Страница 44 из 81
- Двигай вперед! - приказал голос, и я повиновался. Перед глазами замелькали стены коридора: разноцветные пятна картин в рамах, витиеватые узоры на обоях.
- Куда рванул - медленнее, еще медленнее… Стоп, здесь остановись… Головой не вертеть, взгляд в стену. Будь паинькой.
Небольшая дверца в стене открылась. Сильный толчок в спину, и я лечу в темный проем. Болезненный удар в плечо, кувырок, снова удар – я чудом голову не разбил, скатившись вниз по ступенькам. Если бы не природная ловкость…
- Осторожно, здесь лестница, - прозвучал издевательский голос. Дверь с шумом захлопнулась, и я оказался в кромешной тьме: лежащим на полу с задранными вверх ногами.
Гаскинс – гнида великосветская… Перед глазами всплыл образ холеного мужчины с тонкими усиками. Вона как перед баронессой выслуживается: тростью размахивает, пистолем угрожает. И невдомек ему, лихому вояке, что под смертью ходит. Что пожелай Сига, сто раз смог бы порешить. Уж больно медлительным оказался подручный «сестрицы». Пусть скажет спасибо братьям-чернецам с их запретами. Даже ценой собственной жизни Сига из Ровенска не имел права калечить, а уж тем более убивать главную цель. Это была исключительно прерогатива церкви.
Оживят аркан на спине одного неудачливого воришки и спалят вместе с домом. Лучше предупреждения не придумаешь, особенно для тех, кто в теме, и кто способен прочитать послания. А для тех, кто не сумеет, что ж… пускай земля им будет пухом.
Внутри не было ни злости, ни гнева. Ничего не осталось, поэтому я продолжил валяться на полу, безропотно дожидаясь своей участи.
Время шло: тихими голосами, едва слышимыми за дверью, поскрипыванием пола над головой и шорохами в темном углу. Когда вместо жаркого пламени пришел подвальный холод и тело зазнобило, пришлось подняться. Проверил конечности на наличие сломанных костей: вроде цело, не считая опухшей руки - Гаскинс постарался, зараза.
Осторожно переставляя ноги, я начал обход камеры. Вытянув вперед ладони, продвигался на ощупь, скользя пальцами по шершавой поверхности кирпичей. От ледяной кладки закололо в кончиках пальцев. Но это все мелочи, подумаешь, холод. Куда больше заботили голые стены: не было ни многочисленных полок с хозяйственной мелочью, не вбитых в кладку гвоздей со всякой ерундой, вроде веревки. Я и сам толком не понимал, чего ищу. Просто двигался по периметру, ощупывая поверхность.
Помещение оказалось небольшим - вытянутый прямоугольник: двенадцать шагов в длину, шесть в ширину. Никаких закутков и закоулков, только лестница ведущая наверх. Покончив с изучение стен, я переключился на пространство между ними.
Подошва зашкрябала по бетонному полу, поднимая в воздух залежалую пыль. Я чихал, делал мелкий шажок и снова чихал, вытирая выступившие слезы. Хоть бы раз в год поручали слугам прибраться.
Но уже через пару минут я благодарил небеса за всех нерадивых служащих, что существуют на свете. Под ногами звякнул металл, оказавшийся на поверку сломанным фонарем. Я уселся на корточки и принялся копошиться в хламе. Погнутый корпус, острые края разбитого стекла – осторожно… Пальцы наткнулись на проволоку, некогда служившую крепежным элементом. Прекрасно, просто великолепно. Она была настолько тонкой, что попадись в свое время на борту «Оливковой ветви», и не пришлось бы сходить на берег в поисках заколки. Кто знает, как бы тогда все повернулось. Уж точно не сидел бы сейчас на карачках, запертый в темном подвале.
Поднявшись по лестнице, я приложил ухо к двери и прислушался: за стенкой отчетливо тикали часы.
Свет в коридор погашен, поэтому сквозь замочную скважину многого не разглядеть: лишь кусок стены напротив, да контуры висящей картины. Снова сделал паузу, обратившись в слух. Необходимые меры предосторожности в воровском деле. Это только для полных профанов возня с замком кажется тихим делом. Щелчки, металлический скрежет, лязг – слишком громкие звуки в спящем доме. Мне ли этого не знать.
Потому и не тороплюсь. Делаю пару пробных заходов, поднимая один из стопорных штифтов. Замираю, вслушиваясь в тишину, и вновь принимаюсь за дело.
Устройство замка оказалось до того простым, что стало неудобно за беспечного Гаскинса. Хоть бы руки связал для приличия, прежде чем запихивать в подвал.
Механизм сработал и дверь с глухим щелчком открылась. Я осторожно выглянул в коридор. По правую сторону располагалась зала – полукруглое помещение с большими окнами, выглядывающими в сад. Лунный свет очерчивал контуры комнаты, играя бликами на лакированной поверхности мебели. Я даже смог разглядеть подробности, вроде щита над камином и вазы с фруктами на столе.
По левую сторону была темнота. Пускай и не такая непроглядная как в подвале, но все же... Где-то в глубине располагалась прихожая дома с дубовой дверью, ведущей на выход. Верный шанс вырваться на свободу… Хотя какой к осьмипалым демонам шанс. Не подвал держал меня взаперти, и даже не стены дома. Проклятый аркан, невидимым клеймом отпечатавшийся на челе.
Я сделал шаг по направлению к выходу, и нога предательски дрогнула. Кажется, или первые огоньки пламени заплясали на спине? От страха я свалился на пол, свернувшись клубком. Схватился пальцами за первое подвернувшееся: за ножку стула, словно в ней искал спасение. Стиснул зубы, чтобы не завыть от отчаяния, зажмурился и… отпустило. Жаркое покалывание ушло, а я остался валяться на полу, обливаясь ручьями пота.
Проклятые чернецы, играют со мною, что кошка с мышкой. Вам были нужны покупатели – так вот они, приходите и забирайте! Отчего медлите, почему не вламываетесь в дом и не устраиваете погром? Не валите на пол жильцов, не избиваете в кровь, превращая лица в месиво? Куда вы делись, гребаные братья?!
Я с трудом поднялся на дрожащие ноги. Ладонью нащупал спинку стула и судорожно в нее вцепился. Бисеринки пота продолжали скользить по телу. Боги, до чего же страшно, сдохнуть в муках от жаркого пламени. Сам я этого не видел, зато Тишка рассказывал во всех подробностях, как легко занимается тело огнем. Как плавится свечным воском кожа, обнажая шкварчащую человеческую плоть. Как вспыхивают факелом длинные волосы, а лишенные век глаза превращаются в бельма. Сколь быстро обугливаются кости, становясь золой в потухшем костре.
- Если бы поволокли на костер, чтобы ты сделал? – спросил я однажды у Тишки.
- Па-просил па-па…
- П-повесить? – передразнил я заику.
-… па-па…
- По щам отхлестать?
- Д-ду-рак, - привычный к насмешкам Тишка даже не обиделся. – Перед казнью п-положено желание. Я бы медовухи литр па-просил.
- Нахрена? – не понял я.
- Пьяным умирать легче, - ответил за вечно заедающего Тишку Ленька.
- Ерунда…
- А ты вспомни Остапку, ученика лекаря из Борцево. Что он делал, прежде чем больной зуб дернуть?
- Интересовался, водится ли деньга в карманах.
- И чарку наливал, потому как всякому известно - вино боль притупляет.
Притупляет... точно! А если нахлестаться до беспамятства, то и вовсе будет плевать.
Я развернулся в противоположном направлении и побрел в залу. Нашел шкаф, открыл стеклянные дверцы и принялся извлекать графины. По очереди снимать крышки и нюхать содержимое, пока не дошел до чего-то крепкого, напоминающего по запаху бражку. Глотнул прямо из горлышка, почувствовав, как тепло разливается по кишкам. Снова глотнул, дернув кадыком. Фух-х, кажись отпустило.
Добрел до стола, схватил первый попавшийся фрукт из вазы и закусил сладкой груши. Сок обильно потек по подбородку, капая на паркет. В Ровенске обыкновенно яблоки хорошо росли, а еще малина в середине лета. Груши же были мелкими и кислыми, нечета заморским.
Проглотив остатки мякоти, я снова приложился к графину. Хороша оказалась настойка в заначке у баронессы, мягко шла по глотке, не обжигая. И привкус не бражки какой, а напитка благородного, годами выстоянного в дубовой бочке.
В голове зашумело и я, покачнувшись, рухнул в объятия мягкого кресла. Закинул ноги на стол, едва не скинув вазу. Отхлебнул божественного нектара, который закусывать не хотелось - боги, до чего же хорошо… И почему раньше боялся?