Десятые

И Бурков медленно пошел к желтым «газелям» на краю площади, возле которых толпились хоккеистки.

Достал из кармана мобильник, глянул время. Половина третьего… Еще успеет показаться в офисе, подписать договоры… Но все же набрал номер секретарши.

– Марина, как там?

– Всё в порядке, Роман Сергеевич.

– Я буду часа через полтора.

– Хорошо.

– Если что – на связи.

Да, можно еще погулять, посмотреть. Доехать до этого Обухова. Рядом, говорят. К тому же повод нашелся. Хоть глянет… Как играют девушки, ни разу не видел. В Абакане девчонки играли вместе с пацанами – лет до четырнадцати, как говорил тренер, большого различия нет. Пацанов это задевало, и они старались играть против девчонок особенно жестко, пасы им редко отдавали, вообще гнобили всячески. Может, поэтому те так быстро и бросили секцию…

Стадион был скромный – трибунка человек на пятьсот, мачты освещения почти игрушечные. Но поле, кажется, стандартное, лед, как заметил Бурков, залит добротно. А может, и вообще искусственный; понять трудно – на улице ощутимо за минус.

Вход был открыт, людей на сиденьях нет. Бурков не знал, матч будет сейчас или тренировка…

В маршрутке он ехал с несколькими девушками из команды. Не заговаривал, но с интересом разглядывал их, горячо обсуждавших какой-то айсшток (прием, что ли, в хоккее)… К спортсменам он всегда испытывал уважение.

Нет, в детстве спорт воспринимался как нечто нормальное, обыкновенное – почти все играли во что-нибудь подвижное, уроки физкультуры любили. Но потом, лет в пятнадцать и позже… Что заставляет этих немногих каждый день тренироваться, тратить силы и время на повторение одного и того же…

Каким-то внутренним потрясением стала для Буркова такая картина.

Год девяносто шестой – девяносто седьмой. Сквер Лужников. Огромный рынок – шумный, с горами коробок, ящиков, грязные палатки. Толкотня, суета, жадность, желание друг друга облапошить, втюхать дрянь…

Но среди китайского барахла можно было наткнуться на фирмовую одежду, купить за смешные деньги отличную технику. В Лужники в те годы стекалось все подряд. Где-то на сортировке застрял вагон с товаром, и владелец, поняв, что возможности отправить его дальше нет, рискуя разориться на аренде вагона, давал приказ везти товар в Лужники и еще на два-три подобных рынка в Москве и скорее реализовывать.

Бурков приезжал тогда в Лужники почти каждый день. Иногда покупал вещи для себя, а чаще скупал оптом то, что, знал, можно продать хоть и не быстро, зато в разы дороже. Или, на худой конец, сдать под реализацию.

Это тогда был основной его бизнес, к рынку строительных материалов он тогда только подбирался.

И вот, варясь в этой толчее, придерживая карманы, где были деньги, огромный тогдашний мобильник с антеннкой, Бурков остолбенел, как от миража. За высокой сетчатой оградой по дорожке бежал парень с шестом… Не поняв еще, кто это, что он делает, Бурков следил за ним с испугом и недоумением… Парень воткнул шест в землю и взлетел.

Это было потрясающе, удивительно, нереально. И одновременно – смешно. Действительно, вокруг кипение реальности, а там, на островке за сеткой… Вот попрыгает он еще полгода-год, получит травму или не добьется маломальских результатов, а потом поймет, что пропустил важный – важнейший – период в жизни. Выйдет из этого островка – и что? И что дальше?

Чемпионами становятся из тысяч единицы, а у большинства других судьбы ломаются. И для того, чтобы стать чемпионом, мало способностей, упорства, спортивного таланта. Необходимо еще и везение. Можно показывать замечательные результаты, но быть совершенно незамечаемым. А везения ничем не добьешься. Слепая случайность…

Вот эти девчонки, выходящие из-под трибун на лед. Такие они сейчас решительные, готовые одержать победу и еще множество побед дальше. Стать сильнее всех и поднять чемпионский кубок над головой… Нет, удачи им, удачи.

– Давайте, девчонки! – крикнул Бурков и помахал рукой.

Одна, другая глянули на него, но без улыбок, как-то слишком серьезно. «Видимо, не привыкли еще к вниманию, – усмехнулся про себя Бурков и добавил: – Ничего-о».

Они катались, приседая, растягиваясь. Готовились…

С кем будут играть, Бурков понять не мог. Сосчитал, их было семнадцать, все в одинаковых серых толстовках… Решил узнать.

Подошел к девушке, которая хоть и была в коньках, но стояла на краю катка – не разминалась.

– Извините, а что сейчас будет? Матч?

Девушка вблизи оказалась уже совсем не девушкой – ей было явно за сорок, лицо в частых, какие бывают у увлекающихся диетами женщин, морщинах.

– А что? – отозвалась она вопросом.

– Так, интересно.

– Это – тренировка. Будет и двухсторонка… наверное.

– Ясно… Скажите, а это юниорская команда, да? Любители или уже на профессиональном уровне?

Женщина как-то с подозрением посмотрела на Буркова. И снова ответила вопросом:

– А что?

– Да так… Просто интересно.

– Что тут интересного – занимаются девочки и занимаются. Вы же не скаут?

– А? – Бурков не сразу понял. – А, нет, хм, я не скаут.

– Ну так и что?.. – И женщина отвернулась.

Ее тон раздражал, подозрительность разрушала хорошее состояние, пачкала хоть и грустноватые, но приятные воспоминания.

Бурков отошел, глянул время. До следующей электрички оставалось тридцать пять минут. «Еще постою минут десять, а потом надо выбираться». Уже и солнце стало прятаться за стоящие за стадионом многоэтажки…

Девушки нарезали круги, и одну из них, когда проезжала мимо, Бурков узнал – та невысокая, плотненькая. Но сейчас, на коньках, без пуховика, она казалась стройной, некоторая полнота превратилась в фигуристость.

На мгновение они встретились глазами, и в ее взгляде Бурков заметил тревогу.

– Побед вам! – решил подбодрить.

Раскатавшись, команда, по знаку той женщины, с которой пытался поговорить Бурков, подъехала к ней. «Тренерша, скорее всего». Подошли и двое мужчин. Тоже, наверное, из тренерского штаба. О чем-то стали разговаривать.

«Установку получают», – объяснил себе Бурков.

Удивление вызвало то, что почему-то то одна, то другая девушка, то мужчины оглядывались на него. Потом мужчины направились в его сторону.

«Сейчас опять начнут выяснять – скаут я или так». И за те полминуты, пока они подходили, Бурков успел представить себя специалистом по открытию спортивных талантов. Ездит по таким вот точкам на карте и привозит в Москву будущих чемпионов…

– Молодой человек, – обратился к нему совсем не похожий на бывшего спортсмена или на тренера дядька в болотного цвета бушлате, – вы тут по какому вопросу?

Вид у подошедших был недружелюбный. И Бурков почувствовал, что заводится.

– А вам нужно докладывать? Это, как я понимаю, не частная территория.

– Это стадион.

– И что? Вход, кажется, свободный.

– Что вас здесь интересует? – суше и жестче спросил дядька; второй, лет сорока, напоминал то ли боксера, то ли обычного уличного бойца, и он молчал нехорошо – такие разговаривают с трудом, предпочитая вместо слов применять кулаки.

– Смотрю вот, – по возможности миролюбивей ответил Бурков.

– На что?

– Вот… – кивнул в сторону льда.

– На девушек?

– Ну да. А что?

– А то, что нечего.

– Хм! В каком смысле?

– В том, что можно и в полицию, – дядька говорил со все возрастающей жесткостью, отрывисто, косноязычно, тоже, наверно, не умея выражать свои мысли. – Пусть там проверят.

Буркова же, наоборот, после некоторого страха перед вторым, напоминающим боксера, стал веселить нелепый диалог.

– Что они проверят?

– Ну, это… – На мгновение дядька замялся, но после этого уже прорычал с настоящей ненавистью: – На предмет педофилии! Подмигивать, махать!

– Вы что – х-ха! – не в себе?! Какая педофилия? Мне нравится хоккей с мячом…

– Там выяснят, что тебе нравится.

– Не тыкай! – зарычал и Бурков.