Страница 54 из 149
Кроме того, передающиеся по воздуху звуки ограничены тем, что распространяются сразу в трех измерениях, поэтому волна быстро теряет энергию. Насекомые компенсируют этот недостаток звуков тем, что сосредоточиваются на узком диапазоне частот и в основном просто стрекочут. Поверхностные же волны, в отличие от звуковых, распространяются только в одной плоскости, поэтому дольше сохраняют свою энергию. У насекомых, которые пользуются для обмена сигналами именно этим каналом, простор для творчества гораздо шире: они могут позволить себе и повышения-понижения тональности, и сочетания разных колебаний, и перкуссионный фон. Вот почему их звуки больше похоже на птичьи.
Горбаток насчитывается более 3000 видов, и поверхностные волны они используют по-разному[153]. У кого-то детеныши синхронными вибрациями подзывают мать, почуяв опасность{477}. У кого-то мать с помощью вибраций успокаивает детенышей, чтобы те своей панической тряской не привлекли еще больше желающих поживиться{478}. Десмодиевым горбаткам, таким как та, которую мы слушали в лаборатории Кокрофта, поверхностные волны помогают собираться вместе. Стоит одной заурчать – и другая, оказавшаяся в пределах досягаемости, откликается резким щелчком. Тогда обе движутся друг к другу, урча и щелкая (как при игре в жмурки, когда водящий кричит «Марко!», а игроки в ответ – «Поло!»), пока наконец не сойдутся. Примерно то же самое происходит и в брачный период{479}. Самец издает вибрирующее повизгивание, за которым следует цепочка пронзительных прерывистых сигналов. Если самка слышит его и готова откликнуться, она гудит, дослушав песню до конца. По этой гудящей вибрации самец определяет, в какую сторону двигаться, подбирается чуть ближе и снова взвизгивает. Самка снова гудит, и так, постепенно, участники дуэта находят друг друга. Но если на том же растении находится еще один самец, на последних звуках серенады первого самца он перебьет ее своим визгом, что заглушит ответ самки. Первый самец в отместку перебьет серенаду второго, и так раз за разом они будут мешать друг другу. «Если самцов больше одного, самку они ищут долго», – подытоживает Кокрофт[154].
Горбатки могут собираться на одном растении сотнями, и какая-то часть из них запросто может самозабвенно вибрировать. На таком стебле царит шум и гам, как на оживленной улице, – крики о помощи, призывы угомониться, приглашения на встречу и зов плоти в самом буквальном смысле. Если вы до сих пор не слышали о горбатках, но хотя бы иногда бываете на природе, вы почти наверняка сидели рядом с ними, ведать не ведая о проходящих под самым вашим ухом концертах. И это лишь один из множества исполнителей сводного вибрационного хора. Гусеницы бабочки-серпокрылки Drepana arcuata скребут анусом по листу, приглашая других гусениц на общее собрание{480}. Муравьи вида псевдомирмекс акациевый яростно защищают «свои» деревья от пасущихся млекопитающих, едва почуяв вибрации, создаваемые жующими ртами{481}. Даже те виды, чьи звуки мы слышим, нередко подают вибрационные сигналы, о которых мы и не догадываемся. Кокрофт включает мне записи преобразованных вибраций со стеблей растений, на которых стрекочущие цикады мычат, как коровы, а кузнечики ревут, как заводящаяся бензопила. «Меня поражает это невероятное многообразие природы, которая и без того казалась такой многообразной», – говорит он.
Между тем приобщиться к этому многообразию на удивление просто, даже если у вас нет лазерного виброметра. В 1949 г., за три десятилетия до изобретения подобных приборов, шведский пионер энтомологии Фрей Оссианнильссон расслышал вибрации кобылочек, поместив травинки с насекомыми в пробирки, а потом поднеся пробирки к уху{482}. Ему, скрипачу с тренированным слухом, не составило труда передать услышанное нотной записью. Сегодня, чтобы послушать кобылочек, Кокрофту достаточно дешевой колонки и цифрового диктофона, подсоединенного к петличному микрофону, вроде тех, которые используют гитаристы. С этим комплектом он и бродит в свободное время в поисках вибраций, наугад цепляя микрофон к стеблям, листьям и ветвям в ближайших парках и даже на собственном заднем дворе. В большинстве случаев ему удается услышать что-нибудь новенькое. Я прошу его показать, как это происходит.
Мы доезжаем до парка в нескольких минутах от его лаборатории. На солнечной полянке, окруженной стеной высокой травы, Кокрофт со своими студентами опускаются на колени и начинают цеплять микрофоны к растениям. Поначалу мы ничего не слышим. Сейчас конец сентября, сезон вибрационных песен уже на исходе, а все звуки тонут в сильных порывах ветра. Я слышу, как топочет гусеница, как бухается на лист увесистый жук, но никаких чарующих мелодий, которые я надеялся послушать не в записи, до меня не доносится. Полчаса проходят впустую, Кокрофт извиняется, и мы уже думаем сворачиваться, но тут нас зовет одна из студенток, Брэнди Уильямс. «У меня тут просто бомба!» – заявляет она.
Мы подходим. Из ее колонки доносится… хихиканье? «Хе-хе-хе-хе!» – гиена какая-то, а не насекомое. «Хе-хе-хе-хе!» Микрофон Уильямс прикрепила к первой попавшейся травинке, никаких насекомых на ней не видно. И тем не менее, кто-то там явно есть. «Хе-хе-хе-хе!» Вибрации горбаток и других насекомых пока слушает так мало людей, что вероятность записать то, что до тебя не записывал еще никто, существует всегда. Я интересуюсь у Кокрофта, знакомо ли ему это загадочное хихиканье. «Что-то похожее было, – говорит он. – Но это ли… Не знаю. На свете так много видов».
Удовлетворенные результатами, мы возвращаемся к машине Кокрофта. Я вдруг остро осознаю, что на любом растении, мимо которого мы проходим, может вибрировать целый хор. Я думаю о вибрациях, которые мы сами производим на каждом шагу, – сейсмических поверхностных волнах, расходящихся от любого соприкосновения нашей ступни с землей. Хотя мы слышим хруст веток или чавканье размякшей земли под ногой, мы не чувствуем сотрясений, которые вызывает наша поступь. Зато их чувствуют другие животные.
В пустыне Мохаве воцаряются ночь и тишина. Если не считать воя одинокого койота и едва слышного гула пролетающего вдалеке самолета, воздух безмолвен. Однако дюны просто гудят от вибраций. Под крохотными лапками насекомых, выбравшихся на кормежку, дрожит песок – эти волны очень слабы и недолговечны, но дюнному скорпиону достаточно и их.
Дюнный скорпион – один из самых распространенных обитателей пустыни Мохаве – ест все, что удастся ухватить и ужалить (в том числе других дюнных скорпионов). В 1970-е гг. Филип Браунелл и Роджер Фарли поняли, что эти скорпионы кидаются на любой объект, движущийся или приземляющийся в радиусе полуметра от них. «Яростную атаку спровоцировало даже осторожное поглаживание песка прутиком, – писал впоследствии Браунелл в журнале Scientific American. – При этом мотылек, который трепыхался в моих пальцах в нескольких сантиметрах над скорпионом, его не заинтересовал»{483}. Напрашивался вывод, что дюнный скорпион отыскивает свою добычу по поверхностным волнам.
Чтобы проверить эту гипотезу, Браунелл и Фарли помещали скорпионов в хитроумно сконструированный террариум с песком: поверхность песка выглядела сплошной и гладкой, но в действительности посередине имелся скрытый воздушный зазор, гасивший вибрации и не дававший им распространяться из одной половины террариума в другую{484}. Скорпион, находясь на одной половине, не подозревал, что на другой половине исследователи тычут палочкой в песок, даже если палочка оказывалась в паре сантиметров от него. Но, переступив хотя бы одной ногой через разделительный зазор, скорпион начинал ощущать всю поверхность песка и поворачивался на любое возмущение.
Его сенсоры находятся в ногах{485}. На сочленении, которое можно условно назвать голеностопом, располагается восемь щелей – словно кто-то надрезал экзоскелет острым ножом. Это щелевидные сенсиллы, органы улавливания вибраций, имеющиеся у всех паукообразных. Каждая щель перекрыта мембраной и соединена с нервной клеткой. Когда до скорпиона докатывается поверхностная волна, приподнимающиеся песчинки давят на ступню, и щели сжимаются – совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы сдавить мембрану и заставить нерв сработать. Чувствуя незначительные изменения в собственном экзоскелете, скорпион улавливает шаги потенциальной добычи.