Страница 17 из 43
В 1727 г. он закончил свой выдающийся труд «Цветущее состояние Всероссийского государства», в котором впервые было дано полное историко-географическое и экономико-статистическое описание России. При написании своего труда он воспользовался сведениями о городах, присланными в Герольдмейстерскую контору в ответ на анкету Ф. Санти. Вспомним: ему эти сведения передал Ардабьев — секретарь Санти.
Официальное составление гербов еще только начиналось, когда Кирилов трудился над своей книгой, поэтому он при описании города не упоминал о его гербе. Однако в последующие годы, как явствует из документов, он постоянно интересовался городскими эмблемами и вообще геральдикой. Доказательства? Это его соглашение с Бекенштейном о создании магистратской печати для новозаложенного города, употребление на картах и в Атласе Всероссийской империи рисунков гербов городов и областей, его переписка с Бекенштейном относительно санкт-петербургского герба.
По запросу Кирилова ему одному из первых посылается книга Бекенштейна «с сообщенными при оной печатными фигурами». Кирилов еще до основания нового города на границе Башкирии и казахских степей заботился о его гербе. Сохранился «Проект герба для нового города». Если сравнить рисунки «Проекта» и художественное творчество Бекенштейна, то бросается в глаза большое сходство в манере исполнения гербов. «Проект», видимо, составлялся еще до определения названия и окончательного места основания нового города. Поэтому его заключает следующая фраза: «Ежели бы имя сему городу известно было, то можно бы изображения по такому лучше расположить».
Общие «ведения о народах, населяющих территорию будущего города, отдельные сведения о природе края, сведения о предназначении данного пограничного города были известны автору «Проекта». Не исключено, что о них мог сообщить Бекенштейну Кирилов (ведь они были знакомы), а Бекенштейн отразил эти скудные данные в составленных им рисунках «Проекта». на одном из его вариантов Кирилов или кто-то из сотрудников экспедиции остановил свой выбор: изображался орел, сидящий на вершине горы. Правда, первоначальный рисунок затем изменился. Орел сложил крылья, на голове у него появилась корона, по сторонам гербового щита — знамена и предметы воинского снаряжения. Художник Я. Кассель, изобразивший Оренбург 1734–1736 гг., поместил созданную эмблему города на своем рисунке. Однако при Кирилове не произошло официального утверждения герба города Оренбурга.
Сменивший его на посту руководителя Оренбургской экспедиции В. Н. Татищев добивался утверждения герба города и предлагал на рассмотрение рисунки герба. Русский историк Петр Иванович Рычков сообщает в «Истории Оренбургской»: «Получены были на разный его, тайного советника, доношения всемилостивейшие указы, между которыми указом от 30 декабря 1737 и сие было определено, чтоб городу Оренбургу, кроме магистратского, особый герб иметь и оный в Оренбургском драгунском полку на знаменах и на прочих полковых принадлежностях употреблять». Таким образом, герб, рисунок которого Рычков поместил в рукописи своего труда «Известия о начале и состоянии Оренбургской комиссии», как будто бы утвержден правительством. Однако в 1782 г. в качестве герба Оренбурга утвержден совсем другой вариант — рисунок взят из составленного в Герольдмейстерской конторе знаменного гербовника 1776 г.
Однако речь сейчас о Василии Никитиче Татищеве. Русский историк и государственный деятель не случайно проявлял такую большую заботу об отличительном знаке Оренбурга. Татищев предстает перед нами как убежденный сторонник идеи территориального герба. II неудивительно, ведь он давно знаком с геральдикой (подтверждение тому мы найдем и в «Истории Российской» и в других сочинениях Татищева). Он знал о намерении создать городские гербы еще во времена Петра I: «Петр Великий, видя, что те гербы (созданные при Алексее Михайловиче — Н. С.) сочинены весьма неисправны и со обстоятельствы истореи несогласны, повелел графу Брюсу и Толстому, разсмотря, исправить; о которых же на упоминаемые в титуле не зделано, вновь согласные со историею сочинить, а потом чтоб и всем градом зделать, но оное видно, что не зделано». Знал Татищев и о рассылке по городам запросов для сбора о них сведений, скорее всего, был знаком с содержанием ответов. «Те описания от неискусных порядочно и достаточно по предписанным запросам сочинены быть не могли, многие явились неполны, или неисправны, или совсем негодны» — так охарактеризовал Татищев содержание запросов. Татищев позднее предлагал следующую разработанную им схему описания территориального пункта в «гисторическом качестве»: 1) имя; 2) время и причина; 3) приключения; 4) знаки. Под четвертым пунктом Татищев подразумевал «гербы градов, пределов и областей, когда оной во употребление принят или пременен…».
Таким образом, Татищев воспринимал герб как непременный символ административной единицы, каковой являлся в его представлении город, жители которого «все обще называются граждане».
…В. Н. Татищев начал непосредственно заниматься геральдикой в 30-е годы XVIII столетия. Он был назначен обер-церемониймейстером во время коронации Анны Иоанновны. Под его наблюдением печаталось описание торжеств, посвященных коронации, с рисунками и чертежами. Замечания по поводу изображений отдельных фигур и символов, оставшиеся в его переписке с Академией паук, свидетельствуют о достаточной компетенции Татищева в вопросах геральдики. Вскоре он вплотную занялся изучением возникновения русского государственного герба. Есть в «Истории Российской» небольшой реферат о российском государственном гербе. В этом труде также дается изложение различных геральдических сюжетов. Однако через некоторое время Татищев отказался от исследований по геральдике и генеалогии. «Генеологиа великих и протчих князей наибольшую нанесет трудность; не меньше же и описание гербов, чтоб с геральдикою и гисториею согласовали; в чем я хотя трудиться намерение было положил, токмо иное темнота древности, иное резон пол[итический] воспретил, и для того на время оставил». Правда, дело это он оставил не навсегда, а занялся не только изучением гербов, но и герботворчеством. В 1737 г. он составил проекты гербов Оренбургской и Исетской провинций. Вот их описание:
Герб провинции Оренбургской
«№ 1. Счит простой, поле черное, в нем столп серебреной под короною золотою императорскою в знак непоколебимой власти российской; при том лошадь дикая, которых тут множество, по природе желтая, с тремя головами в знак трех орд, от единой произшедших; оная привязана к низу столпа.
№ 2. То же самое, токмо верхняя голова назад (изъясняю сей ветреное состояние киргизов [неправильное название казахов, встречающееся в дореволюционной литературе. — Н. С.]). Над считом корона татарская с зубцами или княжеская; при том три знамени татарских, разрезных надвое и висячих вниз.
Герб провинции Исетской
№ 1. В черном поле стена каменная белая в знак утверждения сей страны новопостроенными крепостми, к той стене прикован желтый пес в знак покорения башкир… № 2. В черном поле белой полисад, перед которым к приколу привязан верблюд, значит то же; над считом та же корона татарская или графская, а над нею верблюжья голова» (см. вклейку).
Помимо названных гербов, Татищев несколько лет спустя предлагал на рассмотрение Сената три рисунка герба для помещения на печати Казанской губернской канцелярии… К концу жизни, занимая пост астраханского губернатора, он принялся за составление «Лексикона» (словаря), включающего толкование слов из различных сфер жизни. Сюда он поместил такие понятия, как «герольд», «Герольдмейстерская контора», «эмблема».
В 40—50-е годы XVIII в. вопрос о гербах новоучрежденным городам (по примеру Оренбурга) дебатировался неоднократно. Например, оренбургский губернатор И. И. Неплюев «обще с присутствующими в Оренбургской губернской канцелярии» представил в Сенат доношение о состоянии городской организации новопостроенного города Ставрополя. Так в 1739 г. назвали крепость-городок, где проживали крещеные калмыки. Одним из пунктов предписывалось городу иметь печать, а также герб для изображения на канцелярской печати.