Страница 49 из 99
Я слегка приоткрываю губы от шока, и, должно быть, он замечает это, потому что не проходит и секунды, как его губы прижимаются к моим. Либо он воспринял это как приглашение, либо он действительно хотел поцеловать меня. Почему-то я надеюсь на второе.
Его язык проникает в мой рот, нежно, но требовательно касаясь моего. Держа за бедра, Майлз притягивает меня ближе, пока между нами не стираются последние сантиметры. Он снова и снова целует меня.
Долгое время я задавалась вопросом, почему люди говорят, что поцелуи заставляют тебя таять и забыть об окружающем мире. Я никогда не понимала, как поцелуй может вызвать такое ощущение, когда воспламеняется каждая клеточка тела, требуя повтора.
Моё сердце бешено колотилось в груди, ускоряя темп, когда его руки, блуждая по моему телу, оставляли обжигающий след на нежной коже. Я чувствовала его везде: на спине, талии, шее.
Из-за его легкой щетины наверняка появится раздражение, потому что у меня чувствительная кожа, но сейчас меня это мало волнует. Всё, чего я хочу — чтобы Майлз не переставал меня целовать и больше никогда не отпускал.
Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, я тяжело дышу, но все же хочу снова прижаться к нему, почувствовать прикосновение его губ к моим ещё раз. Но прежде чем это снова повторится, мне нужно уточнить один важный момент.
— Что это за татуировка?
Он улыбается мягко и сладко.
— Ты не заметила?
— Нет. А должна была? — не думаю, что делала что-то настолько запоминающееся, чтобы Майлз сделал татуировку с этим в напоминание обо мне. И даже если бы сделала, с его стороны всё равно было бы безумием делать эту татуировку.
Он не отвечает, и я кладу обе руки ему на шею, поглаживая кожу одной из них. Мои глаза исследуют его тело в поиске более мелких татуировок. Одна за другой. У него есть всё. От случайных форм до минималистичных гор, волн, крошечных фигурок, нарисованных Брук, мини-версия того, как Брук впервые попыталась написать свое имя на листе бумаги. Вы назовёте что-то, и у него, вероятно, окажется татуировка, связанная с этим. Это чудо, что его спина все ещё чистая.
И тогда я нахожу это. Самая странная татуировка, которую я когда-либо видела на нём. Стручок ванили чуть выше левой ключицы. Прямо на том месте, где я впервые поцеловала его: мне двенадцать и у нас первая ночевка. Это было неловко, но я была самозабвенно влюблена в этого парня, поэтому, когда он обнял меня, и моя голова прижалась к его телу, я больше не могла сопротивляться этому желанию. Я молилась, чтобы он не заметил. Он никогда не говорил об этом, но очевидно, что меня всё таки поймали на этой детской шалости.
— Почему?
Он пожимает плечами.
— Это была первая татуировка, которую я сделал.
Серьёзно? Это еще более странно.
— Мне было лет семнадцать, это было примерно за несколько дней до того, как мы расстались. Тогда я думал, что это был самый умный поступок, чтобы доказать, что я люблю тебя.
— Да, я тоже всегда делаю татуировки, посвящённые моим парням, непосредственно перед тем, как расстаюсь с ними.
— Серьёзно, ты тогда стала таким параноиком из-за того, что я раз в неделю в коридоре между вашими комнатами разговаривал с Милли, так что я решил сделать это. Я подумал, что это был бы отличный способ сказать тебе, что она мне не нравится, — его губы дергаются, но на этот раз не из-за улыбки, а потому что тогда, это, возможно, было правдой, но теперь я знаю, что его слова о том, что она ему никогда не нравилась, кажутся неправильными.
— И всё же ты порвал со мной. Из-за сообщений.
На его лице замешательство.
— Нет. Ты порвала со мной. Из-за сообщений.
— Я бы никогда этого не сделала, Майлз. Я знаю, что была застенчивой и глупой, но расставание из-за смс всегда было далеко не моё. Кроме того, ты не просто разговаривал с Милли «в коридоре», ты постоянно разговаривал с ней, — говорю я. — Она показывала мне твои сообщения. Всё время.
Он немного откидывается назад, моргая несколько раз, прежде чем слова успевают слететь с его губ:
— У меня даже не было её номера, Эм. Я получил его, может быть, только через неделю после того, как мы расстались.
— Ты лжёшь, — обвиняю я, пытаясь отделаться от него. Если он не лжет, это означает, что моя сестра солгала мне, и я бы предпочла, чтобы это не было правдой.
Майлз крепче сжимает мои бедра, не отпуская меня.
— Она написала мне сообщение и попросила встретиться перед её школой. Сказала, что ты попросила её вернуть мне какую-то вещь. Только после этого дня мы начали разговаривать чаще. Эмори, я никогда не разговаривал с Милли без тебя. Каждый разговор, который был у нас с Милли, пока мы, — он делает жест между нами, — были вместе, ты слышала.
ГЛАВА 45
«И я отдам тебе своё сердце, чтобы мы могли начать всё сначала» — Over Again by One Direction
Майлз
— Она солгала нам! — Эмори наклоняется вперёд, её голова покоится на моем плече. — Она, блять, солгала нам.
— Мы не можем ничего изменить, так что нет смысла злиться на неё, Эм. — Я обнимаю свою жену, прижимая её к себе, утешая.
Я ненавижу сложившуюся ситуацию также сильно, как Эмори, но злиться на мёртвого человека кажется неправильным, а расстраиваться из-за того, что мы не можем ничего изменить, по меньшей мере глупо.
Я медленно ложусь, сжимая в объятьях Эмори и совсем не заботясь о краске. К чёрту одеяло, я куплю новое.
— Я знаю, — бормочет Эмори мне в плечо. — Я не думала, что Милли стала бы так лгать. Особенно после того, как она увидела, насколько тяжело мне далось расставание.
— Любила меня так сильно, да? — я провожу рукой по её коротким волосам. Они немного отросли, но не слишком сильно.
Эмори приподнимается, чтобы сесть. Прямо на моей промежности.
— Заткнись, — она закатывает глаза, а затем смотрит на свою руку. — Чёрт, я забыла о палитре.
Прежде чем у меня появляется шанс посмеяться над её глупостью, она прижимает свою руку к моей груди, оставляя отпечаток ладони. Она прижимает ту же ладонь к другому месту на моем теле, повторяя это до тех пор, пока краска не перестаёт оставлять отпечатки.
— Ты собираешься сделать и эти татуировки тоже?
Я киваю, хотя на этот раз несерьёзно. Мне нравится цветок на спине. Я думал о том, что делать со своей спиной, и, так уж случилось, что Эмори великий художник. Мне нравится её стиль, то как она колеблется между комическими рисунками и реализмом с небольшой изюминкой. Она могла бы нарисовать член, и я, вероятно, посчитал бы его потрясающим.
Когда её руки, наконец, ложатся на мой живот и она смотрит на меня сверху вниз с легким намеком на улыбку, я позволяю себе всего мгновение, чтобы рассмотреть её.
Я наблюдал за Эмори с тех пор как узнал её. Я смотрел на неё и никогда… не замечал так, как сейчас. Никогда не признавал её так, как должен был.
Её волосы шёлком лежат на плечах. Её губы полные, но не слишком большие. Её щеки всегда слегка розовеют в естественном румянце, и я знаю, что это одно из самых милых зрелищ на свете. У неё пушистые, длинные ресницы, и хотя она настаивает на том, что ей нужна тушь, чтобы сделать их видимыми, я не думаю, что в этом есть необходимость. Её зелёные глаза ещё прекраснее, когда наполнены счастьем и смотрят на меня.
Боже, как бы я хотел быть хотя бы маленькой частичкой этого счастья. Достаточно всего полпроцента.
— Почему ты возненавидел меня? — спрашивает Эмори, понизив голос. Обычно она не боится задавать вопросы, но в этом чувствовалась тревога.
— Я никогда не испытывал ненависти к тебе, дорогая, — я кладу руки ей на талию, под рубашку. — У меня было разбито сердце после того, как я подумал, что ты порвала со мной. Я думал, это ты ненавидишь меня.
— Я любила тебя, — говорит она, защищаясь. — По крайней мере, на уровне пятнадцатилетнего подростка.
— Хм, — я всего на полтора года старше Эмори, но слышать, как она говорит, что ей было пятнадцать, сейчас звучит… неправильно. Ладно, к тому времени, когда мы расстались, ей было почти шестнадцать. Я имею в виду, мне было семнадцать, когда мы расстались. И ровно одиннадцать месяцев и три недели спустя у меня родился ребенок от её сестры-близнеца.