Большие Надежды

– Идём. Пришло время подумать о своём долге. Полагаю, Стеклянный куб отлично для этого подойдёт, – процедил он, но услышал в ответ лишь громкий смех.

Канцлер смеялся так долго и искренне, что Хант уже было подумал просто снести эту лыбившуюся голову прочь, но затем неожиданно стало тихо. Взгляд глаза в глаза, и Артур вздрогнул от злого вопроса:

– Подумать о долге? О, Артур… Ты так ничего и не понял. Вообще ничего. – Канцлер покачал головой, зачем-то коснулся чёрного лезвия, что по-прежнему целилось ему в грудь, а потом его рука с силой сжалась на плече Артура. Придвинувшись вплотную к сыну, он пробормотал: – Помнишь клятву, которой ты присягал мне на верность?

–Мой долг – это Город. И только смерть может избавить меня от него, – машинально проговорил Артур.

– Верно. Только смерть. Смерть означает конец служению. Смерть означает свободу. Наконец, смерть – это жизнь! Жизнь для кого-то другого. – Алекс Росс улыбнулся. Он неожиданно коснулся головы Артура, в том месте, где под волосами был скрыт старый шрам. И проведя по нему, он проговорил: – Мертвецы свободны от клятв, Артур Хант. Я связан с «Тифоном». И как только остановится моё сердце, он будет запущен, чтобы стереть с улиц всё неугодное. «Тифон» будет безжалостен, но избирателен. Он знает своих жертв. Он их найдёт. Всех. А потом на этом чистом листе ты создашь новое. Лучшее… И в конце Городу ничего не останется, как выбрать своим голосом того, кто всегда ставил его превыше всего. Тебя, сын.

Повисло молчание, а потом Артур в бешенстве попробовал вырваться из становившейся всё более жёсткой хватки, но, оказалось, его уже не держали. По инерции он шагнул было назад, но выдрессированное самим Канцлером тело немедленно сгруппировалось. Хант отступил, но так и не опустил клинок. Он просто не мог поверить.

– Ты не сделаешь этого! – прошипел он. – Ты не посмеешь себя убить, только чтобы…

Артур прервался, когда заметил улыбку на лице Канцлера.

– Я выбрал твою жизнь в обмен на свою смерть.

Слова прозвучали едва слышным шёпотом, который почти заглушил шум дождя. Но и тот становился всё тише и тише, будто Город тоже прислушивался. Будто тоже был ошарашен. И в тот момент, когда, казалось, даже капли застыли от удивления, Артур сделал свой выбор.

– Что же, ты и правда хорошо продумал свой план, – ровно проговорил он, а потом небрежно усмехнулся.

– Артур? – насторожился Канцлер.

– Не думаю, что в этой ситуации есть смысл называть предателя по имени. – Хант покачал головой, а потом резко крутанул в руке клинок и протянул его рукоятью вперёд. – Это ваше, Верховный Канцлер. Берите, не бойтесь. Ну же. Вы принимали мою клятву, вы же в праве её и забрать.

– С чего бы мне это делать? – Вопрос прозвучал довольно насмешливо, но Артур видел, как недоверчиво прищурились глаза Канцлера.

– С того, что так принято. Берите, – уже с нажимом повторил он.

И в этот момент, вряд ли осознавая почему его тело повиновалось приказу, Канцлер поднял правую руку. Старческие уродливые пальцы сомкнулись на ещё тёплой рукояти, а в следующий миг Хант резко шагнул вперёд так, чтобы остриё упёрлось прямиком ему в горло.

– Артур! – послышался вздох. То ли испуганный, то ли удивлённый.

Отец попытался было дёрнуться, но Хант крепко вцепился в напряжённую кисть, не давая выпустить из ладони клинок. А затем сжал спрятанный под чёрным рукавом старого кителя маячок. Послышался хруст сломанного датчика, Канцлер с бешеным рыком попробовал отбросить Артура прочь, но не смог. Долг был превыше Артура Ханта, и, сделав ещё один маленький шаг вперёд, он почувствовал, как вонзается в незащищённую кожу нагревшееся остриё.

– Если я не могу убить тебя, чтобы спасти Город, значит, должен умереть сам, – спокойно проговорил Артур. Он смотрел прямо в глаза Канцлера и видел, как там, словно за мутной линзой, всё безумнее билась животная паника. Хант улыбнулся.

– Прекрати! – прорычал Канцлер. – Ты не посмеешь…

Но договорить ему уже не удалось. С грохотом выбитой из своей ниши двери в кабинет Верховного Канцлера Алекса Росса ворвались те, кто поклялся его защищать. И чувствуя на себе ошарашенный взгляд Юджина Варда, бывший глава Карательной службы, а ныне Советник Канцеляриата медленно произнёс:

– Я, Артур Хант, признаю себя виновным в покушении на Верховного Канцлера и готов понести наказание.

***

Флор казалось, она сходит с ума. Растворяется в пляшущих под закрытыми веками пятнах, что будто разъедали её изнутри. Было больно. Ошеломительно. Единственное рабочее лёгкое горело так сильно, будто его подожгли, кожа, наверное, уже давно слезла, а спину сводило от таких судорог, что Флор дёргалась и рвала едва затянувшиеся рубцы. От этого всё начиналось по новой и, казалось, боли не будет конца. Лёгкое – кожа – спина – боль. Лёгкое – кожа – спина…

Наверное, у неё была температура. И, скорее всего, та была так высока, что картинка перед глазами плыла, будто в мареве. Иногда открывая глаза, Флор видела искажённые лица, что перетекали друг в друга, словно расплавленный пластик: грязными и некрасивыми каплями. Вот Стивен, вот Герберт, а вот Джуди, чьи светлые брови хмурились всё сильнее, чем резче и внезапнее скручивали тело судороги. Она слышала голоса, но не понимала их. Ошеломлённый навалившимися ощущениями организм просто не мог справиться с чем-то ещё, а потому она лишь беззвучно орала и, кажется, почти умерла в этой абсолютно стерильной тишине. Почти, да.

А потом всё закончилось. Боль ещё растекалась по организму, дёргала рваные мышцы, тянула едва сцепившиеся друг с другом кости, но больше не пыталась убить. Флор лежала и смотрела в тяжело нависавший над головой потолок и с какой-то убогой иронией думала, что по какому-то нелепому стечению обстоятельств её всегда окружала теснота. Дома, в Башне, даже здесь. Стены будто хотели сплющить и без того не самое огромное тело, а взгляду просто некуда было устремиться. Даже серое тусклое небо, где обычно клубились низкие тучи, было закрыто Щитом. Клетка. Ловушка. И глядя на тёмные пластиковые плиты, что закрывали собой грубо вырытые в земле тоннели, Флор вдруг почувствовала, как задыхается. Она хватала ртом воздух, пока сердце с каждой секундой билось быстрей, пока не заколотилось о рёбра так сильно, что стон вырвался сам.

Стало страшно. Страшно, что её смерть будет вот такой – под грозившим раздавить потолком, с тесными стенами и спёртым воздухом. Флор попробовала было взбрыкнуть, скинуть непослушными руками подобие одеяла, и если не выйти, то хотя бы попробовать выползти на поверхность из их Убежища… Но тут в плечи аккуратно, хоть и достаточно крепко вцепились чьи-то руки, а потом Флор услышала голос:

– Тише, тише. Всё хорошо. Ты в безопасности, – шептала ей Джуди, но Флор ей не верила.

Она билась и сопротивлялась, хотя измученный организм вряд ли был способен хоть к какой-то борьбе. Да и был ли в той смысл? Флор не знала. Не понимала. Но отчаянно хотела выбраться на поверхность из комнаты, что отчаянно давила.

– Мне надо… – бормотала она.

– Что?

– Надо наружу…

– Господи, Флор! Зачем? – голос Джуди звучал взволнованно и немного растерянно.

– Пожалуйста…

– Но ты только…

– Джуд.

Последовала пауза, а потом Флор ощутила, как кто-то неловко тянет её вверх. Раз, другой… Наконец, тело послушалось, собрало и подтянуло все свои конечности, напрягло вялые мышцы и неохотно перевалилось сначала набок, а потом опёрлось на дрожавшие руки.

Было тяжело. Флор пыталась дышать, но воздуха не хватало. От неожиданных и неоправданных усилий выступил пот, она чувствовала, как липнет тонкая нетканая простыня к влажной коже. Или это снова выступила кровь? Флор не знала. Да и было плевать, когда она всё-таки поднялась на ноги и тут же схватилась за плечо едва устоявшей Джуди. А потом, шатающейся походкой, они двинулись к выходу. Тусклые коридоры (значит, была ночь), пустые переходы, где не было даже обычных припозднившихся заговорщиков, и наконец выход.