Сто тысяч миль

— Что ты сказала?! — от прежней нарочито расслабленной позы советника не осталось и следа. Он склонился поближе к экрану, чтобы рассмотреть рискнувшую дерзить ему девушку. Рэйвен встала и подошла к панели, смело выдерживая уничтожающий взгляд Телониуса.

— Офицер Рейес, давайте мы не будем переходить границы, — подчёркнуто вежливые слова канцлера только сильнее подчеркивали ледяной тон, которым они были произнесены, полный скрытой угрозы.

— Простите меня, господин канцлер, но неужели бывший советник Джаха не имеет право знать, что сотворил с нами его сын?

— Замолчите, офицер Рейес.

— Замолчать? Я только начала! Потому что, похоже, Джаха не знает всей правды. Знаете, в чём она? В том, что из-за Уэллса мы прошли сквозь такой ад, что даже краткие рассказы о нём бросят вас в холодный пот. Потому что он оказался достаточно слаб и туп, чтобы выболтать врагу, кто мы такие, как нас создали и зачем прислали. Промолчи он ещё хоть несколько дней — в лагерь уже вернулась бы Кларк. Мы могли бы попросить помощи у дружественных нам землян. Но вместо этого из девушек пытались сделать чёртовы инкубаторы, а из парней… Мне в самом деле нужно объяснять?

— Рейес! — прорычал канцлер, но Рэйвен его будто не слышала.

— А знаете, сколько времени нужно, чтобы собрать себя после такого по кускам? Вот и я не знаю! Я до сих пор не смогла. Никто не смог. Мы теперь навсегда сломанные! Так что простите, что ненавижу вашего жалкого отпрыска. Простите, что не прониклась пиететом к вашим нечеловеческим страданиям. Мы видели дерьмо похлеще ваших терзаний о вселенской несправедливости Протокола. И знаете, что я думаю о вашей сраной революции? Что хочу оторвать вам ваши проклятые руки, которыми вы осмелились всем нам угрожать.

— Офицер! Довольно! — Но она вновь не обратила на Кейна ни малейшего внимания.

— Так вот, одну вашу руку я хочу засунуть вам в задницу, чтобы вы поняли, что такое изнасилование. А вторую — в глотку поглубже, чтобы не орали на весь «Ковчег» от безграничной жалости к себе. Может, тогда вы наконец-то поймёте, настолько сильно меня всё это достало. Мои родители — простые сотрудники аграрного отделения, и меня не воспитывал советник. Мне плевать на Протокол, он для меня неизбежное зло, и к нему я пиетета тоже не испытываю. Но я лучше сдохну, чем признаю за вами хоть какое-то право решать за меня, за Кларк или за кого бы то ни было ещё. Вы его не заслужили. Катитесь к чёрту. Ваш сынок уже заждался вас в аду в котле для предателей, которые угробили кучу людей из-за собственной мелочной тупости.

Она не ждала ответа. Горделиво вздёрнула подбородок и прошагала прямиком к нам. Встала рядом с канцлером и сложила руки на груди, выжидательно глядя на Небесных, пока все пытались снова обрести дар речи. Монти первым подошёл и остановился рядом с Рейес. К нему подошла Харпер и взяла его за руку. Ещё семеро Небесных присоединились к своеобразному бунту — отказались играть по навязанным правилам, принимая свою судьбу. Все из них заняли места подле советников — своих родителей. Те уже в чём-то настойчиво убеждали воспитанников, пока канцлер хмурился всё сильнее.

Телониус засмеялся. Звук его безумного смеха эхом отражался от стен коммуникационного пункта.

— Браво! Нет, в самом деле, речь весьма страстная и убедительная. Но как же жаль, что вы искренне верите во всю эту чушь. Кричите, что не цените Протокол, но остаётесь умирать за него подле советников. Но вы, конечно, можете умирать за что пожелаете. Я не стану мешать. Только не пойму, какого чёрта к личным неудачам приплетать моего сына? Его гибели вам было недостаточно?!

— Просто он был такой же, как и вы. Сломался и наворотил дел, как только запахло жаренным.

— Ещё одно слово — и я попрошу советников вывести вас отсюда, — сквозь зубы процедил канцлер, зло глядя на Рейес. Она только гордо вскинула голову ему в ответ.

Повисшее тягостное молчание тянулось несколько долгих секунд. Джаха насмешливо осмотрел оставшихся Небесных.

— Это что, больше нет желающих высказаться? Никто не смеет перечить канцлеру? Неужели вы все также слепо преданы калечащей вас системе?

— Вовсе нет, — подал голос Джон. — Я хочу жить. А всё остальное — это уже вопрос второстепенный. Атом? Миллер?

— Мы с тобой, офицер Мёрфи, — почти хором отозвались парни.

— Я тоже жить хочу, — заголосил кто-то.

— Согласен, — раздалось эхом.

— И почему я не удивлена? — с мрачной иронией усмехнулась Рэйвен. — Ты, Мёрфи, меняешь сторону быстрее, чем тебе её предлагают. Всегда.

— В отличие от тебя, у меня есть природное чутьё. Я всегда выбираю правильную сторону, — Джон деловито сложил руки на груди. — Посмотри на себя. Сколько тебе осталось жить? Пару часов? Меньше? А по ту сторону буферной зоны — будущее. И я определённо хочу быть его частью.

— Какое у тебя будущее? Смешно.

— То, в котором не будет тебя. То есть — замечательное!

— Лучше уже смерть, чем терпеть тебя по соседству.

— Хорошо тебе сдохнуть, Рейес.

— Встретимся в аду, Мёрфи.

— Давайте быстрее, — рявкнул Телониус. — Моё терпение не резиновое.

— Простите. Уже идём, сэр, — отозвался Джон и первым покинул командный пункт.

За ним вереницей потянулись остальные Небесные, которые не решились примкнуть к маленькому бунту Рэйвен. Я по-прежнему пытался лихорадочно выдумать хоть какой-то план, но всё было бесполезно. Я понятия не имел, как всё здесь работает, на что способны или не способны эти их компьютеры и системы. Только сердце бешеным пульсом билось не то в висках, не то в горле, пока разум не захлёстывало паникой. Здесь я был бессилен. Все мы. Кларк дрожала в объятиях матери, будто лист на ветру. Отворачивалась от каждого извиняющегося взгляда кадетов, которые исполняли приказ канцлера. Кейн не отрывал взгляда от экрана с самодовольным лицом советника. Остальные молчали, погрузившись в смиренное отчаяние.

— Ну, что же, — улыбнулся Телониус, когда все желающие уйти покинули зал. — Думаю, на этом будем с вами прощаться, коллеги. Можете делать что хотите — я не против. Но к буферной зоне не приближайтесь. Сбежать не пытайтесь. Я всё увижу. Сами знаете, чем это закончится. Как удачно выразился офицер Мёрфи, хорошо вам сдохнуть. Эбби. Кларк. Счастливо вам оставаться!

Экран с лицом Джахи потух. Ещё несколько мгновений все всматривались в черноту панели. Канцлер оставался спокойным — даже не позволил себе ни одного ругательного словечка в адрес своего потенциального убийцы, хотя тот заслужил все до единого. Я кипел негодованием — а он равнодушно взирал на всех оставшихся, никак не выдавая своих чувств ни по поводу ситуации, ни по поводу признания советницы Эбигейл. Истинное воплощение Протокола: рациональность, строгость, дисциплина, чёткая приоритетность. Никаких эмоциональных порывов. Ничего человеческого.

— Это было красиво и благородно, но очень безрассудно. Вам не обязательно было оставаться здесь, — сказал я. Рэйвен шумно выдохнула и сложила руки на груди. Затем обернулась, взглянув на меня с лёгкой усмешкой. Внезапно я начал понимать: — Или так было задумано?

— Думаете, этот дебил бы поверил, что мы все так быстро решили предать советников и канцлера без лишних сомнений? Запер бы сразу куда-то. Пришлось разыграть этот маленький спектакль и рискнуть собой. Теперь осталось ждать, что они про нас тут не забудут. Доверить свою жизнь Джону Мёрфи — да я не делала в жизни ещё ничего более чокнутого.

— Вы договорились, пока мы говорили с Джахой? — сообразила Кларк.

— Ага. И, по-моему, Мёрфи даже играть не пришлось. Он просто был самим собой.

— И хорошо подольстился к предателю на контрасте с вашими крайне дерзкими и грубыми заявлениями. Отличная работа, офицер Рейес, — одобрительно кивнул Кейн.

— Это было нетрудно. Мне тоже не нужно было ничего играть. Я сказала, что думаю.

— Полагаю, у нас есть ещё минут двадцать-тридцать до того, как они покинут сектор. Потом будет ещё минут двадцать до потери сознания от недостатка кислорода. Ваши предложения, коллеги?