Искры

Адербейджанский армянин имел лишь земледельческие орудия. Об орудиях самозащиты, или убийства он и понятия не имел. Он боялся крови, также, как дьявола. Теплый климат ослабил его мозг, его жизненную силу. Равнина сделала из него добычу помещика, которая от него не могла убежать. А земледелие сохраняло в нем скотское тупоумие и терпение вола.

Тарон и Васпуракан представляют из себя более холодную и гористую страну. Долгая зима, беспрерывные дожди, в летнее время засуха не дают возможности жителям этих стран заниматься земледелием. Вся эта страна, за исключением южных берегов Ванского озера и пограничных с Ассирией южных частей края, представляла плоскогорье, где можно было заниматься лишь скотоводством. Поэтому главным занятием населения этих областей является скотоводство.

Армяне занимают главным образом те земли, на которых можно заниматься земледелием. Но одно земледелие тут не может их прокормить, поэтому они одновременно земледельцы и пастухи. Зиму они проводят в своих землянках, в селах, а остальное время в шатрах, на горах.

Этот полукочевой, полуоседлый образ жизни придал их характеру некоторую двойственность. С одной стороны, живя в подземных лачугах, похожих на подземные жилища пресмыкающихся, они приобрели коварство и мстительную злобу змеи: при первом удобном случае они готовы ужалить… С другой стороны, жизнь в пастушеских шатрах на горах у водопадов, под открытым небом, среди гигантских скал, придала их характеру черты присущие дикарям и зверям.

Пастушеская жизнь при всей своей патриархальной простоте отличается также дикой жестокостью. Оседлая жизнь земледельца-работника вместе с трудолюбием развивает в человеке малодушие и трусость.

Армянин являлся хотя и родным, но испорченным сыном родных гор. Курд был любимым приемышем этих гор. Армянин не был ни совершенным земледельцем, ни совершенным пастухом. Курд оставался верен своему ремеслу — он был пастухом душой и телом. Поэтому он и господствовал, властвовал.

Пастухи всегда властвуют, как над своими стадами, так и над ближайшими народами. Первые властители над людьми были пастухами. Наш родоначальник патриарх Айк тоже был храбрым пастухом. В Тароне и Васпуракане армянин является и пастухом и земледельцем. Он ведет полукочевой, полуоседлый образ жизни.

В своих селениях он живет в подземельях, землянках, подобно зверю, живущему в логове. В поле, на пашне он вооружен лопатой и косилкой, в горах он вооружен ружьем и саблей. Двойственная жизнь сообщила его характеру двуличие. Он являлся одновременно и покоренным народом со всем присущим этому последнему терпением, но одновременно он был и буйным мятежником, когда обстоятельства складывались благоприятно для этого.

Поэтому-то Каро и говорил, что от этого народа еще можно ждать чего-то, что народ этот еще не умер, что он когда-нибудь свергнет иго курда.

И его соображения не были неосновательны. В Шатахе, Сасуне и Мокском крае армяне, не отличавшиеся по укладу своей жизни от курдов, были совершенно независимы и самостоятельны. Очень часто они соединившись с курдами, грабили те или иные области. И удивительно то, что при этом они не щадили и своих единоверцев-сородичей. Сасунский армянин, раз обнаживши меч, не вложит в ножны, пока не омоет его кровью своего противника. Он с трудом обнажает меч, но обнажив, он уже не останавливается ни перед чем и действует решительно и беспощадно.

В этом краю, как я заметил, сердце каждого армянина подобно потухающему костру — стоит только немного раскопать пепел и тотчас появляются все новые и новые искры, немного бы пищи им, небольшое дуновение и пламя уже вспыхнет, огонь разгорится. Рана не так опасна, когда раненый чувствует боль — это признак жизни. Армяне в Тароне и Васпуракане не окончательно замерли. Они еще чувствовали в своем сердце раны, нанесенные грубой рукой деспотизма. Поэтому в их сердце всегда кипит яд мести. К этому побуждала их не столько любовь к родине, или самолюбие, сколько преследования, которым подвергались со стороны мусульман их религия и церковь. Армянин все вынесет, все вытерпит, но он не вынесет и не потерпит притеснений своей церкви, своей единственной святыни. Церковь — цель жизни армянина, его высший идеал. Каро хорошо знал слабую струнку армянина и его свидание с настоятелем монастыря апостола Варфоломея имело тайную цель. Я бы этого не знал, если бы случайно не пришлось мне осведомиться наполовину с его замыслами.

Как уже известно читателю, Каро вместе со своими товарищами отправился в монастырь апостола Варфоломея, обещая через несколько дней вернуться обратно. Но вот прошло уже больше недели, а от него не было никаких вестей. Старый охотник сильно беспокоился и не знал чему приписать это опоздание. Однажды ночью прибыл к нам человек, одетый по-курдски, и передал охотнику письмо. Я только тогда и узнал, что охотник грамотный человек. Узнав, что письмо прислал Каро, он с жадностью начал читать. Я сидел рядом с ним, но он ничего не сообщил мне о содержании письма и как бы забыл о моем существовании. Прочитав письмо, он велел Мхэ оседлать коня и приказал Маро принести ему его оружие. Все это в доме Аво было обычным явлением, поэтому Маро принесла оружие и даже, когда охотник сел на коня, она не спросила отца, куда он едет. В это время старик, заметив меня, сказал:

— Я вернусь через несколько дней.

Посланный Каро отправился вместе с охотником.

Когда я вошел в комнату, Маро с обычной улыбкой на лице сказала мне:

— Опять мы остались одни…

Но я был так взволнован внезапным отъездом охотника, что ничего не ответил Маро. Она, видимо, обиделась на мою холодность и сморщив лицо, сказала:

— Какой ты злой, Фархат!

Сказав это, она больше и не взглянула на меня, засмеялась и выбежала из комнаты. Я остался один. Мое волнение росло. Меня возмущал поступок охотника, который не удостоил сообщить мне содержание письма Каро, несмотря на то, что хорошо знал, как я интересуюсь всем, касающимся моих товарищей и их дела, и как меня радует каждое известие о них. Почему он лишил меня этой радости? Почему я не мог знать, где находится человек, которого я не только уважал, но и любил?

Пока я размышлял, взгляд мой упал на то место, где сидел старый охотник и в глаза мне бросилась бумажка, которая там валялась. Я поднял ее. Это было письмо Каро. Старик Аво второпях позабыл забрать с собой письмо. Моей радости не было границ. Некоторое время в волнении рассматривал сложенный надвое лист бумаги, не будучи в состоянии читать. Весь лист был мелко исписан.

В школе отца Тодика Каро не доучился. Нo где же он научился так хорошо писать? Письмо было написано твердой, уверенной рукой, которая владеет пером также умело и искусно, как и мечом.

Письмо все больше и больше возбуждало мое любопытство. В письме Каро был тот же, что и в своих речах. Он говорил просто, ясно, без всяких прикрас и красноречия. Фразы его были кратки, вразумительны и вместе с тем глубоко содержательны. В письме его был тот же стиль. Впервые я видел человека, который писал так же, как говорил. А почему мой учитель не писал так, как люди говорят? То, что он писал, всегда оставалось для меня загадкой, которую понять было невозможно, о которой можно было лишь строить догадки.

Но и в письме Каро были места, которые остались непонятными мне. Темная, иносказательная форма тут скрывала, видимо, какую-то тайну, которая была известна лишь адресату письма.

Я приведу здесь несколько отрывков из этого письма, отрывков, которые я запомнил, которых никогда не забуду:

«С настоятелем монастыря апостола Варфоломея я уже виделся. Он оказался таким, каким я его хотел видеть. Все было готово. Этого монаха можно считать человеком, который является господином своего слова. Он не похож на монаха. Редкое исключение! Еще месяц тому назад он начал продавать ненужные монастырю вещи и образовавшуюся сумму употребил на покупку оружия. У несчастных крестьян тут до этого не было и ножа, которым они могли бы разрезать лук, а теперь в его округе у каждого крестьянина есть оружие. Всё это случилось благодаря настоятелю монастыря. Монастырь станет главной крепостью. Он по местоположению удобен для этого. Сам настоятель будет предводительствовать над ахбакцами. В битве у Асбистана он показал, что он на это способен».