Страница 43 из 81
- Из каких? - не понял я.
- Двадцатка за ночь и не кредитом меньше.
- Бабуля, мы не хотим снимать комнату.
Зря я по поводу аренды заговорил. Зловредная старушка, потеряв всяческий интерес, с силой захлопнула дверь. Защелкали замки и многочисленные засовы.
- Нам бы только узнать, - закончил я фразу в пустоту.
Признаться, разного ожидал, вплоть до смертоубийства, но чтобы братья съехали не предупредив… И как теперь быть с клиентом, которого требовалось привести? А со мною? Кто снимет проклятый аркан со спины? Или продолжать ходить собачкой на привязи, в любую секунду ожидая наказания?
Я затарабанил в дверь, не жалея костяшек.
- Проваливайте, пока полицию не вызвала, - послышался из-за двери раздраженный старушечий голос. – Повадились тут ходить, мужеложцы.
Но я продолжал стучать, пока дуло пистоля не уперлось в спину.
- Заканчивай цирк.
Я оперся ладонью о шершавую поверхность двери. Калечный мизинец отозвался ноющей болью, а из разбитых костяшек выступила кровь. Темный ручеек побежал по руке, пачкая обшлаг сюртука и рукав некогда белоснежной сорочки.
Словно пес на привязи, забытый хозяевами. Сравнимые чувства: и самому не вырваться и не кому отвязать.
- Двигай!
Я послушно оторвался от двери и, подталкиваемый все тем же пистолем, вышел на дорогу.
«И что теперь?» - колыхнулось в голове. Совсем уж лениво, под толстым слоем равнодушия. Наверное, я произнес мысли в слух, потому как Гаскинс отреагировал.
- Поедешь со мной.
Я с тоской вспомнил о горячей воде, заказанной в номер. Кто знает, когда теперь вернусь в «Матушку Гусыню» и доведется ли вообще. Перед глазами промелькнула физиономия продажного портье, но против ожидания не вызвала никаких эмоций. Мне было все равно…
Понуждаемый тычками, я забрался в очередную самоходную повозку. Всю дорогу только и делал, что пялился в спину извозчика. Где-то там, на краю сознания шумела улица: множеством голосов разговаривала толпа, кричали зазывалы, тренькал проносящийся мимо транспорт. В Ровенске с заходом солнца жизнь замирала, бодрствовали лишь подгулявшие мужички и стражники. Другое дело заокеанский город. Казалось, люди в Баненхайме только того и ждали, когда опустится солнце и можно будет выйти на улицу, подышать свежим воздухом.
В одном месте и вовсе запруда случилась – живой поток перегородил дорогу. Народ то ли шел куда, то ли наоборот – возвращался. Нервный возница долго гудел и матерился, даже выбрался из кабины, в тщетных попытках справиться с людской стихией. Но в конце концов вынужден был смириться, развернув повозку.
- Сделаем крюк, - пояснил он свои действия. И тут же выматерившись, добавил: - известная певичка в город прибыла, Адель эта… Народ, словно с ума посходил, ломится. А куда, спрашивается, ломится, посидеть за пару сотен в дальнем углу? Нет уж спасибо, я своим деньжатам иное применение найду. А если захочу чужого пения услышать, жену попрошу, она у меня еще та мастерица языком работать. Если вы понимаете, о чем я, – возница довольно хохотнул.
О том, что она много болтает или о том, что хороша в постели? Судя по недовольной физиономии Гаскинса, верно было второе. Остаток дороги он продолжал морщится, а возница все трещал и трещал без умолку: про прохожих, не уступающих глупостью целому стаду твердолобых баранов и городских управителей, только и мечтающих, как бы попроворнее забраться в карман простого работяги.
Я слушал краем уха, полностью погруженный в собственные проблемы:
«И что теперь? Кто снимет проклятие аркана? Или так и ходить до конца дней своих с ощущением зуда промеж лопаток. Что там братья-чернецы говорили по поводу запретов: никаких женщин, никакой выпивки? Уж лучше сразу в петлю, чем так жить».
Конечным пунктом поездки оказался престижный район города. Про него еще брат Изакис рассказывал, когда вводил в курс дела.
Добро пожаловать в «Восточные Холмы» - гласила надпись на плакате. Странное название для места, расположенного строго на севере. Рядом была изображена семья: мама, папа и сын – все счастливые, с белозубыми улыбками. Вот бы и мне так… улыбаться.
Когда пришло время сходить, я с трудом выбрался наружу. В глаза ударил яркий свет множества фонарей, цепочкой вытянувшихся вдоль улицы. Редкий транспорт проносился мимо, стараясь лишний раз не шуметь. По дорожкам, выложенным из плитки, прогуливались степенные граждане. Никто никуда не спешил и не торопился. Время словно замерло в этом месте, давая возможность насладиться жизнью: красивыми фасадами домов, подстриженными кустами и сочными лужайками.
В центральном районе из растительности была лишь чахлая трава, да и та с трудом пробивалась сквозь нагромождения из кирпича и бетона. В «Восточных холмах» ситуация обстояла иначе. Здесь улицы буквально утопали в зелени, куда не кинь взгляд, кругом лужайки и деревья. Встречались и настоящие исполины, вроде раскидистого дуба, росшего через дорогу. Могучий, покрытый трещинами ствол внушал уважение. Сразу видно, что старичок успел пережить не одно поколение снующих под кроною людей.
- Двигай! - пистоль подтолкнул меня по направлению к неприметному дому, спрятанному в глубине сада. Скромное двухэтажное строение с флигелем из темной древесины, отстоящим чуть в стороне. Обыкновенно в таком жила прислуга или гости. Я было направился туда, но ствол пистоля снова уперся в мои ребра.
- Налево! - приказал Гаскинс.
Пришлось безропотно повиноваться. Я зашагал по дорожке, покрытой красным крошевом, похожим на битый кирпич. Первым поднялся по ступенькам и замер на крыльце, ожидая дальнейших распоряжений.
- Как там тебя зовут? – поинтересовался голос за спиной. – Сига? Так вот, Сига, я бы на твоем месте не дергался. Будь паинькой, если хочешь остаться в живых.
Наивный… Он даже не представлял, что за страшное оружие притащил в дом. Каждому в Ровенске была известна легенда про горную крепость князя Полеского.
Живший без малого двести лет назад правитель взбунтовался против Церкви. Поссорился с одним из местных храмовников, отказавшись платить налоги. Тогда согнали чернецы армию и взяли крепость в осаду, считавшуюся до сей поры неприступной. Её стены возвышались на скалистом уступе, окруженные с одной стороны обрывом, с другой - бурными потоками горной реки. Лишь узкая тропа вела к центральным воротам. Незаметно не подберешься, числом не возьмешь. Да и не собирались чернецы идти в лобовую атаку.
Уже через несколько дней раздался громкий взрыв, обрушив часть каменной кладки. Защитники не знали, куда бежать: то ли гасить пожары, вспыхнувшие одновременно в разных местах, то ли драться с чернецами, ринувшимися на штурм. В итоге не сделали ни того, не другого. Некогда неприступное гнездо князя Полеского сгорело дотла, а те несчастные, кому довелось выжить, испытали всю тяжесть церковного гнева: начиная от кольев и дыбы и заканчивая залитым в глотку свинцом.
Многое учел мятежный князь: и высокие стены, и запасы провизии. Про одно он не знал: про количество слуг, носящих клеймо аркана на спине. Один из них вспыхнул факелом возле бочек с порохом, другой под сводами крыши, вопя от ужаса и разнося жаркое пламя.
Может Сиги из Ровенска тоже уготована участь живого факела? А ну как переступит порог дома и займется огнем.
Сорочка сделалась насквозь мокрой из-за выступившего пота. Кожа меж лопатками засвербела в ожидании неизбежного. Боги, до чего же страшно…
Я толком не понял, как оказался внутри. Мир вокруг кружился и плыл, а звуки сделались глухими и далекими, словно доносились из-под толщи воды. До ушей долетели обрывки диалога Гаскинса со слугой:
- … просила зайти, как только освободитесь.
- Где сейчас баронесса?
- Изволит ужинать.
- Передайте её светлости, через десять минут буду.
О боги, молю вас, только не всепоглощающий огонь. Уж лучше в петле болтаться или танцевать с Жанетт, чем ощущать языки жаркого пламени, облизывающего кожу. До чего же страшная и мучительная смерть.