1905-й год

Наиболее умеренным и аристократическим являлся московский кружок «Беседа», образованный 17 ноября 1899 г. шестью земцами, из которых пять были одновременно предводителями дворянства. (К 1905 г. число членов «Беседы» возросло до 54 человек.) На первом же заседании участники определили очень скромную программу нового кружка: действовать строго легально с целью пробуждения общественной деятельности, общественного мнения, столь в России слабого и искусственно подавленного, чтобы оно было более авторитетным для Петербурга. Способ достижения этой цели заключается в том, чтобы действовать через земские и дворянские собрания, а также путем печатного и живого слова, после того, как, обменявшись мыслями, придут к определенным выводам»{18}. Характерен социальный состав аристократических фрондеров. Все они были земцами, т. е. помещиками, в большинстве своем членами земских, уездных или губернских управ. Среди оппозиционеров, недовольных действиями центрального правительства и местной бюрократии, оказалось девять князей-«рюриковичей», восемь графов, два барона.

Другой центр земского либерализма сложился вокруг председателя бюро земских съездов и председателя Московской губернской земской управы Д. Н. Шипова. Шиповцы представляли правое (так называемое «славянофильское») крыло земского либерализма. Они выступали за введение гласности, минимума политических свобод, создание при царе совещательного органа из представителей земств, который, по их мнению, восстановил бы нарушенное бюрократией «единение царя с народом» и обеспечил тем России благоденствие и процветание под скипетром самодержавного царя. Вплоть до ноября 1904 г. лишь меньшая часть земцев-либералов высказывалась за настоящую конституцию и законодательный, а не законосовещательный орган.

До октябрьского манифеста 1905 г. в России не было ни одной либеральной политической партии. Происходило это потому, что либералы предпочитали действовать легально, с «соизволения начальства», а царизм и слышать не хотел даже о самой умеренной и законопослушной либеральной оппозиции. «Совместить конституционализм с заботой о строго легальном развитии самодержавной России, — специально подчеркивал В. И. Ленин, — можно только посредством предположения или хотя бы допущения того, что самодержавное правительство само поймет, утомится, уступит и т. д.», по «самодержавие потому и есть самодержавие, что оно запрещает и преследует всякое «развитие» к свободе»{19}.

Отчаявшись уговорить царя дать реформы и опасаясь, что мало-мальски активно настроенные элементы общества отшатнутся от либерализма и «уйдут в революцию», наиболее решительные вожди русского либерализма все больше и больше убеждались в необходимости нелегальных действий. Отнюдь не последнюю роль в этом сыграла и политика царизма в отношении либералов. Проводя, по словам В. И. Ленина, «с ослиной последовательностью» жестокую борьбу со всем, что не подчинялось последним инструкциям и указаниям власть имущих, царское правительство вело себя так, что даже самые смирные, законопослушные земцы, всегда стремившиеся действовать строго легально, наталкивались «на необходимость незаконных организаций и более решительного образа действий»{20}.

Ни на минуту не забывая о принципиальных разногласиях с либералами и никогда не собираясь замазывать их, В. И. Ленин и его сторонники накануне революции не только критиковали либералов, они подталкивали их влево, помогая занять более четкую и определенную позицию в отношении к царизму. «Русские революционные социал-демократы, — вспоминал позже В. И. Ленин, — до падения царизма неоднократно пользовались услугами буржуазных либералов, т. е. заключали с ними массу практических компромиссов, а в 1901–1902 годах, еще до возникновения большевизма, старая редакция «Искры»… заключала (правда, не надолго) формальный политический союз со Струве, политическим вождем буржуазного либерализма, умея в то же время вести, не прекращая, самую беспощадную идейную и политическую борьбу против буржуазного либерализма и против малейших проявлений его влияния извнутри рабочего движения»{21}. «Когда у либералов не было ни органа, ни нелегальной организации, а у нас было и то и другое, мы помогали их политическому развитию, — напоминал В. И. Ленин. — И этой заслуги не вычеркнет история из деятельности социал-демократии»{22}.

Летом 1902 г. либеральные земцы совместно с некоторыми представителями буржуазной интеллигенции начали издание за границей нелегального журнала «Освобождение», а на рубеже 1903–1904 гг. образовали нелегальные же «Союз земцев-конституционалистов» и «Союз освобождения». Последний отличался от первого своей программой, тактикой и социальным составом (около трах четвертей членов «Союза освобождения» были буржуазными интеллигентами и лишь одна четверть земцами). Однако это были не политические партии, а союзы, имевшие не очень-то четкую организацию и весьма расплывчатые программы. Делалось это для того, чтобы но мере роста революционного движения или возможных зигзагов в политике царизма легко и просто отказываться от своих прежних требований и выдвигать новые. «Для сделок и торгашества, для виляний и ухищрений не удобна крепкая и прочная организация партии»{23}, — писал В. И. Ленин, заклеймив тогда же подобную политику термином «либеральное маклерство».

Максимальной остроты «накал» либеральной оппозиционности накануне революции достиг к концу 1904 т. Земский съезд, работавший 6–8 ноября 1904 г., впервые в истории земского движения большинством голосов (71 против 27) высказался за введение в России законодательного представительного учреждения (меньшинство выступало за законосовещательное представительство) и за установление в стране буржуазно-демократических свобод.

Еще до ноябрьского земского съезда, в октябре 1904 г., состоялся второй съезд «Союза освобождения», который утвердил предложение своего Совета о проведении по всей стране с 20 ноября 1904 г. (в этот день исполнялось 40 лет со дня принятия судебной реформы) так называемой «банкетной кампании», во время которой участникам торжественных банкетов предлагалось принимать резолюции с пожеланием введения в России буржуазно-демократических свобод, представительного учреждения и конституции. Тогда же решено было начать образование различных союзов по профессиям — «Союза инженеров», «Союза адвокатов», «Союза врачей» и т. д.

Итак, налицо были все элементы кризиса верхов — первой из слагающих революционной ситуации. Совершенно отчетливо в начале XX в. выявилась и вторая слагающая — обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов.

Положение пролетариата России, тяжелое и в 90-е годы, годы промышленного подъема, еще более ухудшилось в начале XX в. в связи с начавшимся экономическим кризисом и увеличением безработицы в стране. В 1901 г. только в обрабатывающей промышленности было уволено около 35 тыс. рабочих, в 1902 г. — более 33 тыс. В годы кризиса лишились работы почти 30 % бакинских рабочих, а еще 10 % оказались полубезработными, занятыми на производстве лишь 8—15 дней в месяц. В каменноугольной промышленности Донбасса число рабочих за эти же годы сократилось почти на 15 %, в доменном и передельном производстве Юга — на 20 %.

Кризис принял столь катастрофические размеры, что правительству пришлось установить особо льготный тариф для Отправки на родину уволенных с предприятий пролетариев По далеко неполным данным фабричной инспекции, в 1900–1904 гг. закрылось свыше 3 тыс. промышленных предприятий, на которых было занято 112 тыс. рабочих. Таким образом, без средств к существованию осталось около полумиллиона человек.

Заработная плата рабочих России была крайне низкой и значительно колебалась в различных районах страны и у рабочих различных профессий. Даже наиболее высокая номинальная заработная плата пролетариата Петербурга, где сосредоточивались производства, требовавшие высокой квалификации, не обеспечивала семье рабочего прожиточный минимум{24}. Нередко заработная плата выдавалась «натурой» (через заводские лавочки)[1]. Существовала и изощренная система штрафов: только в 1904 г. в промышленности России было наложено около 3 млн. штрафов — более 230 штрафов на каждых 100 рабочих. О тяжелом положении пролетариата России свидетельствовал длинный изнурительный рабочий день. Официально продолжительность его была определена в 11,5 часов, но на большинстве средних и мелких предприятий он тянулся 13–14 часов.