Страница 19 из 43
И вот уже Сенат занимается специальным рассмотрением городских гербов. Издается указ о хранении подлинных рисунков гербов в Герольдмейстерской конторе. Рассылать по запросам разрешалось только копии. Теперь вопрос о кандидатуре «сочинителя гербов» решал Кабинет министров по представлению Соната, который так объяснял свое предложение по расширению штата Герольдмейстерской конторы: «Понеже де многие городы своих гербов не имеют, того ради…» необходимо, чтобы сочинением гербов занимался особый человек «па месте герольдмейстерского товарища Сантия». Сначала на рассмотрение Кабинета были представлены две кандидатуры — И. К. Генингера и И. Г. Гейнцельмана — оба иностранцы. Так получилось, что они по очереди в течение короткого времени служили на указанной должности, но следов их деятельности в Герольдмейстерской конторе не сохранилось. Дело составления гербов с их приходом в контору не получило развития.
И вновь начинаются поиски достойного занять место товарища герольдмейстера. Все же нашелся человек, обладающий блестящими способностями и разносторонними знаниями. Он прекрасно владел иностранными языками, любое порученное ему дело выполнял на редкость добросовестно. Его имя — Василий Евдокимович Адоду-ров, первый русский адъюнкт Академии наук. Личность поистине незаурядная. В 1726 г., в возрасте семнадцати лет, Адодуров был принят в верхний класс гимназии Санкт-Петербургской Академии наук. Через год он уже среди учеников Академии. В 1728 г. Адодуров определен ен переводным делам» в академическую канцелярию. Обучаясь у виднейших профессоров Академии точным паукам (по физике — у Бернулли, по математике — у Эйлера), Адодуров проявил к ним блестящие способности. Главным его намерением было «физику доканчивать, дабы со временем самому профессорского чина удостоиться». Одновременно Адодуров углубленно изучал иностранные языки, овладев ими настолько, что сумел перевести на русский язык сокращенный курс механики, математику Эйлера. Академия паук писала в Сенат об Адодурове, что он «свои труды читает в Российском собрании, а притом слушает всяких переводов, которых другие читают, и старается, чтоб оные переводы на российском языке исправно в печать выходили. Впредь будет всякие выходящие математические и физические книги и вещи по-русски переводить…».
Немало потрудился Адодуров и на поприще «приведения в большее совершенство русского языка». Современные филологи считают его автором первой русской грамматики на родном языке, предшественником Ломоносова в деле грамматического описания русского литературного языка. Таким образом, Адодуров «немало приуспел» не только в технических, но и в гуманитарных науках. Историк Г. Ф. Миллер рассказывал, что Адодуров был способнейшим его учеником. Он сам вел и практические занятия по русскому языку — обучал, например, будущую императрицу Екатерину II, читал общие лекции, специальные курсы.
…В одном из доношений Адодуров писал: «По приказу главного Академии командира… фон Корфа и по разсуждению Академии наук положена на меня сия должность: чтоб во всякой вторник, среду, четверток и субботу публично в Академии показывать надлежащие до российского языка правила, а по совершении оных толковать на том же языке риторику. К исполнению которого дела принужден я все, что до того надлежит, сам вновь сочинить и на то употреблять тем больше времени, что в сем, как весьма новом деле, по сие время еще никакого предводителя не имеют, которому бы в том можно было последовать…».
Разносторонние знания и способности снискали Адодурову славу человека, способного разобраться в любом сложном деле, освоить новые пауки. Это, видимо, и послужило поводом к выдвижению его кандидатуры «к сочинению гербов». В Академию наук поступает запрос: «Имеющийся при Академии адъюнктус Ададуров в какой именно должности состоит, и ежели его определить, кроме той Академии, в другое место, то должность его можно ль другими исправлять?». Однако решение правительства поручить Адодурову новое дело вызвало протест Академии. Она направляет в Сенат доношение, в котором перечисляются заслуги Адодурова в науке. «От сего видно, что его способно от Академии отлучить не можно; но наипаче надлежит ему накрепко повелеть, чтоб он от всех посторонних дел, которые не до его должности касаются, воздерживался и прилежал бы со всяким радением к академическим делам, дабы принятое о нем намерение со временем действительно исполниться могло».
Несмотря на несогласие Академии наук, Адодуров уже в конце 1741 г. «обретался один… при сочинении гербов» в Герольдмейстерской конторе, а в 1742 г. он окончательно оставляет Академию наук и переходит на службу в Герольдию, где его энергия и способности отныне направляются на организацию российского герботворчества.
С первых же дней пребывания в новой должности товарища герольдмейстера Адодуров начал активную и кропотливую работу. Она шла в двух направлениях: во-первых, сбор книг по геральдике, генеалогии, истории, т. е. создание при Герольдмейстерской конторе специальной тематической библиотеки; во-вторых, сбор всех рисунков гербов из различных ведомств — сосредоточение в Герольдмейстерской конторе уже созданных гербов. По настоянию Адодурова продолжаются поиски книги «регулов герольдических», принадлежавшей Санти и отосланной в Академию паук. Книга была вскоре обнаружена у князя А. М. Черкасского, который передал ее в Герольдмейстерскую контору. В библиотеку конторы поступают книги из собрания казненного кабинет-министра А. П. Волынского, а также Дм. Мих. Голицына, имевшего в с. Архангельском редкую библиотеку.
Стараясь сосредоточить рисунки гербов, в архиве Герольдмейстерской конторы, Адодуров рассылал о них запросы в различные ведомства, например в Военную коллегию, с просьбой сообщить, «что сделано по сочиненному графом Сантием гербовнику, на знамена гербы учреждены ли и конфирмованы ли. И если учреждены и конфирмованы, то те гербы и происходящее в том дело были бы присланы в Герольдмейстерскую контору». Из Военной коллегии в 1745 г. прислали знаменной гербовник. Его перерисовали лучшие живописцы Герольдмейстерской конторы. Теперь на запросы того или иного ведомства о гербе города Герольдия всегда могла дать положительный пли отрицательный ответ. Например, Монетная канцелярия дважды, в 1746 и 1756 гг., обращалась по поводу городских гербов для клейм. Рисунки гербов, скопированные с присланного знаменного гербовника, туда отослали, и в 40—60-е годы согласно им были сделаны клейма с гербами городов: Архангельска, Астрахани, Великого Устюга, Владимира, Вологды, Вятки, Галича, Казани, Москвы, Нижнего Новгорода, Новгорода, Орла, Санкт-Петербурга, Ростова, Рязани, Саратова, Смоленска, Соликамска, Суздаля, Твери, Углича, Ярославля.
Любые рисунки гербов, которые Военная коллегия намеревалась изобразить на знаменах новых полков, Адодуров должен был «рассмотреть, в силу ль герольдических регулов на знамена сочинены, и по рассмотрению, доложить Сенату». Вот какие изъяснения по поводу гербов составлял Адодуров. Например, в «ызъяснении на герб Кюменегорскому полку» отмечалось, что рисунок герба сочинен в трех вариантах «для разного употребления»: на полковой печати, на знаменах полка, на предметах амуниции. В основе герба лежит одна и та же фигура — «в золотом поле красный натянутый лук со стрелою того же цвету, к правой стороне поперек щита обращенною, у которой копейцо и перья, також и тетива у лука черные, с красною вершиною щита и изображенною в пей золотою императорскою короною». Необходимо было сочетать в гербе определенные цвета: «вышепоказанным фигурам приложены здесь и определенные приличные им цвета, посредством которых сие изображение надлежащий вид герба получает»; надписей же герб «при себе не имеет». Надпись вокруг герба могла быть лишь в том случае, если он помещался на полковой печати, — «Печать Кюменегорского полку».
Подробное разъяснение геральдической специфики должно было показать, что составление гербов в Герольдмейстерской конторе ведется на научной основе, профессионально, в соответствии с возложенными на нее обязанностями.