Ангел Дармунда

Произнеся последние слова, Бирн заметил тень сомнения, промелькнувшую в серых глазах Килпатрика, даже не сомнения, а недоверия и сожаления, причем относящихся к нему самому.

– В чем дело, Килпатрик? Ты меня в чем-то подозреваешь? Быстро объяснись!

Аластар был прямым и честным человеком, не привыкшим ходить вокруг да около.

– Когда Коллинз собирал вещи, он все выговаривал, что вы разыгрываете праведное возмущение, а сами делаете то же самое.

– Что??? – казалось, Бирн сейчас лопнет от возмущения. – То же самое? Сую детям в рот?

– В последний раз, когда Коллинз хотел позабавиться с одной девочкой, он назвал ее своей куколкой, – Килпатрик пытливо смотрел в глаза своему учителю, в котором так не хотел разочаровываться. – А девочка ему ответила: «Куколка, только не ваша, а господина Бирна» и потребовала немедленно отпустить ее, если он не хочет неприятностей. А напоследок сказала, что «достоинство» Коллинза не произвело на нее впечатление. Она видела размер и внушительней.

Макбрайд уставился на Аластара, отказываясь верить в услышанное, а тот размеренно продолжал, все также не спуская с него глаз:

– Тогда я спросил, почему же он не рассказал все это господину Галларду? Коллинз ухмыльнулся и ответил, что он не самоубийца. Вы убили бы его на месте, упомяни он имя девчонки. И сегодня вы почти это сделали с Финчем, сэр, когда услышали фамилию Альварес.

Килпатрик с нескрываемой надеждой ждал, что Макбрайд отметет эти нелепые вымыслы. Ведь тот всегда был для него идеалом и примером для подражания. Ему так не хотелось разочаровываться в нем, но глядя на молчавшего учителя, его надежда начала таять, как прошлогодний снег.

– И того парня – О’Хара, вы избили тоже из-за нее, – тихо добавил он.

– Знаешь, мне пофигу, что обо мне думают и говорят, – наконец, когда Аластар уже и не рассчитывал услышать ответ, медленно заговорил Бирн.

Он уже полностью взял себя в руки и закурил сигарету, неторопливо выпуская дым.

– Но мнением несколько людей я дорожу, и ты – один из них. И вот, что я тебе скажу – Лаки Альварес никогда не была и не будет моей куколкой. Девочка воспользовалась моим именем, чтобы избавиться от домогательств Коллинза. Сообразительная малышка, – одобрительно покачал он головой, – и очень смелая. Этим она явно пошла ни в отца, ни в деда, а в прадеда. Да, Аластар, я хорошо их всех знаю. Мать девочки правда знал немного.

– Она действительно была испанской ведьмой? – недоверчиво спросил Килпатрик. Его явно отпустило, он даже посветлел лицом. – Я слышал, Лаки сама объявила об этом, поэтому многие верят, что она может наслать порчу и боятся с ней связываться.

– Говорю же тебе – она сообразительная малышка, – одобрительно зацокал языком Бирн и внимательно посмотрел на Килпатрика. – Я хочу, чтобы этот разговор остался между нами, Аластар.

Тот с готовностью кивнул:

– Да, сэр, конечно.

– Девочка придумала такую легенду для защиты. С ее красотой у нее много недругов, да и охотников позабавиться, как выяснилось, немало. Мать Лаки была обычной женщиной, причем немкой, а не испанкой, а отец происходит из старинного друидского рода, и девочка вобрала в себя всю силу этого рода. А фамилия Альварес ей досталась от приемных родителей – очень приличных обычных людей. Лаки потеряла их в пятилетнем возрасте, и все, что у нее осталось – это фамилия и брат Габриэль. Она изредка навещает его.

– Но, сэр, если вы так хорошо знаете всех родственников, может надо сообщить им о существовании Лаки? – осторожно поинтересовался Килпатрик. – Вдруг они захотят признать ее? Вы же сами сказали, что она наследница рода, а таким ведь не разбрасываются.

– В том-то и дело, Аластар, что глава рода хорошо осведомлен о Лаки, – голос Бирна наполнился тоскливой грустью. – Но не торопится признавать ее наследницей. Девочка вынуждена сама решать все проблемы, считая себя, как говорится, без роду и племени. И я не имею права сказать ей, что ее роду и племени позавидовал бы каждый. Я связан клятвой молчания, которую прадед Лаки заставил меня дать, когда я попросил его разрешения на ее удочерение.

Разговор с трудом давался Макбрайду. Он осуждал своего лучшего друга в таком жестоком равнодушии к правнучке. Галлард отказывался говорить на любые темы, касающиеся Лаки, и Бирн действовал тайком на свое усмотрение. Она была воплощением его мечты о наследнике, и он старался дать ей все, что мог – знания, силу, и любовь, которой не удостоился ни один из его правнуков. Казалось, девочка тоже потянулась к нему и начала доверять. Но сегодня дважды выяснилось, что доверять ему она так и не стала. И Бирну было очень грустно от этого.

– Я отношусь к Лаки, как к своей правнучке, и меня безумно злят все, кто посмел ее обидеть. Плохо только, что она ничего не рассказывает, а как всегда решает все сама. Поэтому в ход и идут всякие выдумки о матери колдунье и о старом греховоднике Макбрайде. Только боюсь, однажды это не сработает, и она не справится с очередным козлом.

Бирн сильней затянулся сигаретой, а затем залпом выпил оставшийся в стакане виски.

– А самое страшное, это ощущать свое бессилие. Да я бы сам кричал на каждом углу, что Лаки – моя куколка, и я убью каждого, посмевшего посмотреть на нее, но только не могу так сделать в силу определенных обстоятельств. Однако, если за моей спиной начнут шептаться об этом, я не стану возражать. Пусть это хоть как-то поможет моей девочке.

Он озабоченно потер лоб, думая, как все-таки убедить Лаки в том, что она может полностью рассчитывать на него. Что в любых, даже в самых унизительных и страшных для нее ситуациях он всегда будет на ее стороне. Сегодняшняя беседа с девчонками, забросавшими навозом Макнота, в очередной раз доказала, что девочкам стыдно говорить о сексуальных домогательствах своим отцам, которых они любят и которым доверяют. И не только стыдно, но и страшно, что те сами могут обвинить их в фривольном поведении, спровоцировавшем мужчину. Бирн знавал отцов, обвинявших дочерей, подвергнувшихся насилию, в распущенности, позорившей их семью. А если девочка еще имела несчастье забеременеть, то от ее бедного, ни в чем неповинного ребенка избавлялись сразу же после рождения, как от ненужного котенка. Не топили, правда, а отдавали какой-нибудь бабке, которая через пять лет сбагривала его в Дармунд. Так получилось с тем тощим очкариком – другом О’Хара. Его подкинули через несколько часов после рождения к дому старой повитухи, наладившей небольшой бизнес по выращиванию младенцев в деревне при Дармунде. За неплохие деньги, конечно. Только за того мальца ей ничего не заплатили, и это чудо, что мальчишка выжил. Хотя, судя по его «счастливой» жизни может он и зря это сделал, ведь его считают законченным придурком и издеваются над ним все, кому не лень. Фокс проделал огромную работу и выяснил обстоятельства рождения всех незаконнорожденных сирот, обучающихся в Дармунде, и Бирн ужаснулся, выслушав его отчет. Каждый десятый ученик был с такой трагедией.

На пять часов Макбрайд назначил совещание для преподавателей, чтобы поднять на нем вопрос об ублюдках. Хватит прятать голову в песок и уходить от проблемы, чудовищной и по своим размерам, и по сути. А позже, вечером, он обязательно поговорит с Лаки обо всем.