Джамбр

1. платить хану с каждого дома одну золотую монету (около трех рублей);

2. вносить десятину с урожая зерна и сена мелику;

3. выделять от каждого дома одного человека, чтобы тот работал на полях мелика и привозил для мелика дрова из леса;

4. отправлять в определенные дни все плуги деревни для вспашки земель мелика;

5. деревня обязана была выделять и содержать на свой счет одного человека, который должен был весь год работать (пахать) для мелика, одного человека в качестве сельского рассыльного для передачи приказаний мелика, одного сторожа для меликских лошадей, одного сторожа и одного работника для ухода за ослами мелика;

6. женщины деревни должны были летом собирать разные травы для семьи мелика и чесать шерсть;

7. каждый дом, помимо сдачи определенной доли урожая должен был выделять в личный фонд мелика по одному сомару пшеницы[98].

Феодал сам назначал деревенского старшину или давал указания крестьянам, кого назначить на эту должность; указывал кому давать и кому не давать землю[99].

В селении Вагаршапат во второй половине XVIII в. жило более 700 семейств; оно управлялось четырьмя, а иногда и более старостами-танутерами[100], которые подчинялись десятнику. Все они назначались управляющим селения, которым был один из монахов-вардапетов монастыря. Артемий Араратский живо рассказывает о современном ему управляющем Галуст-вардапете, от которого вынес немало притеснений как он сам, так и многие другие. “Выше сказал я, — пишет Артемий Араратский, — что Калуст управлял нашим селением. Под ним был из духовного же звания другой управляющий, или смотритель, которому поручалось собирать от селения подлежащие повинности и надсматривать за работами монастырскими, для исправления коих... назначались всегда бедные люди. Сия духовная особа, или смотритель, был человек жестокий, так что и родной племянник его, сын умершего брата его, претерпевал от него немалые тиранства, каково например, между прочим, грызение зубами головы сего несчастного сироты”[101]. Артемий Араратский рассказывает также о том, как управляющий Галуст (Калуст), десятник и прочие должностные лица подвергали пыткам и избиению его и его мать из-за того, что они уклонялись от барщинных работ. Десятник, войдя в дом Артемия Араратского, потребовал, чтобы его мать взяла инструмент и отправилась на работу. Встретив отказ, он ее избил, а затем отправился к управляющему Галусту и заявил, что она сама не хочет ходить на работу и детей своих не посылает. “Калуст лишь увидел ее, то со зверским ожесточением закричал на нее: как осмелилась она не слушаться десятника и оказать неповиновение к повелениям его, как главного начальника и управляющего всем селением, и кто дал ей право не исправлять с прочими работ, какие ей приказывают...”[102]. Далее Артемий Араратский рассказывает, что по приказу Галуста его мать избили до потери сознания, пока “у нее совсем уже не стало голоса и все платье на ней было смочено кровью”[103].

Артемий Араратский оставил нам также и перечень тех сельских работ, которые он и его товарищи выполняли по приказу управляющего: “...на другой же день по приходе моем к матери, весьма рано, когда мы еще спали, десятник пришел за мной и повел на работы, из коих между прочим занимался и канканною[104] работой, в которых и упражнялся я два года почти всякий день, кроме воскресных; при сеянии пшена ходил мутить воду; гонял птиц при хлебном посеве; работал при сеянии хлопчатой бумаги, обрезывал виноградные сучья; жал хлеб, резал солому, словом, исправлял всякие сельские работы по моим силам. Сверх того, в рабочее время летом, после полудня, обыкновенно посылаем был с быками и буйволами на поле для кормления их”[105].

Таким образом, как видно из сообщений Симеона Ереванци и Артемия Араратского, монастырь Эчмиадзин не только взимал в свою пользу ренту и другие подати с крестьян деревни Вагаршапат, но и заставлял их выполнять для него различные барщинные работы. По сообщению Симеона Ереванци, первый плуг приобрел патриарх Пилипос. Второй плуг был приобретен в начале XVIII в. Но в 20-х годах крестьяне селения Вагаршапат “задумали уничтожить один из плугов св. Престола, чтобы Престол ограничился лишь одним плугом”. К сожалению, Симеон Ереванци не пишет, почему вдруг крестьяне “задумали уничтожить” один из плугов Эчмиадзина. Очевидно, вопрос об “уничтожении” одного плуга монастыря был связан исключительно с барщинными работами, на что обратил внимание еще проф. С. С. Малхасянц.

Симеон Ереванци, повествуя о земельных участках, находившихся в непосредственном распоряжении монастыря, и описывая их границы, предупреждает своих преемников: “Все вышеназванные местности принадлежат исключительно св. Престолу. Наши крестьяне не имеют права ничего сеять там без нашего разрешения; но на других полях нашего села, принадлежащих поселянам, мы имеем право сеять в случае необходимости, если захотим”. Далее Симеон Ереванци обосновывает это заявление: “Ибо, как выше было написано, согласно купчей крепости католикоса Григора, это село со всеми его границами принадлежит св. Престолу”. В этом сообщении Симеона Ереванци раскрывается вся сущность мулькдарского права.

Однако одной только барщинной работой крестьян деревни Вагаршапат Эчмиадзин не мог поддерживать и развивать “личное” хозяйство. Свои поля и сады монастырь обрабатывал главным образом трудом наемных работников — мшаков.

В главе 16 “Джамбра”, где рассказывается об имуществе Эчмиадзина, Симеон Ереванци, говоря о границах сада Гевонденц-айги, приобретенного монастырем в 1766 г., пишет, что при оформлении сделки взамен этого сада Эчмиадзин, кроме указанных участков, отдал также и 20 туманов деньгами, 150 мшаков, плуг на 2 дня и 3 халата. Здесь выражение “150 мшаков” следует понимать как 150 человеко-дней. Это сообщение Симеона Ереванци особенно важно тем, что оно свидетельствует не только о наличии наемных рабочих в хозяйстве монастыря, но и о том, что монастырь, как собственник, мог сделать рабочих-мшаков предметом обмена и т. д.

Мшаки-работники монастырского хозяйства разделялись на три категории: постоянных, сезонных и поденных.

Постоянные мшаки работали как на полях и в садах, так и на мельницах, в маслодавильнях, на строительстве и т. д. По некоторым данным можно полагать, что ряды постоянных мшаков монастыря пополнялись за счет ремесленников. В “Памятной книге” говорится, что в связи со строительством и восстановительными работами, Симеон Ереванци в 70-х годах XVIII в. пригласил в Эчмиадзин различных мастеров (каменщиков, каменотесов, плотников и т. д.) из Константинополя, Тифлиса, Вана, Эрзерума, Астапата[106]. Кроме приезжих, Эчмиадзин имел и “собственных” работников-мшаков[107]. С. Погосян отмечает, что в 1755 г. Эчмиадзин имел 88 постоянных мшаков, среди которых значительную часть составляли ремесленники: столяры, кузнецы, каменщики и пр.[108]. Эти мшаки-мастеровые были выходцами из разорившихся крестьян, которые, потеряв свои земельные участки, превратились в наемных работников и, специализировавшись в той или другой отрасли ремесла, предлагали хозяевам свою рабочую силу как ремесленники. Они были сравнительно более надежными и выгодными работниками и особенно ценились. Отец Артемия Араратского, Аствацатур “родом из Муша”, был “мастером каменного дела” и “патриарх Симеон, как был любитель художеств, желая удержать его у себя для пользы монастыря, убедительным образом просил его остаться в Эчмиадзине”[109]. Аствацатур, поселившись в Эчмиадзине, обзавелся семьей, имел детей и трудился “для пользы монастыря”. После его смерти его вдова и дети посылались на выполнение различных работ в монастырском хозяйстве, о чем так подробно пишет в своих воспоминаниях Артемий Араратский. В хозяйстве Эчмиадзина, помимо мастеровых, были мшаки, выполнявшие самые различные поручения. В “Памятной книге” Симеона Ереванци рассказывается, что из Тифлиса убежал и скрывался в Эчмиадзине слуга некоего Миршкеар-аги. Узнав его местонахождение, Миршкеар-ага написал письмо в Эчмиадзин и потребовал вернуть его. Однако слуга не хотел возвращаться; патриарх оформил его как “вахм” монастыря и написал в ответном письме, что этот человек вступил на службу монастырю, т. е. стал работником монастыря, и не следует его возвращать[110]. Этот слуга не был ремесленником и, оставшись в Эчмиадзине, разумеется, выполнял различные работы, которые ему были предложены. Таким образом, можно полагать, что число “постоянных работников” увеличивалось путем коммендации в вахм. Люди, передававшие себя в вахм монастырю, по существу являлись его собственностью и постоянно, “вечно” работали для монастыря. В этом отношении показательна история крестьянки Джаваир и ее дочери Гаяне из деревни Канакер. В документе говорится, что в 1769 г. крестьянки Джаваир и Гаяне, обеднев и запутавшись в долгах, обратились за помощью в Эчмиадзинский монастырь и получили ссуду 6 туманов. Впоследствии, будучи не в состоянии погасить этот долг, они вынуждены были сдать в вахм Эчмиадзину все свои участки, сады, дом, имущество. Когда у них уже ничего не осталось, мать и дочь согласились отдать самих себя и “грешным телом и душою стали вахмом св. Престола”[111]. Само собой разумеется, что этим крестьянам пришлось работать “для пользы монастыря”.

98

*** I, 1898, *** 23, *** II, 1899, *** 15, *** 1898, № 1, *** 123 (E. Лалаян, Зангезурский уезд, кн. I, 1898, стр. 23; кн. II, 1899, стр. 15; журнал “Азгагракан Андэс”, 1898, № 1, стр. 123).

99

[А. Топчян], Список рукописей, собранных Дадян-Хачик-вардапетом, ч. II, 1898, стр. 26, 27.

100

А. Папазян, Аграрные отношения..., стр. 329.

101

А. Богданов, Жизнь Артемия Араратского..., ч. I, стр. 103.

102

А. Богданов, Жизнь Артемия Араратского..., ч. I, стр. 71.

103

Там же, стр. 72 — 73.

104

Канкан — кяриз, подземный оросительный канал.

105

А. Богданов, Жизнь Артемия Араратского..., ч. I, стр. 91 — 92.

106

О ремесленниках, работавших в монастырском хозяйстве, имеется богатый фактический материал в “Памятной книге” Симеона Ереванци (“Архив армянской истории”, т. III, VIII, XI).

107

“Архив армянской истории”, т. XI, стр. 96: ***

108

С. Погосян, Церковное землевладение..., стр. 198.

109

А. Богданов, Жизнь Артемия Араратского..., ч. I, стр. 43.

110

“Архив армянской истории”, т. III, стр. 725.

111

“Купчие...”, стр. 24 — 25.