Страница 42 из 66
Когда вечером мама перезвонила, папа разорался:
— Что значит “я передумала”!? — завопил он, и мама что-то ответила. — Она живет со мной, и правила тут устанавливаю я!
Папа бросил трубку и вернулся в гостиную.
— Мне все равно, что там говорит твоя мать, — заявил он мне. — Тебе нельзя общаться с этим черным парнем. Поняла?
— Да, — ответила я, хотя на самом деле ничего не понимала.
— Если я выясню, что ты с ним встречаешься, я тебе такую трепку задам, что мало не покажется. Уж поверь мне.
— Но ты же тоже меньшинство, — сказала я.
— Слушай сюда: когда мы заполняем анкеты, в графе “Раса” мы ставим галочку напротив слово “Белая”. Если ты с Ближнего Востока, то ты считаешься белым человеком. А еще там есть графа “Черный”, как раз для твоего дружка. Видишь разницу? Ты должна быть благодарна, что нам не нужно ставить галочку там.
Сказав это, он вернулся к просмотру военных новостей по телевизору. По Си-эн-эн показывали иракских солдат, которые выбежали из бункера за секунду до того, как его разбомбил американский самолет.
— Ты только посмотри, — заговорил папа, разгрызая орех. — Это отвратительно. Им нужно убить всего одного человека, а они занимаются черт-те чем. Совершенно не обязательно уничтожать Республиканскую гвардию — они же делают то, что велит им Саддам. И если Саддама не будет, они ничего не смогут сделать. О них вообще беспокоиться не стоит.
Наверное, папа хотел загладить грубость, разговаривая со мной о войне, но мне болтать что-то не хотелось. Я злилась на него. Он был расистом и хотел и меня сделать такой же. Вот если бы я могла рассказать ему всю правду. О том, что я была так близка с черным, как только это возможно, и что ничего страшного из-за этого не произошло.
На следующий день за обедом Томас все еще переживал из-за отсутствия крови. Когда я села за стол и вставила трубочку в пакетик с молоком, он вдруг выпалил:
— Тебя что, изнасиловали?
— Что? — взглянула я на него.
— Ты поэтому не хочешь мне рассказать?
Я не знала, что ответить. Я сомневалась насчет изнасилования. Конечно, я знала, что это такое, но вообще-то я была абсолютно уверена, что к изнасилованию относится только секс, а не использование пальцев.
— Джасира? — окликнул меня Томас.
— Нет, — очнулась я. — Не было такого.
— Тогда о чем ты сейчас задумалась?
— Ни о чем.
— Ты вспоминала, как тебя изнасиловали?
— Нет, — повторила я, — я же тебе сказала. Меня не насиловали.
— Тогда почему не было крови, когда мы занимались сексом?
— Я не знаю.
— Но кровь обязательно должна быть, — сказал он, — а раз ее нет, значит, либо ты трахалась с кем-то до меня, либо тебя изнасиловали. Так что произошло?
— Ни то ни другое.
Он взглянул на меня:
— Но что-то ведь случилось, это точно.
— Может, это из-за тампонов. Может, я там себе все растянула.
— Сомневаюсь.
По пути домой я думала о словах Томаса, о том, что меня изнасиловали. Конечно, я знала, что изнасилование — это плохо. И я знала, что, когда кто-то делает над тобой такое, это страшно и больно, совсем как тогда с мистером Вуозо. Но я не думала, что мистер Вуозо меня изнасиловал, ведь он мне нравился. По телевизору показывали, как женщины, которых изнасиловали, радовались, когда насильника отправляли за решетку. Они хотели, чтобы ему было плохо. Но я относилась к мистеру Вуозо совсем по-другому. Совершенно по-другому. Я не хотела, чтобы его отравили газом, убили или призвали на войну. Я была в него влюблена, как и призналась Дениз. Что бы он со мной ни сделал, это уж точно не могло быть изнасилованием.
Придя домой, я сделала уроки и отправилась к Мелине. Она открыла мне дверь, красуясь в фартуке поверх футболки и черных штанов.
— Привет, — поздоровалась она. — Зачем ты стучишь?
— Что?
— У тебя же ключ есть.
— Ой, — вспомнила я, — а я и забыла. У меня с собой его нет.
— Почему?
— Он в рюкзаке.
— Я была бы рада, если бы в следующий раз ты открыла дверь ключом.
— Даже если вы дома?
— Это не важно, дома мы или нет.
— Ладно.
— Я ведь тебе его специально дала.
Я кивнула.
— Можно мне книжку почитать?
— Конечно.
Мы прошли в дом. Я заметила, что фартук у нее на спине был завязан на малюсенький узелок, потому что на бантик длины тесемок не хватило.
— Устраивайся, — сказала Мелина, показывая на столик с книжкой.
— Вы что-то готовите? — спросила я. Никакого запаха еды я не чувствовала.
— Типа того, — кивнула она. — Делаю заменитель соли. Смешиваю разные травы и специи в кофемолке, чтобы потом добавлять в еду и думать, будто там настоящая соль.
— Тебе нельзя есть обычную соль? — удивилась я.
— Да, давление не позволяет.
— О…
— Может, захватишь книжку да пойдем на кухню? — предложила Мелина. — Ты читай, а я буду молоть.
— Ладно, — согласилась я, наклоняясь за книжкой.
Мне нравилась их кухня. Она совсем не походила на нашу или на кухню в доме Вуозо. Похоже, Мелина с Гилом отказались от вариантов оформления, которые предлагали всем жильцам подряд продавцы из агентства недвижимости, и сделали все по-своему. Больше всего мне у них нравились огромная серебристая плита и холодильник. Такие можно увидеть в ресторане.
Я уселась за кухонный стол, который снова напомнил мне о закусочной, куда мы ходили вместе с мамой. Подушка сиденья сверкала блестящим красным винилом.
Мелина вернулась к своей кофемолке, а я начала читать главу про изнасилования. Там говорилось, что изнасилованием считается любой сексуальный акт, который произошел без моего согласия. И еще что это в любом случае не моя вина, и не важно, что за одежду я ношу. И что мистер Вуозо — злой человек с извращенными представлениями о моральных ценностях. В случае чего, сообщала книга, у меня в запасе еще три года, чтобы донести на мистера Вуозо.
Пока я читала, Мелина постоянно включала и выключала кофемолку, и пару раз, когда та молола, встряхивала ее, как маракас. Закончив, она сняла с кофемолки крышку, облизала палец и погрузила его в получившуюся смесь.
— Ну как, соленая? — спросила я.
— Иди попробуй, — пригласила она.
Я поднялась и подошла к столу. Мелина еще раз облизала палец, вставила его в смесь и велела открыть мне рот. Я послушалась, и она засунула палец мне в рот. Я сжала губы, так что когда она вытащила палец обратно, он уже был чистый. Я проделала все так, будто уже тысячу раз делала такое с моей мамой, но это было не так. Мы с мамой никогда не делали ничего подобного.
— Ну как? — поинтересовалась Мелина.
— Похоже на чеснок, — ответила я. — И на петрушку.
— Но не на соль, — заключила она.
— Не очень.
— Ну и ладно, — решила она, пересыпая ложкой порошок в маленькую стеклянную баночку. — Может, Гилу понравится.
— А что случится, если ты будешь есть обычную соль?
— Ребенок может родиться слишком рано.
— О-о…
— И чтобы спасти меня, врачам придется достать ее, даже если она еще не готова.
Я кивнула.
— Первой всегда стараются спасти мать, — добавила она.
Я обрадовалась, услышав это, ведь судьба Дорри меня не особенно волновала.
— Но сама мать всегда хочет, чтобы спасли ее малыша, — продолжила Мелина.
— И ты этого хочешь? — спросила я.
— Конечно.
От ее слов мне стало грустно, хоть я и знала, что грустить тут не о чем.
— Мне надо пописать, — призналась Мелина, передавая мне ложку. — Доделаешь вместо меня?
— Конечно, — согласилась я.
Она развязала узелок и сняла фартук. Я начала пересыпать порошок в баночку. Через секунду я услышала ее голос:
— Изнасилование?
Я посмотрела на нее. Мелина остановилась у стола на пути в ванную и смотрела на мою раскрытую книгу.
— У тебя что, возникли какие-то вопросы по поводу изнасилования? — необычно быстрым голосом спросила она.
— Что?
— Почему ты читаешь главу про изнасилования?