Тень Одержимого

— Пока удача на вашей стороне, — протянул О’Доэрти. — Но когда-нибудь она повернётся и против вас.

— Надеюсь, это будет не скоро.

— Не забывайте, Пиксель, Бюро следит за вами. То, что вас не затронуло дело Фокса, ещё ничего не значит.

— Уж постараюсь, охранитель, — заверил его капитан.

— Удачи, — почти прошипел О’Доэрти.

— И вам тоже.

Пиксель хотел немного подколоть охранителя и не собирался переходить грань, за которой всё станет совсем не смешно.

О’Доэрти продолжил свой путь в кабинет губернатора, а корсары — в противоположную сторону. Капитан не переживал из-за угроз охранителя — презрение того к корсарам было понятно и не могло принести вреда, пока Бримстоун был у власти.

Покинув дворец, Пиксель и Босс опять пришли на главную площадь городка. Над одноэтажным фахверковым домиком капитана высилась маленькая башенка с заострённой крышей. Из-за его стен выступала зелень — у Пикселя был свой сад на заднем дворе, совсем недалеко от форта.

Почти весь дом занимала кухня, которая по совместительству служила и гостиной. На желтоватых обоях были нарисованы зелёные листья и белые цветы. За тремя окнами ходили толпы, но усиленный стеклопакет не пропускал шума. В помещении было прохладно — заработал кондиционер. Босс достал из холодильника яйца щеприйской цапельки и ветчину из мяса бронтодонта, а затем своими ручищами принялся готовить яичницу на электрической плите.

Пиксель тем временем зашёл в ванную, чтобы умыться. Это помещение единственное выглядело неопрятно, как будто его никто не ремонтировал. Стены ванной были серыми и обшарпанными, а над унитазом красовалась надпись «Катись к змею!», сделанная красным баллончиком. Такая обстановка напоминала Пикселю о Сэхримнире, его скалистом родном мире, где люди ютились в железобетонных бункерах под зелёным небом.

Умывшись, Пиксель посмотрел на себя в зеркало, которое было чистым — он ценил утилитарность превыше всего и на самом деле убирал в ванной так же часто, как и во всём доме. Он увидел круглое, обрамлённое бородой лицо мужчины на тридцать втором году жизни. И сейчас оно ему показалось уставшим и потрёпанным. На лбу и в уголках губ проступили небольшие морщины, а тёмные глаза были какими-то впалыми. Пиксель поймал себя на том, что подобные мысли посетили его не первый раз. Но особой причины для тревоги не было — Империя победила на Скумринге, Бримстоун выплатил пять тысяч империалов, и всё шло своим чередом — яркая и насыщенная, как краски на Зекарисе, жизнь капитана корсаров. Вот только почему-то яркость она утрачивает…

Бросив бандану и куртку в стиральную машину, Пиксель вернулся на кухню. Босс положил яичницу в тарелки на длинном деревянном столе и достал из холодильника две банки пива «Хайдеггер». Проголодавшись, капитан жадно принялся за еду.

— Спасибо, Босс, — поблагодарил Пиксель.

— Пожалуйста, — расплылся в улыбке громила.

Они включили телевизор, и на экране появились корабли у космической станции на орбите.

— Сегодня имперские войска одержали сокрушительную победу над предателями, зовущими себя «Освободителями Зекариса», — бодро вещал диктор под бравурные звуки марша. — Война ещё не закончилась, но этот день ознаменовал переломный момент в нашей кампании…

— Ох, что за дрянь, — Пикселя покоробил официозный пафос.

Он переключил канал, и там «Серенийские Свиньи» играли в баскетбол с «Ордосскими Орлами».

— Мяч у Порки, смотрите, как он ведёт… ура! Блестящий трёхочковый!!!

Пиксель вздохнул, поедая яичницу с бронтодонтовой ветчиной.

— Ты как-то странно выглядишь, Пиксель, — пробасил Босс, сидя напротив. — Тебе нехорошо?

Его порция была в два раза больше, чем у капитана.

— Даже ты это заметил… — устало отмахнулся тот, глотнув «Хайдеггера».

Когда же этот великан сделался таким наблюдательным?

— Конечно.

— Недавно мы сражались в космосе с этими долбаными Освободителями, — разъяснил Пиксель таким тоном, будто перед ним сидел нерадивый двоечник. — Неудивительно, что мне нехорошо.

Кому эти слова предназначались? Боссу или же ему самому?

— Пиксель, тебе нужна жена, — простодушно сказал старпом, хлебнув пива.

Капитан утомлённо покачал головой.

— Поражаюсь, как в твоей черепной коробке могли появиться такие мысли, — усмехнулся он. — Или ты мыльных опер насмотрелся?

— Тебе нужно, чтобы кто-то о тебе заботился, готовил тебе яичницу, — басом ответил Босс. — И чтобы это был не я.

— Пока я корсар, это будет тот ещё риск, — Пиксель представил, как он вылетает на задание, а внизу, на Зекарисе его ждёт несчастная женщина, решившая связать с ним свою судьбу. И дети, которые видят отца редко, в перерывах между военными действиями…

— Да зачем тебе быть корсаром, — возразил старпом. — Уйдёшь на покой, купишь остров и будешь жить на нём с красавицей и умницей… а чтобы не скучать и чтоб деньги были, заведёшь бизнес.

Пиксель расхохотался.

— Какой-то ты сегодня слишком умный. Про остров, небось, от Билла услышал?

— Ну да, — голос Босса звучал несколько виновато.

— Наверное, ты всё же прав, — признал Пиксель, ковыряя вилкой яичницу. — Век корсара недолог, и не только потому, что мы быстро дохнем. Когда-нибудь и мне, и всем нам придётся завязать, иначе это станет работой на износ.

А думал он о девушках, которые встречались ему в жизни. Когда-то он был доволен мимолётными связями на пиратских платформах или в «лабиринтах» — мутном квартале Высокой горы. Просто сексом, телесной связью без всяких тонких материй, о которых рассуждали любители порефлексировать вроде Птитса. За всю корсарскую жизнь Пикселю встречались либо проститутки, которым он переводил деньги на счета, либо своевольные пиратки, с которыми наслаждался близостью на станциях Орбитального Братства, а за пределами платформ они были готовы отрубить голову — впрочем, это было взаимно.

Но случалось и то, что поэты и эстеты пафосно называли любовью. Когда его в женщинах трогало не только тело — хоть и тело, конечно, тоже имело значение. И такие чувства он испытывал всего два раза: к Хелен Нельсон и Софи Фокс, дочери бывшего губернатора. И сейчас капитан на самом деле желал чего-то подобного. Чистой, подлинной привязанности, которая сохранится на многие годы — даже после того, как развеются влечение и влюблённость.

После обеда Босс закинул посуду в моющую машину и отправился прилечь в каморку за кухней. Пиксель же поднялся наверх, в маленькую башенку, где была его спальня. Несмотря на скромную обстановку, круглая комната со светлыми обоями на стенах выглядела уютно. Над простой деревянной кроватью висели плакаты с фотографиями разных уголков Галактики, включая Зекарис и Сэхримнир. Посередине бросался в глаза яркий постер Бэзила ван дер Бюрена — музыканта, известного на окраинах Империи и пиратских платформах.

Пиксель подошёл к небольшому готическому окну, единственному в башне. На улице сильно нахмурило, и туристы разбрелись по тавернам и съёмным квартирам в «лабиринтах». С серого помрачневшего неба хлынул дождь. Капли появлялись на стекле и вскоре уступали место новым. Пиксель не слышал их ударов за многослойным окном. Задёрнув бордовую штору, капитан улёгся и заснул.

Ему снилась какая-то неразбериха из диких, безумных образов. Они проносились в его голове и так же быстро исчезали, и он не мог их зафиксировать и запомнить. Но один образ всё же проявился отчётливо. Пиксель будто возвратился на ту безымянную, покрытую джунглями планету, куда космоварвары отправили его с захваченной родины. В бывший имперский барак, который на время стал его тюрьмой.

— Слышь, ты, работай, йоп! — прорычал чужак-надсмотрщик.

Космоварвар выглядел как человекообразная обезьяна в грубой моторизованной броне с дымящими выхлопными трубами на спине. Пиксель ощутил инстинктивное желание бежать — что он в реальности с друзьями и сделал. Он и во сне бежал — в таинственную серую дымку, которая смыкалась над ним со всех сторон. И где-то вдалеке белел каменный профиль Карла Птитса…