Страница 224 из 245
— И что он велел передать? — хмурится маршал.
— Со мной должен идти человек по имени Джай, — с вызовом приподнимает острый подбородок черноглазый мальчишка. — Командир будет говорить только с ним.
Маршал недоуменно косится на меня, передергивает плечами. Я молчу, хотя понимаю, что вызвать на переговоры именно меня мог только один человек.
— Сколько вас? Как построены? Какое оружие? Когда нападете? — начинает забрасывать паренька вопросами главнокомандующий, но тот лишь упрямо стискивает губы и мотает головой.
— Поджарить ему пятки, и сразу разговорится! — раздраженно рявкает генерал Серрано.
— И даже тогда он не скажет, — встаю на защиту паренька. — Он халиссиец. Поберегите силы, генерал.
— Кто Джай? — дерзко спрашивает паренек на халиссийском и бесстрашно оглядывает нас всех.
— Я Джай, — отвечаю и дружески похлопываю его по острому плечу. — Разрешите идти, господин маршал?
— Вы уверены, полковник Хатфорд? — с сомнением переспрашивает главнокомандующий. — Не хочется потерять одного из лучших военачальников перед решающим боем.
— Уверен. Меня не убьют, пока я не вернусь обратно. Зато я смогу своими глазами оценить силы врага.
— Ступайте, полковник, — принимает решение маршал и отворачивается.
Я вскакиваю на тонконогую, но крепкую пустынную лошадь и подхватываю парнишку, сажаю его впереди себя. Он невозмутимо указывает мне путь, и мы выдвигаемся навстречу оцеплению.
Отдалившись на добрые полмили от лагеря саллидианцев и не дойдя до вражеского кольца почти столько же, различаю в темноте фигуру всадника.
Хорошо знакомую фигуру.
Мальчишка с победным воплем соскакивает с лошади и бежит ему навстречу. Зверь на ходу бросает тому несколько слов и отправляет к своим. Затем приближается вплотную, некоторое время вглядывается мне в лицо и буднично произносит:
— Я надеялся, что тебя среди них не будет.
— И все же я среди них.
— Славная армия Саллиды! — ехидно растягивая слоги, поддевает он. — А попались в силки, как глупые кролики.
Наверное, я должен чувствовать злость, обиду, на худой конец негодование, но в душе у меня сейчас та же иссушенная солнцем пустыня, что и снаружи.
— Зато я рад, что ты научился ставить силки. Зачем позвал?
Зверь склоняет бритую голову, и я вижу, как поникают его широченные плечи.
— Я говорил, что убью тебя, если ты вздумаешь сунуться на нашу землю. Но я не хочу тебя убивать. Ты мой друг. Ты мой брат. Благодаря тебе я снова стал свободным. Я не смогу простить себя, если подниму против тебя оружие.
— Тебе придется, — пожимаю плечами. — Выхода нет. Мы не сдадимся.
— А кто сказал, что мы предложим вам сдаться? — вновь вскидывает голову Зверь. — Вы нам не нужны. Мы покончим с рабовладельцами Саллиды раз и навсегда, в этой самой пустыне. Сколько вас здесь? Жалких несколько тысяч? А нас — легион! Деваться вам некуда. Мы выступим на рассвете и сокрушим вас еще до того, как солнце достигнет зенита.
— Раз ты так решил, то зачем позвал?
— Не хочу воевать против братьев, что проливали кровь бок о бок со мной. Ты и все бывшие рабы Кастаделлы под твоим началом до утра могут выйти из оцепления. И остаться с нами. Вернуться домой — или занять любой понравившийся дом в свободной Саллиде. Решай, Вепрь.
— Я бы сказал, что ты зря тратил время, — качаю головой. — Но я рад, что повидался с тобой. Это все, что вы можете предложить?
— Все. Не будь таким упрямым гордецом, Вепрь. Хоть раз в жизни поступи так, как велит разум.
— Никто не согласится, Хаб, — говорю я то, что для него и так очевидно. — Ты ведь знаешь.
Он снова роняет голову на грудь и нервно зажимает поводья. Лошадь возмущенно дергает головой. Мне надо просто развернуться и уйти, раз переговоры окончены. Но уйти тяжело. Слишком многое связывает меня с этим человеком.
— Как Лей? — тихо спрашиваю. Лицо красивой и гордой женщины с уродливыми шрамами начинает потихоньку стираться из памяти.
— Жива и здорова, — в свете звезд замечаю белозубую улыбку Зверя. Почему-то очень хочу разглядеть его жуткие татуировки, но вижу лишь смутные очертания мощной фигуры. — Ждет ребенка.
Грудь словно пронзает раскаленным прутом. Лей ждет ребенка. У Хаб-Арифа будет семья. Верная женщина дождется его с этой битвы живым. Он воспитает сына — а может, много сыновей и много дочерей.
А я своих не увижу.
Словно читая мои мысли, Зверь тихо произносит:
— Я позабочусь о твоих детях, Вепрь. Прощай.
Меня вновь прошибает холодным потом. Выходит, он знал все это время?.. Знал, что дети Вель — мои?
А я, выходит, слепец.
— Прощай, — говорю в пустоту и разворачиваю лошадь к лагерю.
Из оливковой рощи я вернулась к закату, едва передвигая ноги. Мне уже и так по ночам снятся «оливковые» сны, еще немного — и меня будет тошнить при виде оливок и оливкового масла. Но ничего не поделать: урожай надо успеть собрать вовремя, пока плоды не перезрели. О том, как я буду договариваться о фрахте корабля взаймы, старалась даже не думать.
Я нашла в себе силы обнять детей, резвящихся под присмотром Сай на лужайке, и потащилась наверх, чтобы смыть пыль, грязь и пот трудового дня и переодеться в приличное платье. До того, чтобы появляться за ужином в груботканой рабочей одежде, неумытой и непричесанной, я пока еще не докатилась.
Управившись как раз к ужину, спустилась в столовую и с удивлением обнаружила, что у нас гости.
— Горячо приветствую, донна Вельдана! — галантно поднялся с места банкир Микеле Барсена, который за месяцы военного положения нисколько не утратил своей выдающейся тучности. — А вы все в делах да заботах?
Я стыдливо спрятала в складках платья пальцы, исколотые острыми ветками и негнущиеся из-за бесконечной сортировки оливок.
— Приходится работать, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
Мне вовсе не хотелось ни перед кем оправдываться за то, что я, вдова покойного сенатора Адальяро, самолично собираю и сортирую оливки, однако ответ мой все равно прозвучал виновато.
— Возмутительно! — дон Барсена услужливо отодвинул для меня стул и сам сел рядом. — Такая женщина, как вы, госпожа сенатор, достойна лучшей участи, чем ломать себе голову, как зарабатывать семье на хлеб!
Изабель цепко впилась в меня взглядом. Притихшие дети переглянулись между собой и молча уставились в тарелки.
— Что поделать, время сейчас такое, — я устроилась за столом и открыла крышку блюда, где на подушке из свежих овощей аппетитно раскинули крупные клешни вареные крабы — сегодняшний улов Зура. — А вы к нам какими судьбами?
— Да вот, заглянул по старой дружбе к донне Адальяро, — уклончиво ответил банкир, наблюдая за тем, как я накладываю крабов ему в тарелку. Возникло неприятное чувство, будто он внимательно считает отмеренное ему количество клешней. — А заодно и узнать, не нужна ли моя помощь.
Первым моим желанием было немедленно отказаться от какой-либо помощи: этот человек, при всей его нарочитой любезности, всегда казался мне неискренним и вызывал неосознанное отторжение. Но я заставила себя сдержаться и как следует обдумать его слова. За скудный остаток торговых судов в порту каждый день шла нешуточная борьба, и если бы я могла оплатить фрахт вперед, а не в счет будущих доходов от продажи, это значительно увеличило бы мои шансы получить место на корабле для партии свежего масла…
— По правде говоря, небольшой займ нам бы и в самом деле не помешал, — поколебавшись, ответила я. — Расходы теперь непомерные, военные сборы опустошают сбережения, а нам, к тому же, пришлось озаботиться наймом охраны, ведь у меня дети… Я была бы крайне вам признательна, если бы вы ссудили небольшую сумму под дружеский процент.
Мои финансовые затруднения, кажется, дона Барсену только порадовали. Его глубоко посаженные глазки восторженно забегали, он положил пухлую влажную ладонь мне на руку и вкрадчиво произнес:
— И более того, донна Вельдана! Я готов взять на себя все ваши заботы. Я могу помочь донне Адальяро заново отстроить конюшни, купить крепких лошадей, оплатить найм рабочих, чтобы вы не утруждали себя сбором урожая, — невзирая на мои слабые протесты, он сгреб мою руку ладонью и прикоснулся губами к кончикам моих пальцев.