Тень Одержимого

— Живо, живо! — подбадривал старпом. — Разнесём корвет в щепки!

— Тебе хорошо командовать! — выразил недовольство кто-то из корсаров.

Босс ничего не ответил. Он раздражённо фыркнул, подошёл к орудию и самолично загрузил туда снаряд.

— Правый борт, огонь! — в ухе старпома раздался голос Михаила.

В подтверждение приказа над пушкой зажёгся знак. Корсар улыбнулся Боссу, устало сгорбившись. По сигналу Искандера команда выпустила залп по корвету в надежде достать противника.

— Ну как? — спросил Босс канонира по системе связи.

— В труху, — ответил Михаил.

— Да!!! — корсары зарычали от радости, сжав кулаки.

— Это не всё, — протянул старпом.

— Да ты догадливый, — насмешливо согласился Михаил — Левый борт, заряжай!

Те же, кто заряжал правый борт, подбежали к левому. Босс снова помог грузить снаряды в пушечные стволы.

«ОГОНЬ» — загорелись надписи над кулевринами. Корсары дружно, почти синхронно выстрелили из орудий.

— Он отступает! — сообщил капитан.

— Да! Да! — возликовал старпом. — Победа наша!

Его пухлое лицо стало довольным и по-детски безмятежным.

— Да неужели? — саркастически удивился Антимон.

— Ура! Мы победили! — подхватили корсары, в экстазе прыгая по металлическому полу.

Второй залп имперских кораблей нанёс флагману Освободителей более серьёзные повреждения. Эмильен Дюбуа понимал, что так продолжаться не может. Освободители Зекариса уже потеряли почти весь свой флот — и, значит, Скумринг.

Едва скрывая волнение, капитан активировал командирскую консоль. Перед ним выросла голограмма толстого человека, восседающего на троне. Грозное лицо этого стареющего мужчины в строгом мундире обрамляли бакенбарды. Рядом с вычурным троном скромно стоял высокий и тощий молодой адъютант в стандартной форме Освободителей.

— Мой ког’оль, мы пг’оигг’али, — нехотя сообщил Дюбуа. — Скумг’инг снова импег’ский.

— Возвг’ащайтесь на Банис, — ответил Зекар. — Нам будет что обсудить.

Громовой голос короля Освободителей больше походил на рык или лай сторожевого пса, чему способствовали и помехи при голографической связи.

— Гипег’пг’ыжок по мому пг’иказу! — объявил Дюбуа своим офицерам.

Пиксель наблюдал из окна, как флагман Освободителей, обшивка которого переливалась в свете звёзд, растворился посреди открытого космоса, схлопнувшись до ничтожной точки.

— В гипер сбежал, — протянул Михаил, — вот трусливая скотина.

— Хотел бы я себе такой же корабль, — отозвался Пиксель.

— Мечтать не вредно, — улыбнулся Искандер.

— Входящее сообщение, — оповестил искусственный интеллект.

Пиксель вывел на экран вице-адмирала Карлайла.

— Поздравляю вас, корсар, — натянуто произнёс имперский командир. — Слава Императору, Скумринг теперь наш. Я уже доложил губернатору Бримстоуну о победе, и станция будет здесь с минуты на минуту. Что же касается вас, то можете вернуться домой и ждать новых приказов.

— Что ж, отлично, господин вице-адмирал, — ухмыльнулся Пиксель, — мне как раз надо заскочить к губернатору за вознаграждением. И заодно починить свою старушку, а никому, кроме Билла, я её не доверю.

Карлайл молча кивнул капитану корсаров и выключил связь. Пиксель осмотрел мостик уверенным взглядом победителя. Михаил, Беггер и офицеры связи ликовали, вскочив со своих мест. А капитан устремил свой взор вдаль, за окна корабля, в открытый космос: над сиреневым шаром Скумринга из гиперпространства вылетела круглая космическая станция. Из её массивных недр, подобно цветочным лепесткам, развернулись доки для военных кораблей. Линкор «Непобедимый», галеон, фрегат и люггер — всё, что осталось от флотилии имперцев в этом бою — направились к станции для ремонта. С Зекариса прилетели и грузовые каравеллы. Они сбросили прямоугольные контейнеры с материалами для постройки планетарных бастионов.

Пусть и немалой ценой, но сегодня Империя одержала победу. Как и сам Пиксель.

Глава 2

Ангелы-охранители

БАМ!!!

Прочная металлическая дверь с грохотом вылетела из проёма от удара пневматических кулаков. Мятежники заняли позиции за ящиками, разбросанными по складу, и выставили дула автоматов в ожидании врага. В обширном помещении с армированными стенами было темно, и только свет, отражённый большой луной Альберика IV, проникал внутрь через маленькие окошки в крыше.

— Свинорылые уже тут! — прокричала девушка со взъерошенными чёрными волосами и татуировкой змеи на предплечье.

— Вот ублюдки! — выругался мужчина с кольцом в носу. — Встретим их как подобает!

Через проём, где только что была дверь, вошла женщина в белых моторизованных доспехах. Эта прочная, напичканная электроникой и приводами броня делала её и без того крупную фигуру ещё более грозной. На её запястьях были установлены парные огнемёты и пневматические кулаки — они и выбили дверь склада. Полное лицо женщины, обрамлённое длинными русыми волосами, выражало гнев и презрение к врагам Священной Империи Человечества. То была Ефросинья Пронина, имперская охранительница, которая прибыла на Альберик IV, чтобы искоренить обнаруженную заразу.

Вслед за ней в помещение вбежали десять штурмовиков. Эти элитные солдаты Империи носили чёрную облегающую форму и бронежилеты. Фонари, закреплённые на дулах их тяжёлых автоматов, освещали обстановку. Головы штурмовиков прятались под шлемами с красными стёклами в прорезях для глаз. Встроенные респираторы напоминали свиные пятачки, и именно поэтому грязные предатели придумали карательным отрядам унизительную кличку: «свинорылые».

— Получи, имперская мразь!

Мятежники открыли по Прониной огонь из автоматов. Ефросинья лишь фыркнула: силовое поле, окружавшее охранительницу, отражало летящие в неё патроны. Штурмовики за её спиной тоже стреляли, и некоторые из жалких изменников уже погибли. Господь-Император не прощает предательство и мятеж, и лишь смерть искупит эти грехи.

Широкий рот Ефросиньи расплылся в улыбке. Эти трусы в большинстве своём скрывались за ящиками и контейнерами, которых было много на складе, но укрытие не спасёт их от священного пламени. Пронина навела наручные огнемёты на мятежников. Она нажала на кнопки в перчатках её доспехов, и из сдвоенных дул вылетела горящая смесь. Оранжево-жёлтая лавина захлестнула предателей, и вскоре эти ничтожества завопили, словно маленькие котята. Ефросинья обрадовалась сладковатому, терпкому, до боли знакомому запаху горелой плоти.

— Отходим! Отходим! — орали мятежники на другом конце склада.

Далеко уйти они не могли: не обращая внимания на огонь, Ефросинья с отрядом настигла предателей, суетившихся у ворот склада. Эти глупцы до сих пор отстреливались и даже ранили одного штурмовика. Но Пронина снова включила огнемёты, а другой штурмовик бросил гранату.

Раздался взрыв. Когда дым стих, Ефросинья увидела, как последние живые предатели, всего пятеро, отчаянно ползут к выходу.

— Ликвидируйте, — сухо бросила Пронина.

Её голос был грубым и резким, будто карканье вороны.

— Есть! — сквозь шлем прохрипел сержант Козлов.

Его штурмовики навели автоматы на копошившихся, будто черви, разрушителей.

— Нет, не надо! — завопил предатель, дёргая рукой.

— Этого берём, — отрезала Ефросинья. — Остальных убить.

Элитные бойцы выполнили приказ. Короткая автоматная очередь — и четырьмя предателями меньше. Ефросинья удовлетворённо хмыкнула и подошла к оставшемуся мятежнику. Как и все они, он был одет в тёмные грязные обноски с непотребными символами Змея Разрушения. Юнец — скорее всего, нет и тридцати. Простоватое, безвольное лицо, покрытое давней щетиной, светлые спутанные волосы, одна прядь зелёного цвета… Он отрёкся от Империи, которая его породила и воспитала, и теперь лежал на бетонном полу ангара, а его ноги ниже бёдер превратились в кровавые обрубки.

— Вызовите медиков, — сказала Пронина. — Нам он нужен живым.