Страница 3 из 53
25 лет
Расти в королевской семье означало соответствовать определенным стандартам.
Плечи назад.
Подбородок вверх.
Улыбаться.
Следить за своими манерами.
Никогда не повышать голос.
Никаких исключений. Ну, если только ты не мой брат. Лиам щеголял своим пенисом по Айелсвику, как выставочный пони, и никто не говорил ни слова. Внешне я была покорной принцессой, а внутри любопытной мятежницей. Принцессы не повинуются своим порывам. Они подавляют их. Мы были рождены, чтобы играть роль, а не руководить сценой. Наше королевство было всего лишь маленьким островом, спрятанным между побережьями Ирландии и Шотландии, но чего нам не хватало в размерах, мы компенсировали богатством. Поэтому мой отец правил железной рукой. Люди любили его не из-за его сострадания. Они подчинялись ему, потому что боялись, что будет, если они этого не сделают.
Наш дворец стоял на вершине холма, откуда открывался вид на Ирландское море. С его белоснежным фасадом, голубой крышей, круглыми башнями и арками над аркадами, он возвышался над сельской местностью, как святой покровитель, присматривающий за своей паствой. Если дворец был святыней, то моя спальня была моим убежищем. Из всех двухсот шестидесяти четырех комнат моя была наименее экстравагантной. Помпезность и пышность я оставила отцу и брату. Они любили острые ощущения от шоу. Я же предпочитала простоту.
Я стояла у окна своей спальни и смотрела на сад. Зеленую траву покрывали пятна фиолетового чертополоха и вереска. Желтые лютики добавляли яркости, как солнечные лучи. Сразу за садом был мощеный мост, перекинутый через кристально чистый ручей, впадающий в море. Когда я была маленькой, то стояла на этом мосту и бросала камешки в ручей. Я всегда старалась выиграть у Лиама. Обычно я проигрывала, но это не мешало мне пытаться каждый день, пока мост не перекрыли. За мостом, у подножия травянистого холма, стоял коттедж. Мама дала нам строгий наказ держаться подальше от этого коттеджа. В коридорах шептались, что там водятся привидения, и поэтому туда никто не ходил. Слуги утверждали, что иногда слышали крики в ночной мгле. Мама говорила, что это просто сказки, что коттедж старый, ветхий и представляет опасность для всех нас. Однажды мы с Лиамом попытались пойти в коттедж, чтобы увидеть все своими глазами. Папа остановил нас прежде, чем мы до него добрались. На следующий день мост был перекрыт. Иногда по ночам я прислушивалась к этим крикам, чтобы понять, были ли они на самом деле, и поэтому ли папа преградил нам путь. Я всегда засыпала до их прихода.
Я скучала по маме.
Мне не хватало ее улыбки, смеха и мудрых слов.
Я скучала по ее сказкам на ночь о прекрасных принцессах, которых спасали красивые рыцари. Потом, со слезами на глазах, она говорила мне, как важно уметь спасать себя. Она говорила, что мне нужно быть осторожной с рыцарями, потому что иногда под блестящими доспехами скрываются самые темные тайны.
— В каждой истории есть злодей, m’eudail (прим. моя дорогая, на гэльском языке). — То, как она это произнесла, заставило меня почувствовать, что это слово придумали специально для меня. — Неважно, насколько хорошим ты стараешься быть, в конце концов ты окажешься злодеем в чьей-то истории, — она провела рукой по моей макушке, приглаживая волосы, и улыбнулась. — Но даже злодеи заслуживают счастья.
Она была королевой во всех смыслах этого слова. Подготовленная. Грациозная. Сильная. Идеальная пара для моего отца. Пока рак не взял ее в заложники в ее собственной постели. Он начался в ее легких, но быстро распространился на все остальное тело. Я держала ее за руку, пока она становилась хрупкой и слабой. Я видела, как гаснет огонь в ее глазах в те дни, когда все, что она могла сделать, это держать их открытыми. Я убирала волосы с ее лба, перед тем как она в последний раз закрыла глаза, и обещала ей, что стану героиней своей собственной истории.
Теперь женщина, не намного старше меня, носила корону моей матери, спала в ее постели и называла себя королевой.
Тихий скрип двери моей спальни отвлек меня от воспоминаний.
Я обернулась и увидела, что в дверях стоит моя мачеха, Сэди. Ее светлые волосы были заплетены в косу. Она была идеально одета, в то время как я была в штанах для йоги и розовой футболке. Ее макияж был безупречен, а нежно-желтое платье делало ее голубые глаза еще ярче. Я не ненавидела ее. Не совсем. Как человек, Сэди была доброй, нежной и такой же уравновешенной, как моя мать. Мы бы стали отличными подругами, тем более что она была ближе к моему возрасту, чем к моему отцу. Но как мачеха… это было просто странно.
И еще более странно, что она была в моей комнате.
Она осторожно приоткрыла дверь.
— Можно войти?
— Что-то случилось?
Сэди никогда не приходила в мою комнату. В основном она оставалась в саду, библиотеке или держалась особняком.
Она тихо вошла внутрь. Ее румяные щеки покраснели больше, чем обычно: — Ты едешь в Нью-Йорк.
— В Америку? — Замешательство отразилось на моем лице, и я нахмурила брови. — Когда? Зачем? Мой отец знает об этом? — Во дворце никто ничего не делал без разрешения отца.
Грей Ван Дорен переступил порог моей спальни. От его грозного присутствия веяло превосходством. С пронзительными голубыми глазами, полными губами и резкой линией челюсти он был столь же великолепен, сколь и страшен. В моей голове проносились одна мысль за другой, нагромождаясь друг на друга и заставляя сердце биться быстро и тяжело. Обычно Грей приходил во дворец только для того, чтобы обсудить дела с моим отцом. Отца здесь не было, и Грей стоял в дверях моей комнаты.
Почему?
Его голос был низким и ровным. Даже успокаивающим. Но по причинам, которые мне еще предстояло выяснить, его слова вызвали ледяную дрожь у меня по позвоночнику: — Твой отец — причина, по которой ты уезжаешь.
ГЛАВА 2
Отец всегда говорил, что для нас с братом, как будущих короля и королевы, важно путешествовать за пределами нашей страны и узнавать что-то новое. Через девять месяцев я выйду замуж за принца Александра, следующего в очереди на пост короля Норвегии, о чем наши отцы договорилось сразу после моего восемнадцатилетия. Общение с людьми было важной частью этой роли: я должна была познакомиться с внешним миром, прежде чем править своим собственным. На это возлагались определенные надежды. Я знала, что это произойдет. Я просто не знала, когда.
Твой отец — причина, по которой ты уезжаешь.
Если бы это сказал кто-то другой, а не этот человек, я бы решила, что он просто хотел сказать, что поездка — это подарок. Из уст Грея Ван Дорена это звучало таинственно.
— Я видела его два дня назад, и он ничего не упомянул об этом. — Я обошла кровать. Тревожная энергия, бурлившая во мне, не давала мне покоя.
— Просто появилась возможность. Уверен, он сожалеет, что не пришел сказать тебе об этом лично, — сказал Грей.
Существовало негласное правило: когда папы не было в городе, его нельзя было беспокоить. Это включает телефонные звонки, электронные письма, текстовые сообщения, почтовые голуби — никаких помех. Я уже привыкла к этому. Для человека, который правил королевством, он проводил здесь не так уж много времени. Когда его не было, Лиам действовал вместо него, что не очень-то способствовало прочности Айелсвика. В представлении Лиама верность заключалась в том, что он дважды спал с одной и той же девушкой.
Забавно, что недоступный человек смог поговорить с Греем, но не смог поговорить со мной.
Если моего отца все еще не было в городе, это означало… — Лиам не поедет.
Каждая девочка в Айелсвике говорила о поездке в Америку. Было что-то захватывающе в этом опыте, которого я ждала с подросткового возраста. Мне хотелось есть жирную пищу и кататься на американских горках. Я мечтала об автострадах и небоскребах. Но что-то было не так, и я не хотела ехать без Лиама.