Страница 223 из 245
— Нет уж, вы останетесь тут, донна. Ребятки, сходите наверх, — кивнул Хорхе подельнику.
Те не заставили себя упрашивать и вновь исчезли. Хорхе, кажется, немного успокоился и даже повеселел. Когда он приближался ко мне, медленно чеканя шаг, сердце упало в пятки: его сальный взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Вадж, — вдруг сказал Хорхе разбойнику за моей спиной. — Пока Найл и Руф заняты, иди развлеки старую донну, а я займусь молодой.
— А я? — занервничал тот, кто держал Сандро. — Как же я, патрон?
— А ты жди своей очереди, — мрачно велел Хорхе.
— Хорхе, опомнись! — отчаянно выкрикнула Изабель. — Не уподобляйся этому отребью, ты ведь благородный человек! Возьми деньги, возьми меня, если хочешь, но не смей насиловать мать на глазах ее сына!
— Ты мне надоела, старая карга, — властно ответил он, схватил меня за волосы и резким движением впечатал лицом в стол. — А мальчишка пусть учится. Однажды ему пригодится этот опыт.
Хорхе скрутил мои руки у живота и больно прижал меня грудью к столу, так, чтобы я не могла вырваться. Навалился сзади и наглой рукой задрал юбки вверх, обнажая ноги и бедра. В стороне вскрикнула Изабель — из своего незавидного положения я не могла ее видеть, но понимала, что насилия не избежать и ей. Я старалась не думать о том, что сейчас случится. Не чувствовать, как чужая грубая рука ползет по бедру, сжимает ягодицу, разводит пошире ноги…
— Мама! — опять кричал, надрываясь, Сандро. — Не трогай мою маму!
Внезапно где-то над ухом раздался тихий свист, и Хорхе грузно обмяк на мне всей тяжестью своего тела. Еще миг — и неподалеку раздался глухой удар и сдавленный вскрик, а затем снова свист — и стало почти тихо.
Я поднялась и поспешно одернула юбки. В раскрытых дверях кухни стоял Ким с луком Диего в руках. Одна стрела торчала прямо во лбу Хорхе, лежащего навзничь с раскинутыми в стороны руками. В его раскрытых глазах застыло удивленное выражение. Вторая стрела пронзила горло разбойника, собиравшегося изнасиловать Изабель. Вун с окровавленным топором в руке угрюмо нависал над третьим мертвецом. Сандро со слезами и криком уже бежал ко мне.
— Мама, мама! Тебя не убили!
— Не убили, — всхлипнула я, поднимая маленького защитника на руки и прижимая к себе. С признательностью посмотрела на наших спасителей. — Спасибо, Ким. И тебе спасибо, Вун.
— Наверху еще двое, — севшим голосом сказала Изабель. — Позаботьтесь о них.
Она потрогала горло и поморщилась.
— Бабушка, тебя били? — воскликнула Габи, вместе с Сай и Нейлин появившаяся из кухни.
— Ничего… ничего… — бормотала Изабель, тяжело оседая на пол и прижимая к себе взволнованную Габи — так, чтобы та не видела мертвых тел. — Все хорошо, моя милая.
Наши со свекровью взгляды встретились. Думаю, ее проницательность позволила ей увидеть в моих глазах благодарность — за то, что попыталась вступиться за меня. А я в ее глазах прочитала облегчение — и страх за моих детей.
====== Глава 59. Молитвы о чуде ======
Комментарий к Глава 59. Молитвы о чуде глава пока не бечена
Спросите меня, в каком месте мира я хочу оказаться меньше всего, и я отвечу — в Халиссийской пустыне. Днем здесь жарче, чем в пекле, а ночью до костей пробирает холодом. Мы идем уже больше недели, но видим вокруг всегда одно и то же: горячие, зыбкие, послушные ветрам песчаные дюны. Это угнетает.
Проклятый песок забивается всюду: в глаза, в нос, в рот, в уши; кажется, мы даже гадим песком. Глотаем сдобренные песком черствые лепешки и запиваем их мутной теплой водой, в которой плавают крупинки песка. Но даже такую воду приходится беречь: обозам по пустыне не пройти, всю снедь приходится тащить нескольким купленным у кочевников верблюдам, а последний из северных притоков реки Трехглавой мы миновали три дня тому назад.
Иногда мы видим следы пребывания халиссийцев, что прошли перед нами: по истоптанным барханам, по обглоданным лошадьми чахлым кустарникам, по оброненным тут и там конским подковам, еще не до конца утонувшим в песке. Но нагнать их не получается: кажется, они всегда на два шага опережают нас. Днем идти невозможно: даже выносливые южные лошади выбиваются из сил на такой смертельной жаре. Встаем ранним утром, едва над пустыней начинает сереть рассвет, и идем почти до полудня; следующий переход приходится на вечер, после того как испепеляющее солнце склоняется за горизонт.
Среди ночи делаем привал, чтобы ухватить несколько коротких часов сна в леденящем холоде. Дрова тоже приходится беречь: для ночного костра используем собранные за день комья катун-травы, но тепла она дает мало, да и сгорает быстро.
Прищурившись, смотрю на огонь и невольно потираю основания пальцев на ладонях. Чем дальше ухожу от Кастаделлы, тем сильнее меня одолевает тоска по Вель. И тревога — за нее и детей. Закрываю глаза и представляю, будто она сейчас здесь, склоняется над моими руками и трогает пальцами зажившие шрамы от ожогов, свежие мозоли, оставленные поводьями. «Джай, — говорит она в моем воображении. — Что это?..»
— Что это? — врывается в задремавший рассудок окрик дозорного.
Я трясу головой, прогоняя незаметно подкравшийся сон, несколько раз моргаю и всматриваюсь в горизонт. В последнее время стал замечать, что зрение ухудшилось. То ли возраст сказывается, то ли плохая наследственность, то ли старая травма от щита Несущего Смерть… Никому не говорю, что начинаю слепнуть: нельзя показывать слабость перед бойцами. Но не надо обладать зоркостью орла, чтобы разглядеть на горизонте крошечные светящиеся точки.
Вражеские огни.
Они повсюду. Справа, слева, сзади и спереди. Кольцо замкнулось.
Я не ощущаю досады. Не ощущаю тайного злорадства. Не смотрю на выскочивших из укрытий сонных генералов с превосходством — мол, я же говорил!..
Не чувствую страха. Просто принимаю как данность. Этого следовало ожидать.
В мгновение ока лагерь саллидианцев поднимается по тревоге. Кольцо огней становится шире — и при этом будто бы сжимается. Кажется, я даже различаю в холодном воздухе пустыни воинственный звук барабанов. Нам дают понять, что из ловушки не выбраться.
— Сколько их там? — озабоченно спрашивает маршал.
— Темно, не видать, дон ди Мендес, — рапортует дозорный.
Я замечаю, как кончики пальцев солдата нервно подрагивают.
— Сколько их может быть? — обращается маршал уже ко мне.
— Полагаю, что много, — отвечаю как есть. — Они точно знают, сколько нас, и наверняка уверены в своем численном превосходстве. Иначе не обнаружили бы себя.
Маршал смотрит на меня испытующе, как будто ждет чудесного решения. Но время чудесных решений закончилось еще на границе.
— Мы примем бой, — говорит он с вызовом, продолжая почему-то смотреть на меня.
Как будто я собираюсь спорить.
— Да, господин маршал, — отвечаю по уставу, поднимаясь на ноги. — Мы примем бой, другого выхода нет.
— Отправить разведчиков, — принимается раздавать команды маршал. — Обеспечить заграждения. Полкам построиться в круговую оборону, с достаточной свободой маневра. Укрыть продовольствие, подготовить запас стрел, болтов и пуль, в центре расположить резерв из сильнейших бойцов.
— Господин маршал! — вклинивается в речь главнокомандующего один из дозорных. — К вам переговорщик.
— Переговорщик? — изумляется генерал Серрано. — С каких это пор халиссийцы начали проводить переговоры перед боем?
— Веди сюда, — не обращая на него внимания, велит маршал.
Приводят тщедушного полуголого паренька — не старше двенадцати лет. Хитрый ход. Такого не жаль потерять в качестве бойца, если его решат умертвить, и при этом возраст позволяет надеяться на милосердие врага. Но что он может сказать умудренным в боях взрослым донам?
Паренек смотрит волчонком, но держится со знаменитым халиссийским достоинством.
— Кто прислал тебя? — спрашивает маршал на южном наречии, но мальчишка непонимающе мотает головой. Я повторяю вопрос на халиссийском.
— Мой командир, — с готовностью отвечает переговорщик.