Страница 55 из 149
Уловив их, он встает в охотничью стойку: приподнимает корпус, раскрывает клешни и расставляет свои восемь ног так, чтобы получился почти идеальный круг{486}. Теперь он может вычислить, откуда именно идут поверхностные волны, подмечая, когда они докатываются до каких ног. В эту сторону он и бежит, а потом снова замирает и ждет следующей волны. Когда она прибывает, он снова поворачивается и бежит, с каждым следующим сотрясением песка приближаясь к цели. Если он наткнется на что-то клешнями – схватит и ужалит. Если, добравшись до источника волн, он ничего там не находит, он понимает, что добыча закопалась, и выкапывает ее.
Открытия эти, в полном соответствии с их содержанием, потрясли ученых. Они были сделаны за десять с лишним лет до того, как Карен Варкентин нашла свой лягушачий пруд, а Рекс Кокрофт начал слушать горбаток. В то время исследование поверхностных вибраций было еще более экзотической областью науки, чем сейчас. Специалисты знали, что животные чувствуют такие вибрации, но мало кто верил, что они способны отыскать по волне ее источник – ведь и человек не способен отыскать эпицентр землетрясения без специального оборудования[155]. Таким же абсурдом казалось предположение, что это можно проделывать на сыпучем песке, кристаллики которого заглушают и поглощают вибрации вместо того, чтобы их передавать. Но безукоризненно выполненные эксперименты Браунелла и Фарли четко продемонстрировали ошибочность этих предположений. Песок, почва и твердая земля на удивление хорошо передают поверхностные волны, причем эти волны достаточно сильны, чтобы их улавливали животные, и достаточно информативны, чтобы ими можно было воспользоваться. А также достаточно интересны, чтобы ими занялись ученые – после чего их коллеги догадались поискать сейсмическое чувство и у других животных. Далеко ходить не пришлось.
Поверхностные волны, распространяющиеся по песку, используют при охоте и личинки муравьиного льва. Но вместо того, чтобы самим наскакивать на жертву, они заманивают ее к себе. Вырыв в песке воронку, они затаиваются на дне, закопавшись всем своим округлым каплевидным телом и выставив наружу только огромную распахнутую пасть. Эта воронка – идеально устроенная ловушка: достаточно мелкая, чтобы стенки не грозили обрушиться, но достаточно крутая, чтобы любой угодивший туда муравей соскальзывал вниз при попытке выбраться. Шаги муравья, даже отчаянно перебирающего ногами, вряд ли можно назвать тяжелыми, но муравьиному льву, тело которого покрыто щетинками, улавливающими колебания амплитудой меньше нанометра, этого достаточно{487}. Он чувствует поступь муравья, еще когда тот появляется около ловушки, и уж тем более, когда он попадает внутрь. В этот момент хищник забрасывает барахтающуюся жертву песком, создавая лавину, которая еще больше дестабилизирует сыпучую поверхность под ногами муравья{488}. В конце концов тот скатывается прямо в пасть льву, где его ждет ядовитый укус. Тут он перестает барахтаться, и вибрации прекращаются.
Другие хищники эксплуатируют во время охоты сейсмическое чувство своих жертв. Каждый апрель в городе Сопчоппи, штат Флорида, проходит фестиваль, посвященный давней традиции «выскребания червей». С 1960-х гг. несколько местных семей уходили в лес, втыкали в землю колья и скребли их чем-нибудь железным, создавая вибрации. Вскоре на поверхность выползали сотни крупных дождевых червей, которых можно было собирать ведрами и продавать как наживку. Некоторые выскребатели полагают, что эти вибрации имитируют звук дождя, но Кен Катания – тот самый, который изучал крота-звездоноса, – доказал, что они ошибаются{489}. Побывав на фестивале в Сопчоппи в 2008 г., он установил, что на стук капель черви почти не реагируют, зато пулей вылетают на поверхность, уловив вибрации, исходящие от роющего крота (или хотя бы звук этих вибраций в записи). Стратегия в принципе разумная, поскольку наверху крот свою добычу преследовать не будет. Однако некоторые наземные хищники догадались выманивать червей, намеренно сотрясая почву. Этим занимаются серебристые чайки, лесные черепахи – и, как мы уже знаем, флоридцы. Выскребатели червей десятилетиями, сами того не подозревая, имитировали крототрясения[156].
Судя по всему, животные начали ощущать сейсмические вибрации с того момента, как выбрались из моря на сушу. Первые позвоночные, решившиеся на этот шаг, – древние земноводные и пресмыкающиеся, – скорее всего, клали свою большую голову на землю, так что поверхностные волны передавались по челюстным костям к внутреннему уху. У предков млекопитающих три челюстные кости переориентировались на передачу звуков, распространяющихся по воздуху. Уменьшившись и сместившись, они превратились в мелкие косточки среднего уха – молоточек, наковальню и стремечко. И теперь, вместо того чтобы передавать поверхностные вибрации, поступающие от земли через челюсть, они передают звуки, поступающие из воздушной среды через внешнее ухо и барабанную перепонку.
Однако древний механизм передачи через кость все еще действует: вибрации могут передаваться непосредственно во внутреннее ухо через кости черепа, минуя и внешнее ухо, и барабанную перепонку. Велосипедисты и бегуны пользуются аудиоустройствами «с костной проводимостью», чтобы слушать музыку, не затыкая уши обычными наушниками. Страдающим нарушениями слуха облегчают жизнь слуховые аппараты на основе костной проводимости, а глухим танцорам предлагается специальный вибрирующий танцпол. Обычный слух тоже отчасти обеспечивается костной проводимостью, поэтому собственный голос так часто кажется нам чужим в записи. Запись воспроизводит лишь те составляющие голоса, которые распространяются в воздушной среде, но не вибрации, передаваемые костями черепа.
Другие млекопитающие изменили собственную анатомию, чтобы лучше улавливать вибрации посредством костной проводимости, заново обретая сейсмическое чувство, которым обладали их предки. В песках пустыни Намиб на юго-западе Африки обитает златокрот. Он практически глух к звукам, распространяющимся по воздуху, поскольку внешние уши у него совсем маленькие и закрыты мехом. Однако он очень чутко ощущает вибрации – благодаря молоточку, одной из костей среднего уха{490}. Эта кость у него просто огромная: хотя сам златокрот весит около 30 г и умещается на ладони, молоточек у него крупнее, чем у нас[157].
Выбравшись ночью на охоту, златокрот либо ковыляет по намибским дюнам, либо «плывет» в верхнем слое рыхлого песка, загребая похожими на весла лапами{491}. Он ищет далеко отстоящие друг от друга скопления дюнной травы, где могут гнездиться вожделенные термиты. Как предполагает Питер Наринс, колышущаяся на ветру трава вызывает в песке слабые низкочастотные вибрации, которые златокрот улавливает, периодически зарываясь в него верхней частью туловища{492}. Эти вибрации передаются через молоточек в его внутреннее ухо, и вокруг животного, словно гудящие маяки, обозначаются скопления растительности[158]. Сейсмическое чувство у златокрота настолько острое, что, несмотря на слепоту, он передвигается между отдаленными скоплениями практически по прямой.
Златокроты, дюнные скорпионы, муравьиные львы и дождевые черви обладают слабым зрением и живут либо в земле, либо прямо на земле. Поэтому вполне логично (и по здравому размышлению, пожалуй, даже очевидно), что они должны воспринимать вибрации почвы. Гораздо труднее заподозрить сейсмическое чувство у существ, которые чаще отрываются от земли. Так, например, множество механорецепторов, чувствительных к вибрации, находятся в брюшных мышцах у кошачьих. Получается, когда кошка припадает к земле во время охоты, она не просто затаивается, а заодно улавливает вибрации от потенциальной добычи? Чует ли лев дальний топот стада антилоп «нутром»? «Не исключено, что вальяжно раскинувшийся на земле лев не предается врожденной лени, как уверяют документальные фильмы о природе, а старательно несет дозор», – писала Пегги Хилл в своей книге о вибрационной коммуникации{493}. Сама Хилл признает, что эти гипотезы можно «встречать аплодисментами, а можно освистывать», но вопросом этим, на ее взгляд, задаться стоит. Сейсмическое чувство долго не замечали, и биологов, судя по всему, от обнаружения неизведанной грани самых вроде бы привычных и знакомых животных обычно отделяет одно-единственное случайное наблюдение.