Острые углы

Разумно сделать вид, что звонка не заметила, и уж тем более не перезванивать, но она нажала на «вызов».

— Чего звонил?

— Посоветоваться.

— У тебя собака заболела?

— У меня нет собаки.

— Решил завести?

— Лера!

— Ладно, шутка, — смягчилась она. — Чего хотел?

Включив громкую связь, Лера стала вытирать мокрые волосы.

— Хочу узнать о тайных мечтах и желаниях твоей подруги.

— Ого. Стесняюсь спросить, зачем оно тебе надо.

— Хочу Юльке пару советов дать.

— Ой, я уверена, что ты и без меня в этом профи. Бабам угождать вообще твоя фишка.

— И всё же?

— Решил дуриков наших помирить? — предположила Лера и, отбросив полотенце, взяла щетку для волос.

— Юля уже задолбал ныть.

— Согласна. Моя тоже сегодня приходила. Пора им уже друг другом заняться, а то они скоро займутся нами.

Лёшка низко рассмеялся.

— Буду благодарен за помощь.

— Какой бы сюрприз Юля ни подготовил, Алька ему в жизни не простит того похеренного романтика. Это должен быть самый сопливо-романтичный вечер в ее жизни. Чтоб всё сверкало, блестело, везде были свечи и играла красивая музыка. Место, где они могут провести вечер и желательно остаться на ночь. Или сутки.

— Есть такая локация. Могу их там хоть на неделю запереть.

— Отлично. Говорю ж, ты по бабам профи. Записывай. Скатерть белая, свечи розовые, высокие — на стол, свечи чайные — много, шампанское розовое — много, торт меренговый с клубникой и взбитыми сливками, закуски со всякими морскими чудовищами, растяжки из шаров, гирлянды из цветов. С меня торт, свечи и Матюша. Всё остальное за тобой. До вечера успеем?

— Легко.

После разговора с Лёшкой Лера набрала номер брата.

— Привет, любимчик. Как дела? Ты где?

— В студии, репетирую.

— Бросай всё. У тебя сегодня концерт. Надо чтоб ты спел нашим друзьям несколько своих самых сопливых песен.

— Блин, Лер, мне некогда…

— Матюша-а, — протянула Лера, — мы вроде договаривались, что ты у меня поживешь, пока мордочка не заживет. Съезжу я, наверное, к тебе на квартиру, узнаю, как там твой ремонт продвигается…

— Для Альки?

— Да.

— Так бы сразу и сказала. Можешь меня на своей машине забрать? Мне ж аппаратура нужна, — сразу же согласился брат.

— Собирай свое барахло, я за тобой заеду.

Лера посмотрела на себя в зеркало, встряхнула влажные волосы и пробормотала, доставая фен:

— Не живется тебе спокойно, золотая девочка. Не живется…

Права Алька, да и все эти мажоры-недо-ухажеры. Она могла позволить себе всё, что угодно, и даже больше. Как же! Папино сокровище, наследница огромной империи! Не было у нее лишь одного — права на себя.

Ей это право пришлось отвоевывать, буквально выгрызать, ломая зубы и набивая шишки. И вроде бы она смогла. Жила в свое удовольствие, занималась любимым делом. Но ее угораздило зациклиться на человеке, связь с которым гарантировала им обоим большие проблемы.

Появился Полевой — и ее мир пошатнулся. И свобода вдруг стала иллюзией.

Нет у нее никакой свободы. Она снова в клетке чужих интересов. Без права на собственную жизнь, без права на выбор.

Лера даже не понимала толком, что именно ее так зацепило. Не смазливая мордаха и не красивое тело, конечно. Хотя нельзя отрицать Лёшкину привлекательность. Было в нем что-то еще. Какой-то он простодушный и для нее понятный, словно всю жизнь его знала.

Она злилась, бесилась, мучилась. Ее смущали эти чувства. Они были для нее в новинку. Лерка будто спотыкалась о них и о мысли о Лёшке. Она их отбрасывала, забывала. Делала всё, чтобы избавиться от этого наваждения. Переключалась на работу, загружая разум заботами и делами. Но они возвращались снова, и всё теснее становилось в собственной клетке.

По поводу отца у Леры не было никаких иллюзий. Когда будут задеты его интересы, ее чувства и желания станут не в счет. Так было всегда.

Вся ее жизнь находилась под контролем отца. Скрытность и замкнутость стали частью ее натуры, въевшись намертво. Даже Аля, с которой они дружили с первого класса, знала далеко не всё. Лера приняла тот факт, что ее жизнь не будет обычной, как у всех, а в вместе с тем и свое одиночество. Для удовлетворения физиологических потребностей ее вполне устраивали одноразовые связи.

Когда ты Соломатина — иначе жить невозможно.

До тринадцати лет Лера вообще не знала, что Соломатин ее отец. И это было самое счастливое время в ее жизни! Она жила в другой семье, считала мамой прекрасную, добрую женщину Серафиму, ходила в обычную школу и дружила с обычными детьми. Но однажды, вернувшись от подружки Альки, Лера узнала, что дядя Соломатин, который иногда навещал их и привозил подарки ко дню рождения, никакой ей не дядюшка, а родной отец, и мама Сима вовсе ей не мама. Ее родную мать звали Ингой, и она умерла, когда рожала Леру.

Соломатин забрал ее от Симы, вырвал из привычного круга, выдрал с корнем, безжалостно перекроив ее жизнь, наплевав на желания, чувства и слезы. Ее затолкали в элитную школу к таким же элитным деткам, с которыми она так и не нашла общий язык, оставшись чужой среди своих. Начали Леру учить, как она должна одеваться, как разговаривать, как вести себя в обществе и за столом, как пользоваться столовыми приборами, ибо у Симы, кроме вилки и ложки, иногда ножа, ей ничего не было нужно.

Лера до сих пор ненавидела эти пафосные рестораны, терпеть не могла сложносочиненных блюд. Ее воротило от устриц, улиток и всякой экзотической дряни, которой пичкал ее отец, чтобы она всё знала и всё умела. Ведь Лерочка должна теперь соответствовать статусу дочери Соломатина.

Свои достижения Валерия не считала поводом для гордости. Когда учительница сказала, что ей легко дается английский, папе показалось этого мало, пришлось выучить еще итальянский и французский. Когда в пятнадцать лет Лера вымахала ростом, превратившись в длинноногую шпалу, ее запихнули в школу моделей. Никто и никогда не спрашивал, чего хочет сама Лера.

А еще в тринадцать лет, когда Соломатин забрал ее от Симы, Лерочка узнала, что у нее есть брат. Брат, который возненавидел ее с первой минуты, как увидел, и даже в пылу очередной ссоры, коих поначалу было немало, попытался придушить.

Лерка тогда сбежала из дома, добралась до Симы и заявила, что к отцу больше не вернется и будет жить с ней. Этого конечно ей не позволили. Соломатин снова забрал ее и наказал за побег. Матвей, весь белый и напуганный до смерти собственным поступком, ожидал, что она его заложит. Но она ничего никому не сказала.

Лерочка очень рано поняла, что за человек Альберт Соломатин и на что способен. Ведь он забрал ее не потому, что сильно любил и совесть в нем взыграла или проснулись отцовские чувства, нет. Просто выяснилось, что Лера умная девочка. В пять лет пошла в школу, с легкостью осваивала все предметы. Побеждала в олимпиадах. Папа решил, что такой ребенок ему подходит, такая она ему стала нужна, ведь старший сын родился с браком. Матвей оказался дислексиком[1].

Лера ненавидела всё, что пришло в ее жизнь с появлением отца. Всё и всех, кроме Матюши. До нее быстро дошло, что Матюша совсем не злой — он просто очень несчастный. Такой же, как те бездомные котята и щенята, которых она вечно где-нибудь подбирала и тащила к маме Симе домой. Брату всего лишь недоставало заботы и любви, и Лерка решила делать то, что уже хорошо умела. Она стала его любить, заботиться и защищать, как бездомное животное. Ведь он ее родной брат. Один единственный в жизни. Пусть он немного не такой, как все, но у него прекрасный слух, отличная память, красивый голос. Он совсем не дебил, каким почему-то считал его отец. Дислексия никак не влияла на его умственные способности. Он добрый и смешной, тоже любил животных. И Лерку он полюбил.

Вместе им стало легче. И в этой золотой клетке вместе они даже чувствовали себя счастливыми.

Надо сказать, Лера в долгу не оставалась. За все свои тяготы из-за разрыва с мамой Симой, за душевную боль и горькие слезы отцу она отплачивала сполна. В остром переходном возрасте выстёгивала так, что кровь у папки сворачивалась. Красила волосы в розово-черный цвет, сбегала из дома, связывалась с сомнительными компаниями. Чего с ней только не случалось.

1

Дислексия — избирательное нарушение способности к овладению навыками письма и чтения при сохранении общей способности к обучению.