, – ректором университета. Из университета были изгнаны лучшие таланты; профессору эстетики Галичу грозили отставкою за его либерализм. Галич, человек ограниченный, бедный, обременённый семейством, струсил и решился объявить Руничу, что он постиг своё заблуждение и сознает, что все учение эстетики – вздор. Рунич объявил это на конференции и вздумал тут же вознести благодарение Господу, что сподобил возвратить заблудшую овцу на путь истины. При этом случае выдумали, будто Галич подошёл к Руничу и поправил его речь вполголоса: «Ваше превосходительство! Я – баран!» В это-то странное время я держал экзамен по естественному праву. Добирались до Плисова. Мне только что минуло 16 лет, но я был мал ростом, с детским лицом и звонким детским голосом, меня и выбрали за оселок учения Плисова. Экзамен происходил в большом зале; нас было только 16 человек; экзаменаторы: попечитель, директор училищ, ректор университета, потом разные sub (замы): всего человек семь, сидевших за столом.
Позвали меня к столу и спросили, как я объясню, что государь может награждать, наказывать, рубить головы своим судом, а он, Рунич, такой же человек, этого права не имеет.
Товарищи шипели мне издали: «Помазанник», – но я не дослыхивал и потерялся. Между тем Плисов заметил попечителю, что он не имеет права делать такие вопросы и что они могут только навести юношей на мысли, какие им не пришли бы в голову. Рунич смешался.
– Ну, пожалуй, – сказал он, – я вас спрашиваю не об Александре I, а о Франце II.
Я между тем подзадумался и в убеждении, что сделаю отлично, объяснил конференции, что Франц имеет власть по праву наследства.
– А как же приобрёл первый монарх такое право?
Я стал объяснять, что сначала люди избирали себе сами главу только на время войны с соседями, но избранные укрепили за собою власть с помощью войска.
Рунич слушал меня с удовольствием; тем более удивился я, когда Плисов дрожащим голосом уверял, что он никогда подобного не говорил своим слушателям. Рунич же доказывал, что ребёнок не может сам выдумать подобные вещи.
Завязался спор о том, ребёнок ли я или нет. Инспектор докладывал, что мне 16 лет; Рунич и Магницкий утверждали, что мне не может быть более 13 лет; инспектор побежал за метрическим моим свидетельством. Профессор просил разрешения выйти, а я, изумлённый, раздосадованный на самого себя, стоял перед этими фарисеями!
Когда я увидел, что профессор мой собирается выйти, я возмутился и тоном негодования объявил, что профессор никогда не говорил того, что я сказал; что я читал это в сочинениях исторических, и между прочим – истории Галетти, которая была нашим официальным учебником. Потребовали историю Галетти, велели мне отыскать то место, в котором выражена мысль, мною высказанная. Я нашёл фразу, выражавшую почти то же; однако же Плисов вышел в отставку и потом определился в комиссию составления законов. История Галетти отобрана у всех и запрещена.
По выходе Плисова из залы Рунич подошёл к нам и сказал, что мы учились прекрасно, но что нам внушались понятия превратные; что естественное право мы знаем без профессора, если знаем десять заповедей и Символ веры, потому что в этом заключается все естественное право, и другого права нет.
Затем стал спрашивать нас заповеди. На беду – никто не знал твёрдо второй заповеди; мы перетрусили, но попечитель уверил нас, что все будем переведены в 8 класс, и что он даст нам профессора умнее Плисова».
1815 – 1820-е гг.
Фишер К.И. Записки сенатора. М., 2008. С. 22 – 25.
АЛЕКСАНДР ФИЛИППОВИЧ ПОСТЕЛЬС
(1801 – 1871 гг.)
Сын лютеранского пастора. Окончил Главный Педагогический институт, в 1823 г. был удостоен звания старшего учителя гимназии, степени кандидата по физико-математическому факультету, серебряной медали и оставлен при Университете для исправления должности магистра по минералогии и геогнозии; одновременно выполнял обязанности помощника инспектора студентов. В 1826 – 1829 гг. совершил кругосветное плавание на шлюпе «Сенявин» в качестве члена учёной экспедиции под руководством капитана Ф.П. Литке. В 1831 г. был утверждён в звании адъюнкт-профессора Университета по кафедре минералогии и геогнозии. С 1833 г. был назначен на такую же должность в Главном Педагогическом институте, а в 1836 г. был утверждён в звании экстраординарного, затем, в 1839 г., – ординарного профессора. Состоял хранителем Минералогического музея при Академии наук, инспектором частных пансионов и школ в С.-Петербурге. С 1836 по 1848 гг. преподавал естественные науки в Училище правоведения. В 1837 – 1856 гг. – директор С.-Петербургской Второй гимназии. С 1855 г. был назначен воспитателем при детях е.и.в. принца П.Г. Ольденбургского и оставил службу в гимназии. С 1863 г. и до смерти, последовавшей в 1871 г., состоял членом Совета министра народного просвещения. Автор нескольких научных трудов.