Искры

Единственным предметом, подтверждавшим его профессию, была огромная чернильница, засунутая за пояс у самого живота. Эта своеобразная чернильница состояла из длинной четырехугольной медной трубки, к концу которой был приделан граненый стаканчик с чернилами; в стаканчике плавали черные шелковые нити, впитавшие чернила и мешавшие им пролиться. В медной трубке находилось все, что угодно: перо и перочинный ножик, щипчики для выщипывания волос из носа, бритва, которой брился достопочтенный, ложечка для ковыряния в ушах — этой же ложечкой он наливал воду в стаканчик, когда высыхали чернила. С пояса достопочтенного свешивались и другие предметы, в их числе коротенькая трубка с деревянным мундштуком, громадный пестрый кисет с табаком и щипцы, которыми он накладывал в трубку огня, а в случае необходимости, схватывал ими за нос своих питомцев.

Увидев гостей, достопочтенный Симон в первую очередь принялся наводить порядок. «Сс… сс… молчать!» — заорал он и стал бегать по классу, размахивая палкой: одного обругал, другого схватил за уши, третьего за волосы и усадил на место… Наконец, ему удалось восстановить порядок. Ученики смолкли и замерли на местах. В результате наведения порядка в полутемном классе поднялось облако пыли, сквозь которое можно было разглядеть, как перепуганные дети осовелыми глазами поглядывали на нас. Достопочтенный подошел к нам и обратился с приветствием, как хозяин дома к гостям.

— Добро пожаловать… Честь и место! Милости просим!

Не знаю, до чего б дошла его любезность, если б один из учеников не фыркнул и не прервал речи Симона. «Ужо покажу тебе, мерзавец», — пробормотал он, пригрозив кулаком провинившемуся.

— Чему вы их обучаете? — задал вопрос Аслан.

— Всем наукам, милостивый государь, — отвечал достопочтенный, ковыряя указательным пальцем в ноздре. — На любой вопрос соловьем они защёлкают.

— Прекрасно! — ответил Аслан.

— Вот этот малыш, сударь, — он указал на мальчугана лет восьми — может прочесть вам «Отче наш» наи́зворот.

— Как это «наи́зворот»?

— А так… К примеру… С конца до начала[46], — ответил достопочтенный, запинаясь.

— Вероятно, в подобном методе обучения имеется особый смысл? — спросил серьезно Аслан.

— Как же, сударь, имеется особый смысл, — повторил Симон наставническим тоном, — когда прочитаешь «Отче наш» наи́зворот, глянь — сатана-то и пригвожден к земле на хвосте и ни с места. На опыте проверено, сударь, и не однажды.

Аслан обернулся к малышу.

— А ну-ка, мой удалец, покажи, как сатану пригвождают к земле на хвосте?

Мальчик поднялся с пола, прижал обе ладони к груди, раза два кашлянул и, выпучив невинные глазенки, стал читать:

— Лукавого от нас избави, но искушение во нас введи не и…

— Довольно, — прервал его Аслан, — на сей раз оставим лукавого в покое.

По-видимому, достопочтенный остался доволен ответом мальчугана и указал на другого ученика.

— А этот так твердо знает «Верую», что может сказать назубок, сколько в нем аз и буки — одним словом, сударь, знает все буквы, ответит как по писаному.

— Вероятно, вы и арифметику проходили с ними по тому же методу?

— Нет, сударь, — ответил Симон с каким-то особо таинственным видом, и на его поблекшем лице мелькнула кислая улыбка, — тут другая мудрость.

Я вспомнил, как тер Тодик заставлял нас зазубривать, сколько раз слово «господь» повторяется в песне «Даруй нам, боже» каждый раз обещал объяснить, какая глубокая тайна заключается в повторениях, но так и не объяснил. Не пояснил и почтенный Симон, какая мудрость кроется в исчислении букв «Верую».

Затем наставник задал ученикам ряд вопросов.

— Петрос, ответь мне: кто дважды родился и единожды умер?

— Пророк Нонна, учитель.

— Торос, какое животное заговорило человечьим голосом?

— Валаамова ослица, учитель.

— Мартирос, которую из птиц проклял Соломон мудрый?

— Воробья, учитель.

— Степан, какой плод съел Адам и стал наг, съела Ева и лишилась разума?

— Плод смоковницы.

— Видите, сударь, — обратился Симон к Аслану, — все отвечают как по писаному. — Кисло-сладкая улыбка вновь пробежала по его лицу, и покрасневшие веки образовали смешные линии.

— Моих учеников знает весь мир, они первые умницы в городе; с ними ни поп не может тягаться, ни благочинный, такие задают вопросы, что всех ставят в тупик. Его преосвященство в восторге от них; чуть не каждый месяц посещает нас. Эта чернильница — его подарок… — И, желая обратить наше внимание на чернильницу, он указал рукой на свой вздутый живот.

— А еще каким предметам обучаете детей?

— До обеда учатся письму, чтению, всякой премудрости, а после — вежливому обращению, деликатности и подобным вещам. — И достопочтенный поднес указательный палец к носу, стал козырять в левой ноздре, как-будто там что-то мешало ему. Затем, желая показать на примере правила вежливого обращения, обратился к одному из учеников:

— А ну-ка, Оганик, почти приветом гостя.

Мальчуган ростом с вершок стал пред Асланом, положил одну ладонь на другую, раскрыл их и протянул к Аслану. Аслан не знал, как ему быть. Достопочтенный с улыбкой подсказал ему, что надо положить руку на ладонь малыша. Аслан последовал совету учителя. Тогда малыш сперва поднес его руку к губам, поцеловал, затем ко лбу и положил себе на голову.

— А ну-ка, Авак, поклонись гостю!

Но Аслан не разрешил, говоря, что не надо беспокоить учеников. Достопочтенный старался продемонстрировать все умственные и нравственные качества своих питомцев. Затем он предложил ученикам пропеть несколько песен: о соловье и розе, о вине, о меджлисе, при этом, прибавил, что его ученики знают все песни до единой.

— А историю Армении они проходят? — спросил Аслан.

— А кому она нужна, история Армении? — возразил учитель с улыбкой, — ведь все армянские цари были язычниками!

Аслан ничего не ответил. Достопочтенный решил, что посетитель остался весьма доволен школой и потому осмелился спросить:

— Вы, сударь, кажется, доктор?

— Да, я врач.

— Должен сказать вам… нос мой… уж очень беспокоит меня.

И он принялся ковырять указательным пальцем в правой ноздре. Аслан посмотрел ему в лицо и ответил:

— Поменьше пейте водки, и все пройдет.

Мы вышли из класса. У дверей мы заметили двух наказанных учеников: они стояли в застывшей позе голыми коленями на мелком, режущем щебне, держа в руках по большому кирпичу, Третий ученик стоял рядом с палкой в руках и следил, чтоб они не изменили положения.

— В чем провинились эти несчастные дети? — спросил Аслан.

— Я, сударь, приказал моим питомцам, чтоб они вне школы ни с кем не разговаривали, даже с родными, словом, постоянно хранили молчание — ведь молчание главный признак скромности… А они, мерзавцы, нарушили мой приказ.

— А как вы узнали?

На лице учителя вновь мелькнула обычная улыбка. И налитые кровью глаза на сей раз совершенно исчезли за толстыми веками. Все морщинки лица волнами набежали на глаза и заслонили их.

— Я, сударь, все знаю, от меня ничего не скроешь — ответил достопочтенный с особым хвастовством. — Если я заподозрю кого-то, кто нарушил наказ, у того я измеряю рот и тотчас же узнаю: говорил он вне школы, или нет.

— Следовательно, у того, кто говорил, рот увеличивается?

— Ну, конечно, сударь, увеличивается.

Аслан на этот раз не в силах был удержаться от смеха. Достопочтенный решил, что его блестящее открытие поразило доктора, набрался храбрости и обратился к мастеру Фаносу, за все время не проронившему ни слова:

— Вы, мастер, можете подтвердить, какие у меня ученики. Могут ли найтись еще такие?

— Конечно, нет, — язвительно заметил Фанос, — подобных учеников воспитать можете только вы…

Достопочтенный принял его ответ за чистую монету.

Мы вышли из школы под весьма тяжелым впечатлением.

В школе тер Тодика было многое множество правил и строгостей, но там никому не приходило в голову измерять рот ученика с целью проверить, не разговаривал ли он вне школы.

46

Чтение молитв «задом наперед» относится к греховным обрядам. А «Отче наш» — молитва, данная самим Иисусом Христом, самим Богом, и чтение её «наоборот» является прямым оскорблением Бога. — прим. Гриня