Семь месяцев

— Знаешь, никогда не поздно попробовать ещё раз, — говорю я.

Возможно, если бы Милли не вмешалась — зачем она вообще это сделала? — мы с Эмори никогда бы не расстались. Раньше мне казалось, что нам с Милли суждено быть вместе. Но, может быть, если бы Милли не разлучила нас…

Возможно, я был любовью всей жизни для Милли, но, очевидно, что она не являлась таковой для меня. Мне потребовались годы, чтобы это осознать. Я думаю, что начал понимать это, когда увидел, как Колин влюбился в девушку, которая была близка к смерти.

Лили не умерла, но Колин всё время, пока пытался заставить её принять помощь, не зная, останется ли с ней. Будет ли она жить. Не проснется ли он одним утром с известием о том, что она умерла.

Он любил её, зная, что может потерять в любой момент. Но она жива. В конце концов, она хотела получить помощь. Сейчас они счастливы, хотя, по-моему, у неё всё ещё есть проблемы.

Их история могла закончиться разбитым сердцем, как и моя, но этого не произошло. Отношения с Лили могли стать уроком для Колина. Глядя на них, я понял, что отношения с Милли — один из жизненных уроков. Я безумно любил её, она всегда будет занимать место в моём сердце и всегда будет любима мной, но это чересчур жестокий урок, который я должен был усвоить.

Я приподнимаюсь так, чтобы наши губы были достаточно близко, но не соприкасались.

— Попробовать еще раз? — шепчет она, тяжело дыша.

— Давай попробуем ещё раз, Эм.

Эмори сокращает расстояние между нами, целуя меня и вместе с тем воспламеняя мои тело и сердце. Она заставляет каждый волосок на моём теле встать дыбом, каждый мускул напрячься и расслабиться, когда издает тихий стон.

Я скольжу руками вверх по её телу, медленно приподнимая её рубашку. Я даю ей достаточно времени, чтобы сказать «нет», остановить меня. Но она этого не делает. Поэтому, когда наши губы приоткрываются, и она проводит руками по своему телу, я, не колеблясь, стягиваю рубашку полностью.

На ней нет лифчика — мои глаза прикованы к её груди, вместо того чтобы двигаться ниже. Её дыхание становится неровным: глубокие вдохи сменяются частыми, и наоборот.

— Ты не против этого? — спрашиваю я, просто чтобы быть уверенным.

— Не против, — отвечает Эмори и прижимается своими губами к моим ещё раз. Мило и быстро, но с такой страстью, что уже можно было бы разбить моё сердце. — Но мы должны сделать это быстро. Уже почти пять утра.

Это означает, что у нас есть примерно час до того, как Брук окончательно проснется и захочет посмотреть своё любимое телешоу, которое выходит в эфир каждое утро в шесть.

Больше не теряя времени, я обнимаю свою жену, чтобы удержать её в устойчивом положении, пока разворачиваю нас, укладывая её на одеяло. Я дергаю за резинку её шорт и белья, она приподнимает бёдра, чтобы мне было легче снять с неё одежду. Ткань скользит по её гладким, как шёлк, ногам, и я швыряю их куда-то в комнате, не заботясь о том, куда они попадают.

— Знаешь, эти цвета тебе идут, — говорит Эм с лёгким смешком в голосе, когда я снимаю боксеры и снова опускаюсь на колени.

Она кладет ноги мне на бедра, и я резким, но бережным движением притягиваю её ближе к себе. Эмори издаёт тихий вскрик, когда мой член входит в неё. Она приходит в себя в ту секунду, когда я поглаживаю свой член, прежде чем снова проникнуть в неё.

Я умираю от желания почувствовать, как она сжимается вокруг меня, но сдерживаюсь, чтобы немного подразнить. Прижимаю головку своего члена, толкаюсь внутрь нее до определенной степени, но недостаточно, чтобы войти в нее.

— Ты так думаешь?

Я ухмыляюсь, затем опускаю руку в краску. Большая часть моего тела уже покрыта ей, так что какое это имеет значение, верно? Я погружаю руку в краску на палитре, покрывая ладонь множеством цветов. Сведя обе руки вместе, я потираю их друг о друга, смешивая цвета в своих ладонях, в то время как моя жена наблюдает за мной широко раскрытыми глазами.

Наклонившись совсем чуть-чуть вперед, я кладу обе руки на ее грудь, сжимая её. Эмори открывает рот в знак протеста, но вместо этого у нее вырывается вздох, когда я провожу большими пальцами по ее чрезмерно чувствительным соскам.

— Я убью тебя.

— Хочешь убить единственного парня, который заставляет тебя кончать? По-моему, это не слишком разумно, если тебе интересно моё мнение, — мои руки ещё немного блуждают по её коже, оставляя на ее теле как можно больше краски. Как только мне понравится мой шедевр, я найду время пометить ее другими способами.

— Ты… Откуда ты это знаешь?

— Сан много говорит.

— Клянусь, эта деву… — я наклоняюсь вперед, толкая свой член. — О, святые, — я закрываю ей рот рукой, заставляя замолчать.

— Ты чертовски промокла, дорогая, — ожидал, что столкнусь с чуть большим сопротивлением, когда погружусь в нее, но этого не произошло.

Она стонет в мою ладонь, когда я немного отвожу бедра назад, затем снова толкаюсь вперед. Её грудь подпрыгивает от моего толчка. Убрав руку с её рта, я сажусь и провожу обеими руками под её попой, приподнимая её бедра. Руки Эмори вцепляются в одеяло, её губы плотно сжаты в попытке сохранить спокойствие.

У нее на губах слабый отпечаток ладони из-за остатков краски на моей руке, и я бы, наверное, рассмеялся, не будь я слишком занят, проникая глубоко в свою жену, чтобы слышать приглушенные вздохи и стоны, которые вырываются у нее.

— У тебя так хорошо получается, дорогая.

Я хочу поцеловать её. Её губы, её тело, на самом деле, что угодно. Но я не хочу лежать на ней сверху по очень очевидной причине. И все же я не могу перестать думать о её губах, прижатых к моим, о танце наших языков, о слиянии дыханий. Я не могу перестать хотеть ощутить момент, когда её потребность станет настолько сильной, что она едва успеет ответить на поцелуй, или момент, когда она кончит, прижимаясь губами к моим.

Она выгибает спину, еще крепче сжимая одеяло, и на мгновение я жалею, что мы вместо этого не держимся за руки. Черт, с каких это пор я держусь за руки во время секса? Я никогда не целую своих партнеров. Сначала сделал это с Эм и перестал сразу после неё. Держаться за руки и целоваться — это просто уровень близости, которого я никогда не хотел… кроме как с Эмори, я думаю.

Почему это происходит?

Мне всё равно. Мне абсолютно наплевать, почему у меня вдруг возникает желание поцеловать свою жену или взять её за руку.

Полностью выйдя из неё, я разворачиваю нас: я лежу, она на мне. Она наклоняется, её губы прикасаются к моим. Прикусываю её нижнюю губу совсем чуть-чуть, чтобы не причинить ей боль, но достаточно сильно, чтобы услышать, как у нее вырвался вздох. На вкус она немного напоминает краску. Слава богу, что я купил нетоксичные краски на случай, если Брук воспользуется ими. По крайней мере, я могу поцеловать свою жену, не опасаясь оказаться в отделении неотложной помощи с отравлением.

— Майлз, — кричит Эмори, отчаянно желая снова почувствовать меня внутри себя. — Пожалуйста.

— Возьми от меня всё, что тебе нужно, дорогая, — я беру её руку в свою в тот момент, когда она садится. Она опускает руку между нашими телами, и, обхватив рукой мой член, прижимает его к себе, опускаясь на всю длину одним быстрым движением.

Её рука лежит на моём животе, удерживая её достаточно высоко, чтобы не покачнуться, но я не позволил бы Эмори упасть. Она двигает бедрами, стоны срываются с её губ и наполняют мое тело сладким экстазом. Каждый раз, когда она опускается, я толкаюсь вверх, встречая её.

— Черт возьми, Эм. С тобой так хорошо, — хриплю я.

Я как будто был создан для Эм. Она тугая, а ещё сжимает мой член, заставляя меня видеть не только звезды, но и целые галактики, и все же она единственная, кого я когда-либо хотел видеть.

Эмори улыбается мне, беря обе мои руки в свои, когда пытается подтянуть меня, чтобы я сел. Я не знаю, зачем она это делает, но всё равно сажусь. Если моя жена хочет, чтобы я сел, я, блять, сяду.

— Повтори этот звук еще раз, — шепчет она мне в губы, целуя их, как только слова слетают с её губ.