Искры

Солнце закатилось: вечерняя прохлада сменилась холодом. Холод почувствовали только мы, а для сельчан он был настолько привычен, что все ужинали и спали на открытом воздухе; по утрам роса освежала их легкие постели.

Прекрасен сельский вечер на этом прибрежном нагорье! Даже во мраке село представляло великолепное зрелище! Во всех землянках мерцал огонек. Эти огоньки, ступенями поднимаясь по склону горы, казались висящими в воздухе. У вершины они сливались со звездами — трудно было отличить небесные светила от светилен крестьянских хижин!

Холод давал о себе знать. Мы попросили рэса проводить нас в дом. Спустились с кровли, и вот пред нами предстало просторное, выкопанное в земле, жилище со множеством комнат, сообщавшихся между собою дверьми. Это был подземный мир, в мрачных углублениях которого могли уместиться целые семейства. Да и семья рэса не была мала! Снаружи, с кровли, ничего не указывало на существование здесь подземного жилища, кроме небольших куполообразных возвышений с дымовыми отверстиями на вершинах, которые служили не только дымоходами, но и световыми отверстиями. Когда спустились вниз, мы вошли в комнату, которая представляла собой обширный зал. Высокие шестигранные деревянные колонны тянулись параллельно в два ряда до самого конца зала, погруженного в подземный мрак. Колонны наверху заканчивались деревянными капителями, поддерживавшими громадные балки потолка. Капители украшены были резьбой — продукт творчества местного плотника. Колонны были установлены на каменные подножия, которым искусный каменотес придал изумительно красивую форму. В колонны были вделаны дощечки наподобие руки и на них установлены светильники в форме голубя, из клюва которого высовывался фитиль, смоченный в льняное масло. Часть зала, предназначенная для приема гостей, была ярко освещена. Колонны обвешаны были оружием и принадлежностями винтовок, висели на них и небольшие корзиночки с различными предметами домашнего обихода. Украшения колонн довершали букеты с желтыми и пурпурными бессмертниками. Бесчисленными дверьми зал сообщался с другими комнатами, построенными по тому же типу. Здесь были амбары, кладовые и погреба, переполненные всевозможным добром. Весь достаток хозяина был налицо. Особая дверь вела в просторный хлев для рогатого скота и, далее, в конюшню. Животные проживали в тесном соседстве с хозяевами!

Я представлял себе земляное жилище, как подземное углубление, которое отличается от звериных нор лишь постольку, поскольку полудикий человек — от животного. Теперь же я убедился, что подземное жилище также может иметь усовершенствованное устройство, если успешно сочетаются ремесло с искусством. Жилище рэса было таково. Во всем бросались в глаза — величие, сила и могучая работа могучей руки. Стены были выложены из огромных камней — нет, это были не камни, а скалы! Ворочать их для своих сооружений могли только циклопы. Но циклопы не могли их скреплять, а здесь цементирующая масса так крепко связывала скалы, что они казались одной сплошной массой. И эта работа производилась внизу, в темноте, где в полном мраке жил мрачный народ, куда луч света проникал лишь через дымовое отверстие в потолке.

Мрачно было, очень мрачно!.. Непроницаемая тьма производила угнетающее, потрясающее впечатление. Все было черно: колоссальные стены, огромные балки на потолке, деревянные колонны и даже украшавшие их букеты бессмертников! В черный цвет их окрасил дым от неугасимого очага, этой святыни, именем которой и поныне клянется армянин-сельчанин! Очаг был установлен посреди комнаты; несколько поленьев горело тусклым пламенем, из которого временами вылетали искры. В зимнее время вокруг очага собиралось патриархальное семейство, и глава семьи рассказывал детям о деяниях предков. Очаг заменял дневное светило, от очага лился свет и распространялось тепло по мрачному подземелью. Очаг горел все время, его огонь не должен был угаснуть. Неугасимый очаг напоминал вечный огонь Этны, в котором циклопы ковали огненные стрелы Арамазда[128]. Но огненных стрел здесь не было, были только слабые искры… хотя и в этом вулкане проживали циклопы…

Велика была семья рэса, велика, подобно пространному его жилищу. Несколько поколений проживало под одной кровлей: старый дед, его сыновья, внуки и правнуки. Свыше двадцати люлек качали здесь. Дом был полон невестками, девушками, юношами и подростками, а детям — и числа не было! Среди одиннадцати своих братьев рэс был средним братом. Он имел несколько сестер. Мать была еще жива, отец скончался два года тому назад столетним стариком. Деда я не видел, он отправился в соседнюю деревню повидаться с дочерью. Все братья жили дружно под одною кровлей, младшие повиновались старшим. А над всеми властвовал дед — патриарх семейства. Семья рэса напоминала мне легендарное семейство родоначальника нашего Айка, состоявшее из трехсот душ. Хотя здесь не было такой численности, но вместе со слугами, чадами да домочадцами составилась бы третья часть ее.

Сели за ужин. Не ожидая приглашения, явились все бывшие с рэсом на кровле — они пришли из уважения к рэсу и его гостям. Стол был обильный, изысканные яства подернулись янтарным жиром. Если разнообразная пища, умело и изысканно приготовленная, считается признаком культурности и развитого вкуса — как же странно было видеть это в подземном жилище!

За еду не принимались до тех пор, пока священник не благословил трапезу. Все на столе соответствовало грандиозности и величию окружавших нас предметов. Рослые люди, жившие в недрах огромных скал, ели большими деревянными ложками из огромных медных тарелок. Кушаний и хлеба было расставлено так много, что, как говорят, иголке негде было упасть. Это делалось в тех видах, чтоб люди не стеснялись, ели сколько хотели, а еды — чтоб не иссякало. Покрывал себя позором не столько прожорливый гость, сколько домохозяин, если тот оставлял на столе хоть маленькое свободное местечко. Поэтому на месте съеденного появлялись все новые и новые кушанья, под которыми не видно было стола.

Гостей обслуживали невестки, девушки и подростки. Поручения быстро подхватывались молодежью, каждый считал за честь услужить взрослому. Замужние женщины, хотя и не разговаривали с нами, но и не закрывали своих лиц, как это принято среди армян других районов. Девушки же свободно беседовали со всеми и смеялись. Из членов семьи рэса за столом сидели только старшие братья. Младшие стояли неподвижно, скрестив на груди руки, в ожидании приказаний. За столом не было ни одной женщины. Этот обычай строго соблюдался не только при гостях, но и в обычное время. Женщина не могла обедать за одним столом с мужчиной — ели сперва мужчины, а потом женщины.

Несмотря на переполненный зал, гостей все прибывало. Они приветствовали, молча садились за стол — и самозваным гостям подавались новые яства. Вино, доставленное из Муша, лилось рекой — пили большими чарками и так много, что напомнили мне гомеровских героев. В общей беседе принимали участие только старшие, пожилые мужчины, они искусно втягивали в беседу и нас.

Аслан спросил:

— Каковы ваши взаимоотношения с курдами?

— Не плохи, — ответил рэс, — прежде грызлись как кошка с собакой, но теперь установились добрососедские отношения. Мы ходим к ним, и они навещают нас, наш скот пасется на общих пастбищах. Иногда наши крестьяне отправляют своих овец к курдам на кочевки, они их держат все лето в горах, а с наступлением холодов пригоняют, в целости вручают хозяевам. Никакой платы за это не хотят брать, говорят: «Мы соседи, сегодня мы вам понадобились, а завтра вы можете выручить нас из беды». Так и случается: во время продолжительной зимы кормов у них не хватает, мы пригоняем их скот в наши хлева и держим тут до весенней травки.

— Ваши взаимоотношения всегда были таковы?

— Нет, прежде было не так! Прежде наш крестьянин не был владельцем своего имущества. Все самое лучшее похищалось открыто или своровывалось, мы не считали себя хозяевами не только нашей скотины, но и наших жен и девушек…

128

Арамазд — Юпитер.