Страница 88 из 101
Прекрасны площадь и палаццо Терци, связанные с любовными приключениями Стендаля, со скульптурой какой-то Доблести или Добродетели в нише стены, площадь закрывающей. За стеной видны верхушки деревьев hortus conclusus, куда попасть не судьба, а дородной Доблести-Добродетели ассистируют два пухлых младенца, подносящих ей какие-то, видно геральдические, щиты; время лица младенцев почти стерло, стерло и геральдику со щитов, и время, как дымка città bassa, скульптурную группу только украсило, придав ей сходство с расплывчатой фотографией XIX века. Особенно хороша терраса палаццо Терци с печальными силуэтами скульптур – попасть туда непросто, но возможно, – и чем-то она напоминает террасу, видную сквозь арку комнаты в «Благовещении» из Реканати, хотя за оградой нет ни роз, ни сада, одна пустота; сделав еще один изгиб по улочке вверх, доходишь до пьяцца Розате и, повернувшись задом к достойному, но фальшивому неоклассицизму учебного здания Личео Паоло Сарпи, оказываешься лицом к лицу с южным фасадом базилики Санта Мария Маджоре, носящим поэтичное название Portale dei Leoni bianchi, Портал Белых Львов.
Фасад называется так из-за цвета мраморных львов, держащих на своих спинах колонны входа, и является одним из интереснейших памятников готики в Италии. В нем больше всего поражает следующее: великие готические фасады – это Summa Deus, философский трактат в камне, продуманный и выверенный, с внутренней нерушимой логикой как в большом, так и в малом; готические фасады подчинены сложной, но строгой симметрии. Этот же фасад – сплошная асимметрия, не трактат, а очень прихотливое лирическое стихотворение, построенное на ассонансах. Конечно же, фасад этот не главный, и это памятник не высокой готики, а поздней, XIV века, но все исторические соображения улетучиваются перед его странностью. Изукрашенный вход, смещенный от центра, никак не соотносится с проемом окна, и необычное скульптурное сооружение, похожее на мраморный реликварий, творение Джованни да Кампионе, этакая кружевная башенка, притороченная к стене, также смещена несколько вбок, хотя вроде бы именно она – важнейшая деталь и должна быть центром. Все эти архитектурные причуды разбросаны по стене, лишенной каких-либо украшений, фоном им служит обнаженная каменная кладка, и простецкая строгость стены усиливает прихотливость танца деталей, так что в целом архитектура производит какое-то модернистское впечатление. Сознателен подобный модернизм или просто так получилось, не важно: но Портал Белых Львов очень многое объясняет во вкусах и Бергамо, и Лотто и во взаимной их друг к другу привязанности.
В базилику можно войти прямо через Портал Белых Львов, и через нее выйти на главную площадь, пьяцца дель Дуомо, но лучше, обогнув здание и следуя за перепадами высоты, столь для Бергамо характерными и придающими его архитектуре особенную остроту, выйти на площадь сбоку, чтобы сразу открылись все ее красоты: и северный фасад базилики, зовущийся Portale dei Leoni rossi, Портал Красных Львов, и цветастая капелла Коллеони, выстроенная тем же мастером, что была выстроена Павийская Чертоза, Джованни Антонио Амадео, раскритикованная Муратовым за готичные перегруженность и пестроту «от которой рябит в глазах», и стрельчатые арки палаццо делла Раджоне, и очень изящный, маленький, бело-розовый готический баптистерий. Фасад же главного собора, приставленный к нему в XIX веке, сделанный задорого и изображающий непонятно что, какой-то ренебароккансс, окажется в стороне, и не будет портить впечатления от грациозной асимметричности этой площади, одной из самых обаятельных в мире. Затем уже и к фасаду собора можно обернуться, и он тоже покажется ничего, вполне входящим в целое, – спешу это заметить, чтобы через сто лет никого не смутило мое пренебрежение к историзму, как меня сейчас смущает пренебрежение Муратова к капелле Коллеони за то, что мастерам, ее строившим, «не удалось здесь вырастить что-либо похожее на стройный архитектурно-скульптурный организм подлинного Возрождения». Как будто они должны были что-то выращивать.
Интерьер базилики Санта Мария Маджоре также гораздо интереснее интерьера Дуомо с его неоклассическими капеллами, наполненными, правда, преотличными картинами венецианцев XVIII века, в том числе и самого Тьеполо. Хотя от готики в интерьере базилики почти ничего не оставлено, практически все его переделки завершены в XVI веке, и с той поры он остался нетронутым; никак лучше, как «маньеристический», этот интерьер не охарактеризуешь. Вид его для Италии необычен, и поразительна в этом интерьере особенная любовь к дереву, северная какая-то, дерево используется везде, оно обработано особо, тонко и искусно, в Ломбардии напоминая о Балтийском море, так как светится изнутри сладостным янтарным светом, медово-желтым, но начисто лишенным приторности. Главная туристическая приманка базилики Санта Мария Маджоре сделана именно из такого дерева, и это, конечно же, интарсии Лоренцо Лотто.
Интарсии Лотто, украшающие хоры Санта Мария Маджоре, теперь чуть ли не самое популярное его творение. Сегодня в них привлекают не основные сцены, многофигурные истории из Ветхого Завета от Сотворения мира до Маккавеев, и не мастерство – мастерство в них скорее явлено Джован Франческо Капоферри, выложившим в дереве рисунки Лотто, и мастерство это чисто ремесленное, достойное другого памятника, о котором интарсии Санта Мария Маджоре все время напоминают, Янтарной комнаты, – а композиции на крышках, предохранявших эти сцены, поэтому изначально считавшиеся второстепенными. Теперь от крышек все сошли с ума, хотя во времена Лотто они ценились не так уж и высоко. Существуют документы об оплате Лотто рисунков: рисунки композиций стоили по 9 лир, крышки же – 1 лиру 14 сольдо.
Помешательство на этих крышках – а это именно помешательство, так как тот поток литературы, посвященный их толкованиям, иначе как помешательством, и не назовешь, – спровоцировано тем, что на них изображены различные аллегорические ребусы. На одной из них мы видим голого бородатого мужчину, сидящего на осле и держащего в одной руке зеркало, в другой – циркуль; на голове мужчины пустая птичья клетка, осел задними ногами уперся в какое-то пламя. Вдобавок мужика на осле, центральное изображение, обрамляет бандероль, в середину которой вплетена змея с отрубленной головой, а по бокам висят загадочные атрибуты: маска и военный шлем – с одного и кардинальская шляпа вместе с еще одной маской, но не с прорезями для глаз, а с настоящими человеческими глазами – с другого. Что все это значит – непонятно, хотя ясно, что аллегория имеет отношение к изображению человеческого безумия, La follia, и, честно говоря, этим бы можно было и ограничиться; что уж такого загадочного в голом мужике на осле с пустой клеткой на голове? – обыкновенная заметка о том, что человечество, в общем-то, неумно. Мысль, не блещущая новизной и оригинальностью, но все так загадочно и тайно, и все любители эзотерики, черной и белой магии, слетаются на мед этих интарсий как мухи, и жужжат, и возятся, и липнут, и вырастает этакое большое и интересное определение, «масонские интарсии Бергамо», – масонство же сейчас главное лакомство масс – хотя к масонству вряд ли они имеют отношение, свидетельствуя лишь о прихотливости вкуса покровительствующих Лотто бергамаских аристократов. Тема масонства теперь – гарантия финансового успеха, читай Дэна Брауна, – но плохо ли, лоттовская фантазия дала возможность подкормиться многим честным искусствоведам, защитившим по этим интарсиям десятки диссертаций, читать которые, честно признаться, довольно скучно.
Расценки на деревянные загадки, в девять раз меньшие, чем на стандартные сцены, в общем-то, справедливы. Видно, что и Лотто относился к ним как к дизайнерским второстепенным заданиям, и ангельская голая ступня среди лепестков и головок розовых бутонов в Сан Бернардино ин Пиньоло энигматичнее –
как мне нравится это слово из дэн-брауновского лексикона: например, реклама автоматов для подзарядки мобильников: «Каждый месяц мы будем знакомить тебя с выражениями, которые помогут тебе выглядеть умнее и энигматичнее»